Сашка. Роман. Часть вторая. 1-5

   1      
 
        Вагон дрогнул и стронулся с места. Сашка посмотрел на перрон в окно. Люди на перроне махали руками и шли за поездом.
        - Есть захочешь, скажи, - отвлёк Сашку дядя Леша.
       Сашка сморщил нос, показывая дяде, что тот мешает  смотреть. А за окном плыли огороды, дома.
        - Дядя Лёша!- крикнул Сашка – Дом наш, глянь!
        - По-моему, ваш дом не в этой стороне.
       Сашка продолжал поглядывать на домики, на детей, похожих на копошащихся муравьёв, на крохотную машинку.  Картинки сменялись, будто он листал  книжку.
        - Дядя Лёша, а нам далеко ехать?
        - Тебе уже надоело ехать?
        - Нет, мне ехать нравиться.
       Сашке стало жаль, что нет Вовки. Но  вспомнив, как брат отлупил его, решил, что без него лучше. Зато воспоминание отвлекло его. Поезд затормозил. Сашка увидел четыре дома и небольшое здание с колоколом на стене.
        - Маленькая станция! - воскликнул Сашка.
        - Это полустанок,- рассеяно ответил дядя, погружённый в раздумья.
       На него в данный момент нахлынули воспоминания, что бывают у тех людей, у которых нет дел, а свободного времени хоть отбавляй. Он вспомнил, как, в Ленинградском машиностроительном институте он влюбился в студентку Машу Ярову. О, Маша! Девушка невысокого роста, блондинка. Но главная её красота –   это синие глаза с чёрными  ресницами. Он тонул в омуте их, уходил в них душой. Маша в таких случаях, улыбаясь, спрашивала его: «Лёша, что с тобой?» 
       Его раздумьям помешал Сашка, попросивший есть. Алексей Трофимович достал из сумки масло, булки и ветчину. После трапезы дядя предложил малышу лечь и уснуть. Поезд остановился на станции. Надев пиджак, Алексей Трофимович, глянув на Сашку, который лёг на полку, вышел из купе. Оставшись один, Сашка  заволновался. Паровоз свистнул. Вагон дёрнулся. Потом он дёрнулся ещё раз, и у Сашки заколотилось громко сердце. Такого волнения он ещё не испытывал. Он глянул в окно, но перрон закрыл товарный состав. Сашка собрался было пустить слезу, но вошёл дядя, в руке держа бутылку вина.
       - Испугался?- присаживаясь рядом, спросил он.- Зря –  я не маленький, чтобы отстать. Вообще-то думал, что ты уснул.
       Сашка с благодарностью посмотрел на дядю, пальчики рук его дрожали.
       - Да ничего же не случилось,- продолжил  успокаивать его дядя.- Всё хорошо, ложись и спи.
       - Не хочу спать.
       Скачков вынул из сумки стакан и плеснул в него  вина.
       - Выпей,- подмигнул.- Уснёшь быстро.
       Малыш понюхал.
       - Это вино? Оно сладкое?
       - Должно быть.
       Малыш глотнул и ещё поел; и быстро уснул.
       Тук-тук, так-так стучали колёса. За окном темнело. Алексей Трофимович пил вино, глядя в окно. На небе не было звёзд; но вот одна засияла. «Так и в жизни,- подумал он.- Счастье у человека одно, и его не так просто найти – свою звезду средь прочих, но если и найдётся она, то её могут закрыть тучи». Он выпил остаток вина и стал думать, что его звездочка  погасла. А так всё было хорошо: на последнем курсе  института они с Машей подумывали уже о свадьбе, и он себе представлял, какой карапузик будет у них. Думая так, Алексей Трофимович посмотрел на Сашку. «Нет, такого  сына у меня не будет - наверное, не будет».
       Хорошо или плохо, но он встретился с Ксюшей. В ней увидел какое-то сходство с Машей. За это и полюбил, хотя простой, не романтической любовью. Может, она спасла его, когда ему приходилось видеть, как достойные люди и отребье хлебали вонючую баланду и зубы выплёвывали, заболев цингой. Он положил голову на стол, опустевшая бутылка упала со стола. Но Скачков не услышал её стука: он спал.

