Miscellania

Рис. Гл. Сильвестровой, 2000

Мы говорим сейчас, услышаны – потом?
Наш час придёт «с забитым глиной ртом».
     Так кто же мы: теперь – или когда-то?
     Для нас приобретенье – иль утрата,
Что мы всегда не так и не о том?

Бич-мёбиус подхлёстывает вечера:
Товарища Сегодня, товарища Вчера.
     По милости Господней
     Ещё не в преисподней,
Сегодня я с товарищем Вчера.

Жизнь дольняя убога и притворна.
Мысль горняя легка и непокорна,
     Преображая «айне кляйне нахт мужик»
     Для слуха – в марш Symphonie liturgique,
Для зрения – в лещадки Маттерхорна*.
_________________
* «В Париже, ночью, в ресторане... Шик
   подобной фразы – праздник носоглотки.
   И входит айне кляйне нахт мужик,
   внося мордоворот в косоворотке».
И. Бродский. «20 сонетов к Марии Стюарт», сонет VII. ~ Моцарт. «Eine kleine Nachtmusik».
А. Онеггер (Arthur Honegger). 3-я часть Dona nobis pacem симфонии № 3 Литургической (1946).
Лещадки – уступы, горки в православной иконописи, символы горнего мира.

Коли сума нещадно торовата,
Ей на роду написана расплата.
     Понятно, что когда-нибудь
     Объемлет паузой всю суть
Создатель «Чёрного квадрата».

Увы, давно уже глядим без спешки:
Как некогда, орлов сменяют решки.
     Под «Juden raus!» доблестный блицкриг,
     СССР, спесивый Kalter Krieg.
И «raus!» вновь – уже для «Белоснежки».

ВОЛОДЕ ТАРНОПОЛЬСКОМУ
Наш век тогда ещё себя не показал.
Ещё и речь не шла о «чемодан, вокзал».
     Но и потом не сгладит здешний Knueller*
     Нечаянную встречу в Kroeller-Mueller**,
Москву, Никитскую, Рахманиновский зал…
______________________
* Сенсация, нечто необыкновенное (нем.).
** Художественный музей в Национальном парке De Hoge Veluwe в Нидерландах.

Лаврентьевская площадь Роттердама.
Проходят люди семо и овамо.
     За веком век «преславная статуя»
     Листает Библию, с газетами рифмуя,
Спасая нас, историю от срама*.
_________________
* Памятник перед церковью св. Лаврентия изображает Эразма Роттердамского (1466/1467/1469 – 1536), перелистывающего Библию. Великий европеец, средоточие и символ европейской культуры, гражданин мира, Эразм был «нравственным светочем» (Ст. Цвейг) своей эпохи, неизменно откликавшимся на творившееся вокруг – и непоколебимым в отстаивании вечных духовных ценностей.
«Преславная статуя» отсылает к пушкинскому «Каменному гостю», долженствующему покарать нечестивца. 

Его слова не то что были новы,
Они не посягали на основы.
     Но вряд ли кто умел его опричь
     Хитрей кукушки* лысого постричь**,
Что б там ни лопотали благословы***.
___________________
* Эразм. Adagia, 3215. «Astutior coccyce», или «Хитрее кукушки».
**  Ibidem, 1737. «Calvum vellis», или «Стрижёшь лысого».
*** Ib., 954. «Христологос», или «Благослов». А также Adagia, 3492.

Латински словесы восславивши Христа,
Конец он пишет с чистого листа.
     Простились с миром bonae litterae из-под
     Заветными словами «Lieve God!..»*
Эразмовы голландские уста.
_____________________
* Милый Боже! (нидерл.) – последние слова Эразма.

Как идущая в никуда дорога,
Не сулит ничего иного
     Жизнь, кроме: даль и крутой зигзаг.
     Сир и наг, сам себе ты маг,
И в этом малом этого очень много.

Из домов Биркендорфа всех один милей.
И хоть с виду он средь других мертвей,
     Но в конце концов там себя оставил
     Я: видно, правильно – Он, она? – кто-то мною правил.
И в игре без правил так оно верней.

