Сара Тисдейл. Сафо I часть чер

Настала полночь, и ни звука нет во тьме,
Так, приглушив дыханье, засыпает осень в ночь;
Лишь звёзды белые, что вЕчны, могут знать,
Как в доме с дверью низенькой
Я лампу зажигала здесь в последний раз.
Считаю, ты сейчас беспечен не совсем,
И стены, долго укрывавшие меня,
Кровать, что принесла экстаз и сон,
Полы, что в вихрь радости меня несли,
ПоднЯли мою душу, сделав полубожество.
Прощанье! За порогом много стоп
Пройдут, но стопы Сафо - никогда.
И девушки придут, любовь чья мне дала понять
Из всей дрожащей красоты — что они будут петь,
Но голос Сафо никогда, как золотой огонь,
Небес искать не будет сквозь стропила крыш.
И будут ласточки, что возвратят весну,
Над длинными лугами моря синимИ,
На камышах дождя сыграет южный ветр,
Но никогда шептанье Сафо в темноте,
Не плачь её любовью, когда друг придёт.
Прощанье! Закрываю дверь, мгновенно я.

Вот маленькая улочка лежит смиренно под луной,
Бежит навстречу морю, как река течёт,
Уйду я тоже, не вернусь назад.
Гирлянды на дверях, мимо которых прохожу,
Что сотканы из астр и осени листвы,
Молюсь я за тебя: Киприд, будь добр,
Чтоб каждому из любящих смочь дать любовь.
Не буду торопиться я, иначе камни мостовой
В моих сандальях отзовутся эхом, пробудясь.
И те, кому тепло под покрывалом сна,
Чтобы они не встали, меня видя, говоря:
«Куда путь держит Сафо одинокая в ночи?»
Куда путь держит Сафо? Люди все идут куда?
Гонимые идут они, от страха напряглись,
И Сафо - невесома, словно лист,
Что вынес ветер в море из увянувших лесов.

Здесь на скале из волн, что поднял Зевс,
Ждать буду пробуждение зари,
Как некто, задыхаясь, под балластом тьмы
Лежит, пока любовник не проснётся.
Меня и солнцем море будет укрывать -
Я буду меньше пены тающей,
Отлива шумного и ослабевшего;
Я буду меньше, чем струя, и меньше, чем снаряд;
И всё же буду я - больше богов,
Судьба не сможет мою душу преклонить,
Как дождь костры сторожевые на холмах.
Да, коль душа моя сбежит, она пойдёт
К белеющему небу, как к огню, что волей наделён.
И я иду не горько и не онемев от боли,
Не сломленная болью от любви, иду,
Как утомлённый ляжет и надеется заснуть.
Но они скажут: «Это было для Керколы;
Что умерла, не выдержав своей любви».
И они вспомнят, как гуляли мы
Здесь, на скале, под олеандрами
В прозрачных долгих сумерках весны,
Глядя в сторону Лемноса, где небо цвета янтаря
Пронзённым было слабою стрелой звезды.
Откуда знать им ветер новой чаровницы,
Подметая мою душу, она просеивалась песней?
Я была рада, что любовь придёт или уйдёт,
Счастливая, словно деревья, что колеблет ветр,
Снова счастливая, когда оставило в покое это.
Другие скажут, что «Могила Дика погубила.
Губ не хотела поднимать для поцелуя,
Или поднять глаза, чтобы улыбнуться.
Она была как лужа, что зима льдом выстилает.
Охотник дикий, что в горах, должен уйти
С неутолённой жаждой под коротким южным солнцем».
Ах, Дик, иду не за тобой;
И не для Фаона, хоть его корабль поднимет паруса
В сей гавани безветренной на юге.
О, божества, что Нил здесь охраняют,
Спасите тех, чьи боги далеко.
Египет, ты к нему будь добр, глаза его глубОки —
Однако ошибутся те, кто скажет, что это было для него.
Откуда знать им, что Сафо жила и умерла?
Верна любви, но не верна любимому,
Никогда не переливалась и не терялась в том, что любила,
Никогда ещё он не был таким всецело любящим, спокойным.
Чего-то большего просила, чем нашла,
И каждый раз, когда из-за любви лила я слёзы,
Я радовалась, что любовь такой быть может сильной;
Ведь я стояла в стороне и наблюдала за своей душой,
Охваченной порывом страсти, словно птица
С растерянными крыльями под пыльным вихрем
Борется и освобождается, чтоб небо отыскать.
Я иду не к одному богу;
Я утомилась от ветров небесных.
Не буду тростником, удерживающим звук,
Каким дыханием боги бы ни дули,
Я превращу в мелодиб для них свои мученья.
Они мне дали жизнь; подарок их был щедрым,
Жила я с силою огня, быстро поющей,
Ищу я красоту, как пламя для огнИва —
Красу во всём и в каждом часе.
Мне боги дали жизнь — а я дала им песню;
Долг выплачен, теперь уйти я собираюсь.