                2

       В тридцать девятом году его арестовали на нелегальном студенческом собрании и отправили с группою студентов этапом на строительство заполярного города металлургии, Норильска. В деле у  заключённых значился северный порт Дудинка, металлургический комбинат. Поместили осужденных в   трюм баржи. Тридцать шесть арестантов, студенты, повидавшие мало в жизни. Правда, были с ними ещё профессор, бойкий в свои лета, и преподаватель иностранного языка. 
       Плыли, плыли, наконец, услышали, что впереди  Карские ворота. Значит, до порта Дудинка  осталось недалеко. Так представляли себе путь молодые заключённые.
       В те дни Скачков старался меньше думать о том, что ожидает его, перебивал тревожные мысли воспоминаниями о студенчестве и, конечно, о глазах Маши. «Ради них он выживет, пусть и тяжкими будут    испытания» - укреплял он себя такой мыслью. Минуло с тех пор много времени, но до сих пор он в снах, похожих на кошмар, видит минуты ареста, дни заключения и допросы. И часто вспоминает слова девушки: «Лёша, помни, ты всегда в моём сердце…». Эти слова были ему ярким светом и в камере, и в хаосе этапов и пересылок, заглушали стук каблуков часовых.   
       Жизнь и на свободе не баловала его: мама умерла, когда было ему девять лет; умер и отец, правда,  позже. Доучивал его старший брат, окончивший Вуз и работающий на различных стройках. Есть у него и сестра, но она с мужем куда-то уехала. Текущие события были стремительны, сестра и брат, которого переводили со стройки на стройку, вряд ли знают что-нибудь о нём, и узнают ли?

                3

       Сашка проснулся. Дядя, стоя с полотенцем на шее, предложил ему умыться. Мыться Сашка не любил. Поняв это, дядя сказал, что быть грязным очень плохо. Сашке пришлось согласиться. Но туалет оказался занятым. Мимо прошли два мужика – высокий и низкий. Низкий улыбался, чтобы, как решил Сашка, окружающие видели его зубы.
       - Дядя Лёша,- сказал он,  - видел какие зубы?
       - Это золотые.
       - А почему у тебя не такие?
       - Мне не нужно.
       - А я когда вырасту, у меня будут зубы, как у  дяди, чтобы сверкали на солнце.
       Дядя Лёша промолчал. Из туалета вышла тётя. День в купе летел быстро. Завтракали вкусно, еду запивали пивом, которое Сашка впервые попробовал. В купе вошли тётя и девочка с курчавыми волосами. Волосы у девочки вылезли из-под шапочки, делая её красивой, похожей на Зину. Сашка смотрел на пассажиров, но больше на девочку. Только когда она сняла  шапочку, на неё смотреть стало не интересно. Сашка уставился в окно, обрызганное каплями.
       Потом дядя собрал вещи и помог одеться Сашке. Он взял чемодан, сумку, и они выбрались из купе. В коридоре толпились пассажиры, все с вещами. Поезд остановился.

       Серый вокзал показался малышу большим. Внутри его суетились люди. Чтобы не отстать и не потеряться, Сашка держался за ручку чемодана. Покидали вокзал в противоположные двери. Сашка удивился и сказал:
       - Батюшки, проходной двор!
       Так говорила бабушка, когда они с Вовкой входили в двери, а выбирались в окно, чтобы попасть в огород.
       - Город Красноярск,- оглядываясь по сторонам, сказал дядя Лёша.
       Таких высоких зданий Сашка никогда не видел. Он взирал на них из автобуса, когда они ехали по широкой улице, которой, казалось, не будет конца. За окном сыпал дождь, по тротуару катились, как мячики, жёлтые листья. От большой улицы отделялись узкие улочки, по бокам которых стояли домики, такие, как в городе, где жил Сашка. Далеко, около горизонта, стояла  башенка. Когда вышли  из автобуса, Сашка показал дяде на неё. Дядя сказал:
       - Это часовня.
       Они остановились у кирпичного дома. Отсюда хорошо была видна часовня. Дождь престал моросить, небо вдали превратилось в голубоватый просвет. Часовня, освещённая ярко до шпиля, выглядела так, словно её нарисовал художник. Алексей Трофимович смотрел задумчиво на контраст полутьмы и света у горизонта и на часовню.
       - А что мы стоим?- очнулся он.- Пойдём в гостиницу.
      