Из года в год, без гонора и форса.
Две комнаты. С подвалом. Opel Corsa.
     Ничто не перейдёт из рода в род.
     Окно мансарды смотрит в небосвод.
Норд-ост. Vaghe stelle dell'Orsa*.
______________________
* «Vaghe stelle dell'Orsa» [«Туманные звёзды Большой Медведицы»] – начало «Le ricordanze» [«Воспоминания»] (1831), XXII канцоны Giacomo Leopardi (1798–1837) – название фильма (1965) Лукино Висконти (1906–1976).

Где время заперто в квартире,
Где не стран света, а стены четыре;
     Где этот вспоминается и тот
     Мучительно – тогда, когда уйдёт, –
Фигурки, опрокинутые в тире.

В той комнате, теперь уже давно
Не той, где, кем-то нам подарено,
     Стоит необитаемое кресло,
     В которое не погружались чресла
Ничьи, есть стол, кровать, наклонное окно.

Я жил тогда – там, чувственно-бесчувствен.
Порой спокоен, а порою буйствен.
     Стол, десть бумаги, я включал экран, –
     И поспевал за ним, неведомо и стран-
но, интеллект – естествен и искусствен.

Жизнь – почти размотанная катушка.
Где не ад кромешный, то уже психушка.
     По кривой дороге чрез шварцвальдский лес
     Я бреду без мыслей в словах и без,
Выкликает год за годом год кукушка.

Твой наперсник – выключенный ноутбук.
В пустом доме животное встречает тебя – паук.
     Дочь назвала его нелегалом
     В силу способности великое видеть в малом.
Ценность встречи определяется длительностью разлук.

ТАНЕ ЛАНИНОЙ
Тебя лелеют люди, кошки,
Твои цветы, мои обложки
     И поздравляет Интернет.
     Ты наш неугасимый свет
В прорубленном Петром окошке.

Звуки музыки – не что иное, как э/м колебания,
Неразрывно связанные с фактом существования
     Нашей способности хоть чуть-чуть
     Постигать вне себя, в себе всю суть,
Извлекаемую из под-/над-/вне-сознания.

За рощей озеро. Нарцисс
Невольно глянул сверху – вниз.
     И вот теперь в себя вовеки
     Веков глядятся человеки.
Не наглядятся. Word завис.

Ангел-хранитель мой – всего лишь я?
И я люблю себя сильней, чем я
     Люблю себя, и сам себе прощаю
     Всё то, что сам себе я не прощаю
За весь свой срок земного бытия?

Подобно дереву, живёшь, стоишь на месте,
Как Птолемей поведал в «Альмагесте».
     Светила водят хоровод
     Вкруг неподвижных гор и вод.
Мы неподвижны с ними вместе.
______________________
* «Альмагеста» – классический труд Клавдия Птолемея по астрономии (ок. 140).

Чем короче текст, тем почему-то вдаль виднее.
Колесо паровоза чем вблизи огромней, тем, сразу ясно, его путь длиннее.
     Жизни текст гораздо длинней, чем жизнь.
     Что ни день, бьёшься средь её прямизм, кривизн.
И, как в сказке, утро вечера мудренее.

Подвижны знаки препинания:
Нам не дано их знать заранее.
     И, как известно, небосвод
     Подвижен. Задом наперёд
Подвижен рак. И на экране я
Подвижен в множестве затей.
Подвижны Лев и Водолей
     В бескрайней бездне мироздания.
     Но в жизни, странные создания,
Мы неподвижны, хоть убей.

Миг – молодец, клавиатура – дура;
Не что иное, как инфраструктура
     Определит приемлемый конец, –
     И вот уже он тут как тут, стервец.
Элементарная, по сути, процедура.

Перерывая азбуку дерьма,
Самих себя доводим до ума.
     Хотя вопрос, что косточка, обглодан,
     Обсасываем нами что ни год, ан
Нет, намараны, исписаны тома.

