Мою девушку звали Тяжка...

За что купил - за то продам,
как оказался я в темнице.
Я был умён не по годам,
да мне бы в тяжкие пуститься,
да мне б жениться наконец,
судьба спасла б едва ли.
Да не по воле тот венец,
Венец безбрачия - напялил...

Копил, копил, да вот - купил,
но оказалась ноша - тяжка.
Они мне брось, а я любил.
Но совершил одну промашку,
в судебной тяжбе утонул,
как оказался на краю,
но помнил истину одну.
Судья - оставь, а я люблю...

Добить бы версию сполна,
и до сих пор на сердце тяжко.
Назвалась именем она,
как лепесток один ромашки -
Его сорвал... и пожалел,
как между «тяжестью» и «тягой»,
вдруг оказался не удел.
И стал по жизни я бродягой.

Судьба разбитая в дугу,
как шапка ношенная махом,
а я признаться не могу
(зачем ушанка Мономаху),
Язык сковало - реку льдом,
пусть эта капля будет мёдом.
Меня встречали по пальто,
Одним тузом на всю колоду...

Хоть кол теши на голове,
но "любомудрие" проснулось.
Любовь покоилась во мне,
пока она не улыбнулась...
Филонить долго я не стал,
пустился в жизнь, напропалую,
во все нелёгкие "свистал",
пока не понял, что люблю я...

А я подумал, как истец,
что дело в шляпе у распятий,
Тем обессовестел в конец.
С предосудительных занятий.
И легкомысленности - край,
я с ней по жизни не жалел,
ключи от рая дёрнул зря,
потом, вконец как охамел...

Сказать по совести ... влюбился.
В кого не помню, на ходу,
в лучах купался и искрился,
всех примеряя, как одну,
чтоб в этом мире - миру мир
(по стойке смирно не стоял),
но тихо пил и говорил...
Да я б не то ещё, сваял.

Поклоны бил, но слёз не лил!
Плечами в двери не ломился,
Я столько роз передарил...
А виноват кали влюбился.
И вот читают приговор,
Сюжеты прямо как из спальни.
Она ввела меня во двор,
носилась с туфелькой хрустальной.

Потом карета (воронок)
и зарешёченные окна,
на двери кованный глазок.
Мы все равны перед законом.
Вменили кражу и разврат,
и мотовство - всё на меня,
ключи апостола Петра,
квадрат не прожитого дня...

Как будто лося завалил,
я без лицензии к отстрелу,
и всю охоту загубил...
Вменили - всё - по беспределу.
Он во все тяжкие пустился!
Гудел разбуженный вокзал,
перед законом повинился б..!
Не за красивые глаза...

И всё повесили, что знали
(как к цели знаний шёл студент),
что ноша - тяжкая - признали.
Но изнасилований - нет
Хоть не виновен ни грамм,
ни на копеечку (на йоту),
Судебный зал пестрит от дам,
шло заседание с субботы...

И вот сижу я на скамье
(не я затеял эту драму),
Судья в подаренном колье.
Истица - призрачная дама,
блистает статью под аршин,
а мне статью найти не могут...
Скажи, Серёга, чей ты сын?
Сказать по совести, ей богу...

Мне голос внутренний - юрист,
хоть иногда в ребро пихает,
скажи не знаю, духом чист,
и за меня сам отвечает.
Вопросы сыпятся - в тупик,
вгоняя в краску перед залом...
Я его помню, дама пик,
прикрывшись веером, сказала...

И даказала, что в очко
Она лежала (как прокладка),
зачем связалась с дурачком,
в конце добавила украдкой...
Что на одиннадцати туз,
а не очко его сгубило...
Я помню прядки и картуз,
и чьи-то руки, грубой силой...

И что ещё там из примет?
Да я сама там дала маху,
Сорвали банк, а денег нет.
На нём краплёная рубаха.
Бывает в жизни, фортунило,
ведь я продулась до того.
Теперь до гроба полюбила,
сажать не надо. Никого...

И гимназистка секретарша,
и прокурорша юных лет,
и та что в бархате постарше
(мне пыль сдували с эполет),
блондинка крашеная в белом
и - эта (фею не искал),
что белый свет я чёрным сделал...
Судья по иску зачитал.

Подала летопись черница
(вошла горбатая с клюкой),
Она - свидетель от истицы,
во мне признала, он - такой.
В окошко кельи, мирно глядя...
Да не в обиде - в тесноте,
остались Вера, Люба, Надя
девчонки сиротами те.

Папаша в тяжкие пустился!
Юрист избавил от греха.
А как в темнице очутился,
Ну ты и дура, батенька...
Хоть велика фигура - дура!
На пол шестого, спатеньки.
Прощайте Дарья, Лиза, Шура,
Наташа, Света, Катенька...

А я б хотел..., да не пуститься,
Закон мне вынес приговор.
Сижу, как фраер на темнице,
когда-то был карманный вор...
Любил девчонок у реки
и в парк водил Сокольники,
в венок вплетали васильки,
катались в лодке с Оленькой,

Грибной за шиворот пролил,
и остудил, как бражкой,
с постели в штык и охмелил...
- Как её звали? - Тяжка...
Судья добавил, зря спросил.
Зал засмеялся в покат.
Везло казённое такси.
Хоть я не врал, ей богу.

Пуститься во все тяжкие
https://proza.ru/2024/09/03/699

04.09.2024, Бор