У него, говорят, ни жалости, ни тоски

У него, говорят, ни жалости, ни тоски,
Буйный нрав его необуздан, а меч смертелен,
Говорят, он любого левой да на куски,
Но давно уж никто не верит, на самом деле.

У него, говорят, не кровь, а крепчайший эль
По сосудам гоняет сердце под левым галсом.
Плыл куда-то за горизонт, только сел на мель,
Думал, временно, а потом навсегда остался.

Говорят, не понять, что видел и пережил,
Тем, кто не был в краях, сравнимых с кромешным адом.
Если раньше он всё ломал, разбивал, крушил,
Любит слушать теперь, как стрекочут в ночи цикады,

Как шумит кофеварка, юбки девиц шуршат,
Как виляет хвостом соседский чудной ретривер...
Полон короб грибов, мелкой рыбой пруды кишат,
Улыбается солнце ласково и игриво.

Улыбнётся и он и облаку, и листу.
Если раньше огонь искрился в жестоком взгляде,
Так теперь, что ни песня - нежный бутон во рту,
На дракона пойдёт, так не убивать - погладить.

Говорят, здесь ни сглаз, ни мистика не при чём.
Говорят, всё она - не ведьма и не сирена -
Подошла, положила голову на плечо,
Крепкий выпарив эль, пустила любовь по венам.

Раньше злость наполняла сильный стальной скелет,
Обречённый пешком бездомно во тьме скитаться.
А теперь и избушка есть, и велосипед,
И, важнее всего, есть та, для кого стараться.

Забывает про шрамы, локоны теребя,
Сердцу милое имя краской идёт под кожу.
Слышит голос игривый: "Знаешь, а я тебя...",
Закрывает глаза блаженно: "Я тоже, тоже".