Всегда так было, есть и будет снова,
когда кому – овёс, кому – полова,
     а ты день ото дня всё ждёшь, –
     чего? – год от году живёшь
«Влеченiемъ Любви и гласомъ Зова»*.
____________________
* Т.-С. Элиот. «Четыре квартета», «Литтл Гиддинг», V, 238.

Уйду: куда? – неведомо. – Откуда!
Где жил, и ждал и не дождался чуда.
     Но, проникая в пустоту,
     В ничто, рождает красоту
Свет, вырвавшийся из сосуда*.
___________________
* Н. Заболоцкий. «Некрасивая девочка»:
     «……………что есть красота
     И почему её обожествляют люди?
     Сосуд она, в котором пустота,
     Или огонь, мерцающий в сосуде?»

Вчера, сегодня, завтра, мой не мой,
Посуда высится горой.
     Течёт строка, течёт вода из крана.
     Тарелки, ложки, вилки, два стакана.
Я с ними говорю? Они – со мной?

Вчера шёл дождь, и я, видать, с испугу,
Ложася спать, забыл закрыть фрамугу,
     А утром – настежь ведь – пчела,
     В шалаш мой сдуру забрела
И, будь неладна, носится по кругу.

Весь день я, видно, не в ладу с собой.
С утра как будто что-то с головой.
     Tonhalle Magazin не то чтобы читаю,
     Я имена за именами открываю.
И слушаю в YouTube, сам не свой.

А то, глядишь, средь океана
Книг выудишь вдруг Лукиана,
     И вот, пока, всегда во всём права,
     Весна вступает за окном в свои права,
Плывёшь средь конекоршунов к Луне, не встав с дивана.

А то, бывает, заболит живот.
Тогда уж всё пойдёт наоборот:
     Все планы шиворот-навыворот
     Тебе ведь брюхо сможет выворот-
-ить, просидишь весь день как идиот.

Наутро, сны ещё не отлетели,
Но свет уже на стенах, на постели, –
     Моя пока ещё пустая голова
     Его посильно обратит в слова,
В те, что, оставшись, уцелели.

А среди дня пойти немного погулять,
Где по пути строкою стать
     Могли да хоть бы эти стены,
     Когда б не неприкосновенны;
За ними – люди, им под стать.

Не молкни! Лай из подворотни
Шесть дней подряд! Часы субботни
     Всё ж far niente посвяти.
     Весь мир зажми в своей горсти.
К 300-ам прибавится ещё пол-100-ни.

Жизнь продолжается? Тогда за дело,
Пока душа ещё не отлетела.
     А в мире скот, дурак и негодяй;
     Тому – заткнись, тому – хвостом виляй.
И свято место ноне опустело…

Вниманье! Мировая викторина:
«Почём нам обойдётся Украина?»
     И дело, кажется, идёт на лад:
     Калибр и смерч, и танк, и дрон, и град.
И славянин кромсает славянина!

Она убьёт как можно больше, а потом
Какой-нибудь Толстой о ней свой том
     Напишет, снова о войнъ и миръ.
     Всё будет повторяться в русском мiръ,
И будут слушать все с открытым ртом.

Ни Эразма, ни Томаса Мора.
Здесь мориа* отступит не скоро.
     Жар июльский, похоже, не стих…
     И приходит на память стих:
«Ждите глада, и труса, и мора»**.
_____________________
* Глупость (др.-греч.).
** А. Ахматова. «Июль 1914».

Тень. За  руку её возьми.
В свои десятков сверх восьми
     Тех violins умолкнувшие звуки
     Long after нескончаемой разлуки
Впусти… Stay with me, sway with me.

     Ты приехала из Рязани
     и сказала: «Дождь – это движенье».
     Может, знала всё это заранее,
     может, всё это – одно воображение…
    17.VIII.1962.
И «что есть красота?»* Она – в движеньи.
И этим лишь в моём воображеньи.
     «Mobilis in mobili»**. Здесь, во всём.
     Картиной, музыкой ли, женщиной, дождём, –
Подвижная: живьём – и в отражении.
__________________________
* Н. Заболоцкий. «Некрасивая девочка»:
** «Подвижный в подвижном» – девиз капитана Немо: «20.000 lieues sous les mers».