       В гостинице им дали ключи от комнаты с широким окном и бардовыми шторами. В ней стояли три кровати, столик и три стула; к каждой кровати примыкала тумбочка, накрытая салфеткой, стеклом блестели графин со стаканами.
       - Ну вот,- сказал дядя Лёша, присев на стул,- здесь   отдохнём, сил с тобой наберёмся, чтобы продолжить  путь. Хотел  тебя на самолёте прокатить, но дешевле будет на пароходе.
       Сашка был согласен плыть и на пароходе, лишь бы скорей попасть туда, где растут маленькие деревца. Они спустились на первый этаж, в столовую. Кушаний дядя взял много, а сам налегал на пиво. Сашка плотно наелся и начал пощипывать живот. Но дядя продолжал угощать его:
       - Кушай, дружок, кушай, съешь котлету и колбасу, а картошку отодвинь.
       Малыш старался, но уже ничего не лезло ему в рот. Заметив это, дядя поднялся. Но не мог Сашка оставить на тарелке котлету. Он запихал её в карман. В раздевалке тётя подала дяде Лёше плащ, а Сашке пальто, местами прошитое нитками. У пальто был хорошим только воротник, который Сашка поднимал в дождь, но и у него шерстинки торчали во все стороны.
       Дядя повёл малыша в дом, где стояли за стёклами ненастоящие тёти и дяди в красивой одежде. Это был магазин, на прилавках которого лежали рулоны материала. Здесь же продавалась детская одежда. Дядя велел примерить Сашке коричневое пальто. Сашка с радостью оделся и глянул на дядю. Но дядя ему предложил примерить другое пальто, чёрного цвета.
       - Вот это подойдёт,- сказал.
       Они вышли из магазина. Но направились не к гостинице, а в автобусе поехали к окраине города. Потом шли по улочкам, отыскивая сухие места,  но ноги всё равно находили лужу и грязь. Дядя сказал, что они идут к приятелю его отца.
       Ноги у малыша промокли, ботинки отяжелели, но он старался не отстать от дяди. Наконец подошли к дому с забором. С боку ворот была лавочка. Сашка сел на неё, так как очень устал. Но дядя вошёл в ограду, и пришлось Сашке подниматься. Перед крыльцом с перилами, выкрашенными в зелёную краску, лежала  толь. Сашка вытер  ноги об неё и за дядей вошёл в сени. В нос ему ударил запах кваса. На лавке стояли два ведра, на гвозде висело коромысло, а под лавкой торчало корыто, в которое Сашка запихал старое пальто.
       Они вошли в избу. Сашка увидел, как какой-то дядя обнял дядю Лёшу, говоря:
       - Вот так встреча! Надо же, где довелось свидеться!
       Рядом с ними стоял дед; он сжимал и разжимал кулак, который был не меньше Сашкиной головы. Но лицо у деда было доброе. Белая борода его дрожала, он морщил мясистый нос и покачивал головой. Дядя Лёша назвал другого дядю Эдиком. Они были похожи друг на друга, только подбородок у дяди Лёши был с ямочкой, и он глаза не щурил, как тот дядя.
       - Что стоим, пошли к столу,- как из бочки, прогудел дед.
       Все направились в другую комнату. Сашка, постояв, сел на порог. Но, вспомнив, что на нём новое пальто, поднялся. Из комнаты донеслись разговор и смех, дед  будил  кого-то:
       - Вставай, глянь, кто пожаловал!
       - Лёшенька!- женский голос.- Подойди ближе, голубчик.
       - Вот те раз!- пробасил дед.- Сама поднимайся!
       Койка скрипнула, по полу прошлёпали чьи-то босые ноги. «Наверное, обнимаются» - подумал Сашка. В подтверждение  услышал чмоканье. «Ну вот, ещё и целуются».
       - Я не один пришёл,  тётя Настя,- сказал дядя Лёша.
       - С кем же?- женский голос.
       - Сынка везу на Север.
       - Сынка?- хором спросили.
       - Да. Сейчас расскажу… Саша, иди сюда!- позвал дядя.
       Сашке не хотелось идти туда, где все, кроме него,  были свои.
       - У меня ботинки грязные,- отозвался он.
       Толстая тётя, в халате с цветочками, вышла из комнаты.
       - Боже мой, такой милый мальчик и в грязных ботинках!- всплеснула она руками.
       Прошло какое-то время. Сашка сидел за столом, на котором пыхтел блестящий самовар. Ноги ему согревали тапочки. Тётя положила Сашке на тарелку  ватрушки, налила чаю в красивую чашку, забелив чай молоком. Сашка выпил чай, но тётя стала уговаривать его съесть ватрушку, перестав стесняться. Тогда Сашка, глянув на дядю Лёшу, сказал:
       - У меня ещё с того живот полный.
       Котлета в его кармане развалилась, карман прилип к боку. «Дела идут хорошо, если бы не котлета» - подумал он. Пришёл дед и выставил на стол полдюжины бутылок.
       - Куда столько зелья?- спросила тётя.
       - Отмечать будем!- потёр ладони дед.
       После чая Сашку потянуло ко сну. Приметив это, тётя  отвела его в другую комнату, где стояла кровать с расправленной постелью. Едва коснувшись подушки, Сашка уснул.

