Пастораль

В небольшом, но не пыльном, удобном гнезде
на могучих ветвях раскидистой  липы
жил когда-то птенец, что как все, как везде
собирался летать, но пока его всхлипы

заставляли отца совершать виражи
над распаханным  стареньким трактором полем,
ведь хотелось птенцу желторому жить,
а охота, известно, что пуще неволи.

Перерыт крепким клювом отца был вокруг чернозём,
не бывало червя, чтоб пернатым он не был замечен,
 а птенец понемногу менял свой фасон
и в орлиные крылья расправил подросшие плечи.

Тут бы сказке уже б и счастливому выпасть концу,
только жаль, что концы очень разные в жизни бывают,
почему-то летать вдруг совсем расхотелось птенцу,
и уже не понять, что теперь он за птица такая.

Вроде ростом с орла, но всегда на насесте сидит,
ни барана задрать, ни возвысить до облака клёкот,
то форсунки горят, то понос у него, то отит,
сам себя навсегда отстранил наш птенец от полётов.

Да и как-то птенцом ты его уже и не назовешь:
здоровенный орёл, сорок пятый растоптанный носит,
и на шкаф он уже очень даже похож,
в клюв порядочный вырос его прежде миленький носик.

Только некому стало на тракторе поле пахать,
да и поле теперь перестало считаться орлиным,
по куриному начал наш витязь всё время квохтать
и помет теперь мечет какой-то совсем голубиный.

Так и прожил впустую. И заняли волки гнездо,
и пустили орлов на гусиное сало и перья,
и о племени славном теперь и не помнит никто,
и не стало орлиной когда столь грозной Империи.