По крохам собираем с малолетства
Былых веков обильное наследство.
     Со всех сторон стекаются ручьи –
     И наши, и не наши, и ничьи.
И всеми ими вновь впадаем в детство.

Сон. С головою в чтение уйдя*
Постылой хроники времён вождя,
     Я видел, вновь она была со мною,
     Слегка плеча касалась головою
Под за окном сухие клавиши дождя.
___________________
* Б. Пастернак. «За книгой» (R. M. Rilke. «Der Lesende»).

Блеснула щёлка… темень... череда
Прихожих... коридоры… ни следа
     Живой души… проходы… повороты
     В кромешной тьме, как приступы зевоты.
Дверь... Свет... И голос: «Нет, Вам не сюда».

Без гроз и зарниц не проходит и дня.
Далёко почиет чужая родня.
     Которые сутки пылают станицы,
     Поют о которых певцы и певицы…
Корнет Оболенский, спасите меня!

Искусство вопрошает, есть ли Бог.
Оно исток и ключ, а не итог.
     Не требует – и требует ответа
     И от художника, и от поэта
Его вопрос: «Van Gogh or not van Gogh?»

ВАЛЕНТИНУ СИЛЬВЕСТРОВУ
«De la musique avant toute chose…»*
И слышишь: «коз», и «сенокос»**,
     И приближенье тишины,
     В которой больше не слышны
«Words, words, words»*** и стихов, и проз.
_____________________
* Paul Verlaine. «Art Poetique». Поль Верлен. «Искусство поэзии»: «Но музыки прежде всего».
** И. Бродский. «На смерть Т. С. Элиота».
*** W. Shakespeare. «Hamlet», Act II, Scene II.

Устав от нескончаемого кова
Дней, что, толково или бестолково
     Пройдя, с собой меня ведут,
     Я вдруг опомнился, и тут,
Под занавес, решил читать Лескова.

Перформанс, постмодерн, поп-арт…
Пьянея от помоев, пасть в азарт
     Средь выспреннего срама documenta*…
     И – Hesse… И с какого-то момента –
«Knulp», «Gertrud», ewige «Morgenlandfahrt»**.
________________________
* 2022 г. – устраиваемая в Касселе раз в пять лет международная выставка современного искусства.
** Произведения Херманна Хессе: «Кнульп», «Гертруд», вечное «Паломничество в страну Востока».

Ни музыкой не заглушить беззвучья,
Ни под ногами сломанные сучья
     Переломить лесную тишину
     Не мощны, – и летим в немую глубину
Хотенья нашего, веленья щучья.

The fair Ophelia! Nymph, – и эхо
Откликнулось: Офе-е-лия, ли-и-хо...
     У эха всё наоборот.
     Оно накличет приворот,
И снова тихо.

Комет нейронных, вспыхнувших примет,
Мятущихся, сводившихся на нет
     Блеснувших брызг нерасторопной мысли,
     Что сыпались, цеплялись, висли, –
Язык нащупал первозданный след.

Ликейский* сахар грызть,
Когда накатит грусть.
     Словес обрушив грозди.
     А прытких мыслей гвозди,
Как грузди в кузов, лезут… Ну и пусть.
__________________________
* «Ликейские перипатетики», ученики Аристотеля, беседовали, прогуливаясь у Лицея (ликейон) в Афинах.

В Эдемских нам не обитать садах.
Подпав греху, отчаявшись, в слезах,
     Десницей Божьей изгнаны из рая.
     И человек с тех пор живёт, играя*,
Тем самым преодолевая страх.
______________________
* Лев Лосев: «После изгнания из рая / Человек живёт, играя».

