Перепелка

Солнце стояло в зените, заглядывая в лица идущих по сельской улице отца и сына.
Лето перевалило за июль, и август продолжил отсчитывать солнечные денёчки.
Вася был одет в коричневый вельветовый костюм и такую же кепку с переломанным козырьком. Кепка была большая, но оттопыренные уши услужливо держали её, согнувшись, как атланты, в верхней своей части.
Он держался за руку своего отца. Путь их лежал до проулка, который вёл в усадьбу третьей бригады, где работал учетчиком его отец. В центре стояла контора, там и находился кабинет бригадира и учётчика.
     На коновязи у входа в здание стоял чёрный, запряженный в бричку конь. Он теребил брошенное в ясли сено. Хвост его ритмично хлестал по своим бокам, отгоняя назойливых паутов. Он вскинул голову, всхрапнул и покосился глазом на подошедших
к повозке людей.
      Из конторы вышел бригадир Владимир Петрович. ”Да ты с помощником, Григорий Фёдорович", - обратился он к Васиному отцу.
Фёдорович улыбнулся и утвердительно кивнул головой:”Дома ему одному скучно, пусть прокатится с нами в поле."
Бригадир, с крепко сбитой фигурой мужик, в надвинутой на  светлые глаза фуражке, отвязал коня и, усаживаясь рядом с Фёдоровичем, издал губами звук,с каким обычно понуждали к движению лошадей:" Но, Воронок, поехали,"- и слегка хлестнул коня. Ходок, мягко покачиваясь на рессорах, покатился за село.
Вдоль дороги, ведущей в город, сразу за околицей и насколько хватало глаз простиралось пшеничной поле. 
Повозка ровно катилась по асфальту, и Васю стало клонить в сон. Но тут они свернули на полевую дорогу, которая размежевывала поле на две части и шла между стоящих стеной посевами с порыжелыми увесистыми колосьями.
     Посреди поля возле дороги было небольшое болото, поросшее камышом. Здесь остановились, и Воронок сразу стал щипать траву. Привязав его, мужики пошли к сжатой полосе, на которой лежали кучки обмолоченной соломы. К ним на встречу шёл комбайнер.
Вася остался сидеть в ходке и стал смотреть на болото. Там крякали и взлетали утки, усиленно хлопая крыльями,поднимались над камышом и летали возле торчавших из болота сухих, с обломанными вершинами, берёз и кустов тальника. Это утиные выводки вставали на крыло, пробуя летать.
     Мужики, решив свои дела, вернулись к повозке.
Комбайнер дядя Толя что-то держал в руках:"Ну-ка, давай свою кепку,-обратился он к Васе,- это перепелка, держи и не открывай, а то улетит!" И дядя Толя вернул, сложенную мешочком, Васину кепку. Она была тяжёлая, и мальчик крепко держал её обеими руками. Перепелка сидела в наступившей  темноте, замерев от шока.
      Бригадир, учётчик и дядя Толя присели на лужок, расстелив газетку. На ней появились хлеб, сало, огурцы, зелёный лук и граненый стакан рядом с бутылкой. Компания стала беседовать о своих делах. Вася крепко держал кепку, прислушиваясь к ней, но перепелка сидела тихо.
Чем меньше оставалось закуски, тем оживленнее становилась беседа. Решив, что через неделю можно убирать хлеб, доложив об этом главному агроному колхоза, компания завершила трапезу.
Дядя Толя пошёл к своему комбайну. Бригадир, учётчик и Вася с перепелкой в фуражке отправились в обратный путь.
     Обратная дорога сопровождалась громким обсуждением каких -то тем. В другое время Петрович был немногословен, всегда говорил по существу.
Фёдорович был осторожен в высказываниях.
Вася сидел на облучке, слыша за спиной непрерывную беседу, с восклицаниями солёных словечек. Вася смотрел на круп коня, на то, как он ритмично махал хвостом. Перепелка сидела в кепке, не подавая признаков жизни.
Решив взглянуть на неё одним глазком, он приоткрыл края сложенной кепки. Вдруг оттуда с неожиданной силой что-то вырвалось и с шумом исчезло из виду.
Вася сжал фуражку и медленно снова открыл, надеясь увидеть там перепелку, однако её уже не было,но на дне кепки остался помет, который доказывал, что она там была.
     Как выглядела перепелка, он не помнил, но помет, который оставила она, запомнился. Его было много.

Эту историю он вспомнил неожиданно через много лет.
Приехав в отпуск к своим старикам, вышел на посиделки на завалинку. В тёплые летние вечера они были традиционными. Солнце клонилось к закату, освещая вершины тополей с лениво галдящими грачами на гнездах. Управившись по хозяйству, выходила первая бабушка, затем подходили ближние соседки, останавливались проходящие мимо. Узнавали новости и рассказывали свои.
Это было похоже на суд присяжных в обсуждении степени тяжести виновных.
В один из таких вечеров мимо проехал мотоцикл с пассажиркой на заднем сиденье. Не успел затихнуть треск мотоцикла, как всем было ясно:кто, с кем, откуда, куда и зачем проехал. Далее озвучивалась вся подноготная и выносился вердикт. "Хорошо, что святой Пётр не консультируется с заседателями, - подумал Василий, - иначе остался бы безработным, повесил замок на двери рая и стал бы бродяжничать."
      Перешли в новостной отдел. "Мария-то померла!  Ну та, что за рекой, - уточнила говорившая. "Давно пора, -сказал кто-то,- ведь сто четыре года уже," Василий вспомнил маленькую, сухощавую старушку с весёлым всегда лицом и улыбающийся беззубым ртом.
К сидящим подошла соседка с хозяйственной сумкой:"О ком это вы? - спросила она. Ей повторили новость. "Бог с вами, кто вам сказал? Я из магазина иду, она впереди стояла, три бутылки красного брала. Вчерась пензию получила,"- подытожила соседка.      
Все замолчали...Каждый думал о своём. Василий порадовался за старушку.Новость оказалась фальшивой.
Тема была затронута и требовала развития.
Бабушки вспомнили недавно ушедшего мужика, хулиганистого по пьяни и дерзкого по нутру.
"Вот ведь ушёл человек, и вспомнить добром не получается", - сказал кто-то, и опять наступила пауза.
Эта пауза вдруг напомнила Василию детство, улетевшую перепелку, о которой и сказать нечего, но отчётливо помнилась открытая кепка и содержимое в ней.