Я видел это

Я  видел  это  скозь  закрытые  глаза -

движенье  явленное  чувствам 

                и  уму:

скозь  золото, укрытое  змеей  земли

в  нас  замирала  дрожь

глубин  из  глубины.

Так  эпилептик

беззвучно  валиться  затылком  и  спиной

и  спутанные  тела  его  нити

бессвязно  корчатся. 

Так  мать

на  острие  дитяти  содрогнется,

навничь  опустится,

но прежде  ее  обреченного  стона

вся  мука  в  глазах  ее  отражается.


Она  еще  и  сейчас  в  ней  поет

тонкими  струнами  материнской  любви,

стойными  волнами  ее  крови

и  одной  потерявшейся  в  небе 

птицей

      отчаянья.

Там  светлыми  снами

в  ее  глазах  отражается

мука.


Так  от  удара 

искусством  приобщенного  к  себе

и  к  своей  гибели

                варвара,

а, 

между  тем,

оно 

смещается  в  пропорциях,

трепещет

в  силке  из  трещин  старческих

и 

рушится  всем  телом

на  помост,

и  хватается  губами

за  прах  его  сандалий,

за  полный  жара  дым

его  сапог,

за  стаю  его  гончих  псов,

за  талию  стремлений  топора

и  гильйотины

покончить  с  этой  жизнью

и  очнуться  в  другой,

ничем  еще  не  потревоженной,

руками  девичьими  взрощенной

на  папертях  судьбы

и  рушится  в  пространство,

навеки  изгнанное

из  своих  пределов.


Оно  же

только  рушится,

сметая  в  прах

лучшее  ли,

преисполненное  еще 

при  жизни  своей

забвенья  искреннего...


А  ты  представь  себе  наоборот:

и  этим  ты

быть  может

станешь  ближе

         в  видимому  мною.

Да...

Я  говорил  о  том,

что  мрака  лаву  отвергает

луч  жизни

неопознанным  ключом, -

законом,

до  которого  дойти,

добраться,

доползти 

лишь  многими  дано,

но  избранным.


Так  надо -

обрести  себя  на  миг

и  так  пребыть -

надеждой, 

сожаленьем,

любовью

и  тоскою  вопротясь

в  суровой  истине

безмерного  сличенья

природы  с  оком,

ока  с  расстояньем

и  расстоянье  с

гибелью,

зрящими  извне

и  постигающих 

в  руинах  первозданных,

любовью  и  тоскою  воплотясь

в  суровой  истине 

безмерного  сличенья

природы  с  оком,

праздности  с  умом,

цепей  и  их  данности,

данности

       и  ее  миражей

извергаемых  вулканами

нашей  с  тобой

слепоты

и  постигающих 

в руинах  первозданных

мгновенья  томное  рожденье

в  руинам  обреченной  оболочки

иного  бытия...


Не  ты  ли  я

в  себе  на  веки

из  отвращенных  век

сбежавшая  причина

кулак-клубок 

вен  безобразных,

кровоточащих  пейзажей,

говорящих  руин,

не  ты  ли  плод  слиянья,

его  первый  крик

и  судоброжный  врозь

тупик  конца, -

погоня  дикая, - 

миг  постиженья  жертвы,

осознания  клыков  в  ее  крови,


а  ты  гони  все  эти  наважденья,

грозя  безпочвенно,

раздирая  на  атомы

грудную  клетку  наба,

грозя  судорожно 

самому  Господу

заточенной  культей 

противостояния  слабости.


И  ты  готов  свидетельствовать,

ты  следуешь  за  мной

и,  пребывая  жалом  перерождения  истока,

во  мне  замерзшего,

остекленевшего,

зарытого  по  горло  в  сталь 

и  целиком 

воистину

являясь 

      только  мной?!


Остановись  мгновение!

Ты  не
   
     вы

       но

        симо!


Кто  здесь  претендует

на  извечную  роль  палача?

Кто  здесь  еще

кроме  меня

          наделен

беспечным  мужеством  и  даром

карать  это  последнее,

изгнанное  из  множества 

пустых  созданий,

отличное  едва  ли 

от  прочих,

но  равное  во  всем

качеством  слепка

           во  вдохновение  отверженных

и  кровавые,

извращенные  радости

             всех  побежденных

или  их

предсмертной  размеренной  в  своей  гибели

мелодии,

из  песни  извергающейся 

из  непосильных  недр   

из  предсмертной  мысли?!.


Кто  наделен

и  мужеством  и  даром

карать  последнее

их  множества  других

никем  так  и  не

осознанных  созданий?

Отличное  от  прочих,

но  равное  во  всем

качеством  слепка  с

нашего

     вдохновения,

качеством  наших

посмертных  теней

и

нашего  мужества  в  смерти

равно  как

нашей 

    в  ней  трусости

или  её   всепрощающей

посмертной  маски.


Вот  она  пропадает  в  сугробах

наших  ладоней

Вот  она  взбирается   на 

продавленные  вершины 

нашей  молодости,

на  темные  лики 

нашей  старости.


Выбирать

из  одного  -  только  одно?

Да  как  же  это  вожможно?

Одно  только  предназначенье,

известное  как  судьба.


Зачем  нам  судьба?

Что  мы  в  ней  навсегда  не

                забыли?

Зачем  в  нас  она  ноет

лопнувшей  в  зрачке  струной?


Но  если

    в  любой  последовательности,

    в  любой  пролетающем  в  нас

    обреченным  товарным  составом

    царит  беременная  нашими  последствиями  ложь

    с  извращенными  забвеньем  зрачками

    злаками  в  прах  глубины  обращенными

   
    тогда  нас  знать  лучше,
 
    ведь  там

          белки  наших  глаз,

    схожие  по  вкусу

            с  отравившейся  нашими  надеждами 

                рыбой,

     всплывающей  в  сожженное  небо

     вверх  брюхом,

     страдающее  бессмертым  нерестом

     и  любой  остановкой  в  пути

     вырванная  с  корнями 

     из  всех  наших  путей 

     осознанных  либо  тоскующих  на

     наших  глазах

     разорванными  телами 

     в  нас  впившившихся  змей,

     поющих  нашими  ошпаренными  любовью  глотками,

     терпящих  поражение  за  поражением 

     на  любом,

     их  всех  путей  осознанных -

     в  круг  одинокий  ада,

     на  котором 

     наш  мир  еще  не  замнулся

     но  обязательно  должен.


     Кто  же  здесь
   
              не  палач?

     кому  узкий  лоб  солнца  заслонил

     виды  на  осеннее  солнце

     и  мешают  нам  царствовать мясом,

     костью  и  мозгом 

     до  пепла 

             и  еще  до  огня.

     Кто  же  решится  на  это?

     Увекий?  Бездомный? 

     Не  способный  голос  свой  ради  нас  потерять.

     Да?

   
     Ну  так  вот  Ecce  Homo!

     cуетен  он  и  многолик,

     но 

     беспорядочно.  Исполнен  дара

     ждущего  ничто
 
     с  надеждой   на

     испытанье  покоем,

     запутанный  своей  бесследность

     при  жизни,

     стремящийся 

     к  последнему  отдохновенью

     чтобы  из  его  высоких  измерений

     в  мир  этот  возвращаться

     памятью  душой  обретением,

     но  еще  при  жизни  сюда  возвращаться,

     и  познавать  безвестно,

     и  любить, 

     и  терять  любовь  на  каждое  мановение  льда

     в  наших  сердцах...


     Я

     мыслю 

     исключительно 

     в 

      камне ...


     в  Этом 

            вся  беда!..
      


Киев  -  Афины 

199... -  2024