И нам вполне посилен труд сизифов.
И не страшится ни орлов, ни грифов
     Раскованный и рьяный Прометей.
     Миф о Сизифе сделан без затей
Давно уже привычнейшим из мифов.

И так всю жизнь. Весёлая наука.
Разлука, встреча, новая разлука.
     Готовит жизнь в случившемся жилье
     На праздники всё то же оливье,
Сметая близких шелухою с лука.

Или только слова. Или только напева
На слуху… Dies irae. День гнева.
     Не начав, не кончается день.
     Застит стерильную дребедень
Тонколодыжная, тонкозапястная дева…

Прекрасные русские лица.
Оно не могло не случиться.
     З'їхали з глузду.
     Пусто и праздно.
Поздно розно лечиться.

Запретный город*, хор, кантатой Орфа
Я уношусь, не покидая Биркендорфа,
     В далёкую страну своей души.
     Я – мальчик, я – в малаховской глуши.
Свеча горела, корж на соде, запах торфа.
_________________________
* Дворцовый комплекс в Пекине. Там была исполнена 09.10.2018 «Carmina Burana» Карла Орфа.

Мы посетили Calw. Мечтал давно
Увидеть город Hesse, Кнульпа, но
     Всё было не с руки, покамест выем
     В теченье дней позволил, с «Carpe diem»*,
Хоть на день стать мне с Кнульпом заодно.
__________________________
* Камушек с надписью, положенный кем-то в душку бронзовому Кнульпу в Кальве, извлечённый мною оттуда и взятый на память.

http://www.vavilon.ru/texts/prim/freidkin1-4.html
Бытийственною сагой в Интернете
Оставил весь свой род на этом свете
     Марк Фрейдкин, страстотерпец и певец.
     И если все мы встретим свой конец,
Живые – навсегда евреи эти.

https://www.youtube.com/watch?v=aeG7dr0ltmk
Живя в Канаде, бабушка Ревекка
Не знала бед, вкушала мёд и млеко.
     Но не забыт был и московский внук.
     Шузы ему послала, чтобы вник –
Не помешают «ни моря, ни реки» шузам прийти от бабушки Ревекки!

Рожает женщина. Рожает.
Рожает ум, а что – не постигает.
     И долго смотрят на итог извне,
     Вникая: что – внутри, а что – вовне…
Они об этом не узнают.

Когда? и кем? – дни были сочтены,
И я сбывал их с рук за полцены
     Под бег на месте на краю обрыва.
     И сон за сном летел без перерыва
На свет обратной стороны Луны.

Когда безсмертие душу смущает,
Художество толь неложно прельщает.
     И тотчас же себе я господин,
     Один, но словно бы и не один.
От страха смерти муза отвращает.

Скурвился наш язык и во всю воняет,
За версту от русского в нос шибает.
     Вкус крови не ощутим во рту.
     Брань не виснет на вороту,
В одно и то же ухо влетает и вылетает.

Дождь за окнами. Тишина. За окном дожди.
Ждёшь чего-то. Чего? Сиди и жди.
     День сегодняшний сменится днём вчерашним.
     Не бывавшее никогда – всегдашним.
Время стоит на месте. А ты иди.

Голова как бильярдный шар. Ну так что же, носить парик?
Навсегда teenager и никогда – старик.
     Реки славятся берегами.
     Идти вдоль них, вперёд, ногами,
Вынося за скобки то, что ещё может сказать язык.

Я родился, чтобы это всё застать.
Я пришёл, как все приходят, пришёл как тать.
     Вычитая из себя людей, мысли, чувства, вещи,
     Выхожу живой из горящей пещи*.
Видно, есть ещё время, чтобы стать.
__________________
* Дан 3:94.

Пусть никто никому не задать ли перцу.
Горделивое Maestoso сменяет Scherzo.
     И отзывчивый алгоритм
     Вслед за тоном – тон, вслед за ритмом – ритм.
Светлый майский день, именины сердца.