Дыхание зари как фонари, погасит звёзды,
На море ободок из серебра,
Иду, словно усталый человек, с надеждою заснуть.


Midnight, and in the darkness not a sound,
So, with hushed breathing, sleeps the autumn night;
Only the white immortal stars shall know,
Here in the house with the low-lintelled door,
How, for the last time, I have lit the lamp.
I think you are not wholly careless now,
Walls that have sheltered me so many an hour,
Bed that has brought me ecstasy and sleep,
Floors that have borne me when a gale of joy
Lifted my soul and made me half a god.
Farewell! Across the threshold many feet
Shall pass, but never Sappho's feet again.
Girls shall come in whom love has made aware
Of all their swaying beauty — they shall sing,
But never Sappho's voice, like golden fire,
Shall seek for heaven thru your echoing rafters.
There shall be swallows bringing back the spring
Over the long blue meadows of the sea,
And south-wind playing on the reeds of rain,
But never Sappho's whisper in the night,
Never her love-cry when the lover comes.
Farewell! I close the door and make it fast.

The little street lies meek beneath the moon,
Running, as rivers run, to meet the sea.
I too go seaward and shall not return.
Oh garlands on the doorposts that I pass,
Woven of asters and of autumn leaves,
I make a prayer for you: Cypris be kind,
That every lover may be given love.
I shall not hasten lest the paving stones
Should echo with my sandals and awake
Those who are warm beneath the cloak of sleep,
Lest they should rise and see me and should say,
"Whither goes Sappho lonely in the night?"
Whither goes Sappho? Whither all men go,
But they go driven, straining back with fear,
And Sappho goes as lightly as a leaf
Blown from brown autumn forests to the sea.

Here on the rock Zeus lifted from the waves,
I shall await the waking of the dawn,
Lying beneath the weight of dark as one
Lies breathless, till the lover shall awake.
And with the sun the sea shall cover me—
I shall be less than the dissolving foam
Murmuring and melting on the ebbing tide;
I shall be less than spindrift, less than shells;
And yet I shall be greater than the gods,
For destiny no more can bow my soul
As rain bows down the watch-fires on the hills.
Yes, if my soul escape it shall aspire
To the white heaven as flame that has its will.
I go not bitterly, not dumb with pain,
Not broken by the ache of love—I go
As one grown tired lies down and hopes to sleep.
Yet they shall say: "It was for Cercolas;
She died because she could not bear her love."
They shall remember how we used to walk
Here on the cliff beneath the oleanders
In the long limpid twilight of the spring,
Looking toward Lemnos, where the amber sky
Was pierced with the faint arrow of a star.
How should they know the wind of a new beauty
Sweeping my soul had winnowed it with song?
I have been glad tho' love should come or go,
Happy as trees that find a wind to sway them,
Happy again when it has left them rest.
Others shall say, "Grave Dica wrought her death.
She would not lift her lips to take a kiss,
Or ever lift her eyes to take a smile.
She was a pool the winter paves with ice
That the wild hunter in the hills must leave
With thirst unslaked in the brief southward sun."
Ah Dica, it is not for thee I go;
And not for Phaon, tho' his ship lifts sail
Here in the windless harbor for the south.
Oh, darkling deities that guard the Nile,
Watch over one whose gods are far away.
Egypt, be kind to him, his eyes are deep —
Yet they are wrong who say it was for him.
How should they know that Sappho lived and died
Faithful to love, not faithful to the lover,
Never transfused and lost in what she loved,
Never so wholly loving nor at peace.
I asked for something greater than I found,
And every time that love has made me weep,
I have rejoiced that love could be so strong;
For I have stood apart and watched my soul
Caught in the gust of passion, as a bird
With baffled wings against the dusty whirlwind
Struggles and frees itself to find the sky.
It is not for a single god I go;
I have grown weary of the winds of heaven.
I will not be a reed to hold the sound
Of whatsoever breath the gods may blow,
Turning my torment into music for them.
They gave me life; the gift was bountiful,
I lived with the swift singing strength of fire,
Seeking for beauty as a flame for fuel —
Beauty in all things and in every hour.
The gods have given life — I gave them song;
The debt is paid and now I turn to go.

The breath of dawn blows the stars out like lamps,
There is a rim of silver on the sea,
As one grown tired who hopes to sleep, I go.