                4               

       Далеко может забросить человека судьба. И порой так намотает его по свету, оторвав от родных, что многое стирается у человека из памяти. Многое, но не главное.
       Эдуард Трофимович, выпив стакан вина, ладонь положил на плечо младшего брата и, избрав  поучительный тон, проговорил:
       - Лёша, знаешь, что я желаю тебе добра. Оставь свой  Север – ну что ты привлекательного нашёл в  Заполярье?
       - Эдик,- возразил Алексей Трофимович, - о чём ты? Ведь ты ничего не знаешь. Послушай...
       - Нет!- перебил его Эдуард Трофимович.- Послушай  сначала меня, а потом расскажешь.
       Алексей Трофимович  устремил взгляд на брата.
       - Конечно, не знаю, с кем ты, но... Одним словом,- махнул рукой Эдуард Трофимович, - был я в Ленинграде и там встретил твою Машу. - Он хитро улыбнулся.
       При имени её у Алексея Трофимовича загорелся румянец на щеках, глаза засияли от желания узнать подробности.
       - Где ты её встретил?- глухим голосом спросил он.
       - В нашем Управлении,- ответил брат, улыбаясь. – Она стала умолять меня сообщить, где ты. И сказала, что понять не может, почему ты исчез, а ещё сказала, что жалеет, что не смогла найти тебя.
       - И что ты ей ответил?
       - Ну что я мог ей ответить? Я ничего не знал о тебе. Так и сказал. Она рыдать… А я плохой  утешитель, ляпнул, что пора ей тебя забыть… Эх, Лёшка, Лёшка, меня бы вот такая женщина полюбила, птицей  бы полетел к ней.
       - И что дальше, брат?
       - Дальше?  Да она после этих моих слов так глянула на меня… И знаешь что сказала? Что не забывала тебя никогда.
       Алексей Трофимович, туманно глядя на стакан,  через силу, сказал:
       - У меня другая женщина… Мать этого ребёнка.- Произнося это, он мыслями был в Ленинграде.  – Она мне выжить помогла, понимаешь?- Говорил, а мыслями был  в Ленинграде.       
       - Конечно, всегда надо оставаться человеком…- согласился брат.- Но у тебя с Машей была любовь...
       - Эх, брат... - ответил Алексей Трофимович, скривив губы.- И что ещё ты сказал ей?
       - Что я мог ещё сказать? - уже нехотя сказал Эдуард Трофимович.- Что ты исчез...
       - Я исчез?  Да меня же арестовали... Арестовали и отправили на Север. Не успел ни тебе, ни ей дать весточку. Арестовали по политической статье, точней, за мальчишество... – Он умолк, налил себе вина, выпил, и продолжил: - Представь, двести километров гнали нас по тундре... На тридцать шесть арестантов десять конвоиров. Вот так и топали мы под дулами автоматов, не веря, что будет конец этому пути.
       Опьяневшему,  ему хотелось говорить и говорить о  тяжести  минувших лишений.
