Солдат и чудище

Солдат шёл со службы домой и остановился по пути в одном крупном селе, неподалёку от его родной деревни, чтобы переночевать. Попал он в дом самого головы. Попросил воды, умылся,  напился с дороги, перекусил, чем хозяйка поподчевала, да и стал готовится к ночлегу, когда услышал протяжные и горестные вздохи головниной жены.

- О чём вздыхаешь, добрая женщина? Может, чем помочь могу? - Спрашивает её солдат.

- Да вот, - отвечает та, - купил мой муж у нашего чудища сруб, а теперь выясняется, что лет десять назад этот сруб уже был продан нашему соседу. Чудище отнекивается, говорит, что в тот раз продало только верхние гнилые венцы, а сруб на месте и не продан. Что делать теперь, и не знаю. Последние деньги отдали.

- Да, незадача. Поговорю завтра с вашим соседом.

- Да нет смысла говорить. Сосед-то десять лет назад просто деньги отдал, а сруб решил взять попозже, да так и не взял. Всё на лучшие времена надеялся. А теперь уж где чего докажешь...

Крякнул солдат да смолчал. Нет, так нет, мол, нашим легче. Вот настало утро. Солдат поднялся ранёшенько, да и пошёл на местный базар, где по выходным дням почти всё село собиралось, чтобы встретиться друг с другом да обсудить насущные дела. Вот слышит, кричит кто-то, словно народ созывает. Спросил солдат ближнего мужичка, что там происходит, а тот и говорит:

- Так то наше чудище на воздух деньги собирает. Он у нас портится стал, так вот нового в городе закупить надо бы...

- Да где это видано, чтоб в городе для сёл воздух закупали? - удивился солдат. - Дурит вас чудище, это же ясно как божий день!

- А ты вот сам-то понюхай. А? Попортился ведь? Чуешь? Я вроде чую...

А мимо в это время другой мужик корову вёл, вот она лепёшку и сделала. И не поспоришь ведь - попортился воздух-то маленько. Солдат только крякнул в усы снова и ничего не ответил. Ну, коли так, стало быть, нашим легче. А сам думает, пойду, посмотрю, что за чудище такое, поближе. Протиснулся сквозь толпу и видит: стоит лохматое, клыкастое чудище, одна голова рыжая, две другие - птичьи, на всех трёх - ушки свиные, глазки-щёлочки поросячьи. Руки, словно грабли изогнутые, в боки упёрты, само одето не пойми как, то ли новая мода, то ли старые лохмотья, а всё одно уважение ему люди оказывают. Рядом с ним свита ходит: кручёный мужичок да две-три бабы сердитые. Остальные кланяются, деньги дают, а оно их в огромный мешок складывает да на людей покрикивает, мол, я для вас стараюсь, а вы неблагодарные телитесь, деньги зажимаете.

Вот заполнился мешок доверху, завязало его чудище да только собралось восвояси отправиться, как кто-то из толпы робко спросил:

- Уважаемое чудище! А когда нам можно будет этим воздухом воспользоваться? И раз уж так трудно тебе приходится, за наше благо радея, то позволь помочь тебе этот мешок к продавцу воздуха нести. Вот мы четверо готовы тебе в этом подсобить.

Что тут началось!
- Караул! Грабят! - заорало чудище всеми тремя головами так громко и визгливо, что потупили глаза люди да стали потихоньку-помаленьку от того места расходиться. А кручёный мужичок да сердитые бабы, а ну, давай стыдить того, кто помощь предложил, да всё криком визгливым, таким частым, что и слово между вставить негде. Стали стыдить да попихивать, а народ глаза отводит. И стыдно, видать, промолчать, и слово сказать боязно.

Видит такое солдат и говорит:
- Народ честной, собирайтесь-ка всем миром да гоните чудище прочь из своего села. Оно же никому своей ложью да наглостью житья не даёт, а вы терпите такое к себе отношение. Подсоблю вам, коли попросите. Я ещё на денёк могу тут остаться, а завтра утречком домой пойду.

Только один мужичок робко подошёл к солдату и сказал:

- Благодарим тебя, солдат, что помогаешь нам с нашим чудищем справиться.

Зашикали на него люди, не поддержали. Мол, ну да, врёт чудище. Но даже и не врёт, а привирает. Ну да, наглеет. Так как же с нами иначе-то, коли мы только к строгости и привыкли? Да и если не оно, то кто будет в город за воздухом ездить? Кто будет нашей жизнью управлять? Ты, солдат, пришёл и ушёл, а нам тут с ним дальше жить. Да и не такое оно уж плохое по сути, просто у него своя правда, и его тоже понять можно. А если подумать, то и пользу от его несуразного вида найти можно: вон уж сколько лет, а на огородах наших ни одного грызуна, ни одной сойки, ни одной сороки нет - все чудища боятся. Так что ты, солдат, иди своей дорогой, нам войны не надо, мы сами со своим чудищем договариваться будем.

Ну, тут уж крякнул солдат в третий раз да не стал следующего утра дожидаться. Собрал свою дорожную сумку, шинель в скатку скатал, ремень затянул, хозяев за постой поблагодарил да и откланялся.

Вот идёт он в свою деревню полем да через перелесочек и слышит, как догоняет его красна девица. Возьми, говорит, меня, солдат с собой - не хочу я больше в одном селе с чудищем жить да кривду терпеть. Ну, что ж, пойдём!

Тут их по дороге ещё четверо мужичков нагнали, с тобой, говорят, пойдём, раз такое дело. Чуть дальше отошли - и голова с женой тут как тут.

Так и потянулись потихоньку люди за ними в родную деревню солдата, осели, стали жизнь новую строить в ладу да по Прави. Большое село нынче именно здесь стоит, а на месте прежнего села почти ничего и не осталось.

Чудище, говорят, теперь по лесам рыщет. Хочет в какой-нибудь деревне или селе осесть, да люди не принимают, помнят. Вот и воет оно осенними ночами, когда холода наступают, и подвывают ему сердитые бабки да кручёный мужичок.