       - Что скажешь тут? – продолжил он.- Только то, что плохого много, а хорошего нет... Хотя, когда домик первый отстроили и перешли в него из дырявых палаток, конечно, радовались, пусть и был он из старых досок и продувался ветрами. Потом проложили железную дорогу до Дудинки, поезда стали ходить. Я там остался – сначала стрелочником, обходчиком, потом назначили старшим диспетчером станции. Теперь я начальствую на станции второго Норильска. Зэков и сейчас туда везут. А жена моя, Ксения Семёновна, на Север добровольно приехала. Познакомились, поженились... Она призналась, что у неё на Большой земле два мальчика, пока они у мамы. Я решил одного привезти на Север. Паренёк хороший. Эх, жизнь…- Он вздохнул, и, помолчав, продолжил.- Меня освободили, но без разрешения выезжать на Большую землю права не имею. Вот так, брат. Отпустили съездить за мальчиком.
       - Это несправедливо,- пробасил дед, хмуря брови.- Тебя  освободили, так чего? Что наверху глядят? Раз пятьдесят восьмая, так на всю жизнь? И конца доброго человеку не видать?
       - Будет, будет конец извращенцам! - сжимая кулак, проговорил Эдуард Трофимович.- Придут люди, которые мракобесие осудят...
       - Свершились бы думы твои!- выдохнул старик, наполняя вином стакан.- Лексей, ты мальчиком бренчал  на гитаре,- на стенке вон она висит, та самая, лет десять на ней не играли, спробуй.
       Алексей Трофимович принялся настраивать гитару, и она запела, словно плохое настроение сменили на отличное.
       - Давай-ка ту, которую любил твой батя, - попросил дед.
       Алексей Трофимович заиграл старую мелодию.
       - Трофим Трофимович говаривал, что они её пели с Федей Шаляпиным и другом Тришкой,- изрёк дед, вылив остаток вина в стакан.- Бывало, скажет твой родитель: «Тришка, запевай!» Тот и начинал драть глотку, да так драл, что со стола стаканы падали. И где только не певали - на гулянках, дома, и церковного прихода, понятно, не избежали. Но всегда  говорили: «когда  для себя поёшь, горло не болит». А эту песню всегда пели.- Он прищурил глаз, вспоминая слова.- Её  кликали шаляпинской, она отцу твоему нравилась. Раз этой песней соседских поросят так напужали, что они поносили целую неделю. 
       Сашка проснулся от баса деда, которым он пытался  попадать в такт музыке: « Бим-бом, бим-бом, слышен стук кандальный…». « Бим-бом, бим-бом,- к нему присоединился тенор Алексея Трофимовича,- слышим там и тут, нашего товарища на каторгу ведут…». Сашке стало жаль товарища, которого на каторгу ведут, у него заслезились глаза; ему стало жаль и себя, потому что и он едет далеко, где нет ни бабушки, ни  Вовки.

                5

       Солнце ярко светило, как будто не прошло ещё лето, но прохладный ветер у реки как бы подсказывал, что настала осень. К полудню тучи нависли полоской у горизонта.
       Обогнав Скачковых, Сашка направился к реке, чтобы глянуть, на чём им предстоит плыть.
       - Дядя Лёша, а почему нет парохода?- спросил он, обернувшись.
       - Так вон он, курс к нам держит,- ответил дядя, всматриваясь вдаль, где с левой стороны, меж баржами, появился плавучий дом.
       Прозвучал гудок.
       - Как причалит - посадка начнётся,- сказал Эдуард, глянув на часы.   
       «Что-то оба грустные»,- подумал Сашка, глядя на дядю Алёшу и его брата. А ему хотелось поговорить с кем-нибудь из них о пароходе, о веренице барж, о качающемся на волнах понтонном мосте, разъединённом посредине. Но дяди о чём-то говорили. И Сашка подался к воде.
       - Далеко не отходи, скоро уже посадка,- предупредил его дядя Лёша.
       А Сашка и не собирался уходить от плоских камешков, которые лежали на берегу. Он стал их пускать над водой так, что они долго не тонули . Этому научился он, когда жил у тёти Поли. Увлёкшись, он не увидел, как подошли к нему три мальчика. Один из них был выше других. Его глаза уставились на Сашку из-под козырька военной фуражки. Растянув в улыбке большой рот, он задал вопрос:
       - И ты на пароходе поплывёшь?
       Сашка закивал и спросил:
       - И вы?
       - Да, да!- на разные голоса ответили пацаны. 
       - Я с брательником, а эти с матерью,- пояснил большеротый.
       Двое мальчишек были похожи друг на друга - оба с хитрыми  рожицами и тупыми носами.
       - Далеко плывёте?- спросил Сашка.
       - Далеко,- ответил большеротый.- До Туруханска – это до половины Енисея. А ты?
       - Не знаю…- смутился Ерёмин.
       - Эх ты…- прищурил глазки один из братьев.
       Сашка увидел, что губа верхняя у него раздвоена. «Двухгубый,- подумал он, - а вякает». Он посмотрел на дядю, который  стоял с братом у причала.
       - Дядя Лёша!- крикнул Сашка.- Мы с тобой докуда плывём?
       - До самого конца, нам ещё на поезде трястись, Саня, - приложив руку ко рту, ответил дядя Лёша.
       - Слыхали? – гордо сказал Сашка.
       - Да…- позавидовал двухгубый.- Это на Север.
       Сашка, удовлетворённый разговором, швырнул гальку.
       - Всего два блина,- с издёвкой протянул большеротый.- Смотри...
       Он взял камень, но тут мальчиков окликнули. И Сашка поспешил к дяде, так как объявили посадку. У трапа возвышался усатый матрос в белой фуражке, он успокаивал напиравших на трап пассажиров.
       - Граждане!- кричал он.- Не прите, как быки, опомнитесь,  трап не выдержит!
       Народу было много, у всех в руках чемоданы,  корзины, а один мужик бочонок тащил на плече, оглядываясь и сдувая чуб, лезший ему на глаза. Матрос с трудом сдерживал толпу. Но скоро ему надоело уговаривать одурелых, как выразился он, пассажиров, и, сняв фуражку и смахнув со лба пот, он гаркнул, перекричав гул пассажиров:
       - А пропадите пропадом, дурные  головы, будете тонуть - колеса не брошу!
       Он покинул трап и, оказавшись на палубе, облокотился на перила и стал смотреть, молча, на толпу. Загудел  теплоход.
       - Дядя Лёша, мы остались? - заволновался Сашка, держась за ручку чемодана.
       - Успокойся, Саша. Усядутся все, до последнего.
       «Это мы последние,- подумал Сашка.- За нами никого, дядя успокаивает, а сам волнуется».
       Услышав гудок, задние пассажиры стали толкать передних, на трапе получилась свалка. Чей-то узел упал в воду.
       - Ой-ой!- заголосила толстая женщина.- Сейчас  утонет, помоги, родимый! – Она подбежала к усачу, который смотрел, как узел, не спеша, поплыл по воде.
       - Ну что ты, как истукан?- потянула она матроса за руку.
       Матрос, неспешно покрутив усы, пошёл за багром. Алексей Трофимович и Сашка ступили на палубу, которая оказалась не занятой. Сашка увидел  лестницу, которая уводила вниз. По ней и спустились. Тётенька в белом кителе, беловолосая,  красивая, отперла дверь.
       - Ваша каюта,- сказала она, мило улыбнувшись дяде.