ПРИСКАЗКА
Дуб стоит и Ворон сидит на том Дубу.
Карлик Нос оступился Там, раскатав Губу.
     Глупый Лис прыгает Вверх, не глядя Вниз.
     Тощий Поп таки пропил, жлоб, свои девять Риз.
И Царевна без просыпу спит в Гробу.

СКАЗКА
Жил старик не у самого синего моря,
Со своею старухой всё время споря
     О корыте: «В корыте ну что за корысть?»
     И когда начинала она его грызть,
Море слёз он наплакивал с горя.

Как у нас на кухне сплёл сеть паук.
Как мы мухами кормим его из рук.
     Мухобойкою как одну убьёшь,
     Подберёшь с пола и ему даёшь,
И он, знай себе, вьётся неё вокруг!

Кому теперь известен аллоскоп?
Волшебное кино вмещало в стоп-
     кадр бывшее и будущее после.
     Всю нашу жизнь, теперь сказали б, возле
Нас был тот изначальный хронотоп.

Что истину ни дать, ни взять,
Не сразу стали понимать.
     Дебаты о свободе воли
     Умы Европы раскололи.
Иссякла Божья благодать.

Мы – Орфеи. Утраченной Эвридике
Нет пути к утратившему. Это решила Дике*.
     Не оглядывайся. Любовь
     Что кометы хвост. И всегда готовь-
ся к судьбе, уготованной горемыке.
___________________
* Богиня правды у древних греков.

Побеседовал с Инной. На экране лик.
Незнакомая комната. Родной язык.
     Беспредельные расстояния.
     Где – Россия, и где – Германия.
И молчание заглушает крик.

Вокзал: города и дали.
Не куда ехали, а коих не увидали.
     Кенарь в клетке поёт взахлёб.
     Всё, что я за всю жизнь наскрёб, –
Одна сторона медали.

ИЗ МАРЦИАЛА (DUBIA).
Приезжай, как прежде, по-простецки,
Отдохнёшь, поговоришь не по-немецки.
     Пару дней побудешь не одна,
     Сядем рядом, поедим, попьём вина,
Покажу тебе, коли захочешь, свои «нэцке»*.
____________________
* Покажу дочери свои лимерики, мои «нэцке».

ХХ ВЕК
Две морали насмерть сплелись взасос,
Всласть дрожали, ржали, пошли вразнос –
     Те, кто мечтали захапать дали,
     Те, кто вообще обо всём мечтали…
Поруганным, был вознесён Христос.

Гниль болотная плещет, лыбясь, тебе в лицо.
Ряд за рядом глыбясь, и у каждого лицо – гнильцо.
     Здесь собрались лучшие, недалёкие друг от друга.
     Позволяет им, знать, подпруга
Жрать в три брюха своё сенцо.

Лягушка квакает в болоте
Совсем не по своей охоте.
     Звучит забота об икре
     В её заливистой игре,
Натужном горловом фаготе.

«Люди, львы, орлы и куропатки»*, –
Сами с собою играем в прятки.
     Коли рожа крива, то на что пенять?
     Где уж там… Родина, эвона мать!
С нас давно уже взятки гладки.
______________
* А. П. Чехов. «Чайка», первые слова монолога Нины Заречной, мировой души, в пьесе Константина Треплева.

Страсбург, по Иллю плывём в bateau.
Слева и справа глядят по сто
     Пассажиров на парки, мосты, фахверки.
     Немцы, французы – другие мерки:
Все победили. Не проиграл никто.

Хорошо на арене играть с быками.
Так и чувствуешь всё собственными боками.
     По эфес шпага в разыгравшуюся живую плоть!
     Удался на славу праздник. И правда, хоть
Куда ни сунемся, всегда кровь за нами. 

Рассказать вам сказочку? Ну так вот:
В палисаднике жил-был бархат-крот.
     Гусеницами питался, дождевыми червями.
     Сам ловил, не платил рублями.
И, сказать по правде, до сих пор живёт.

Звуки му… кому – мычание, кому…зыки.
Жизнь (М. Цветаева в «Крысолове») – сшибы, стыки,
     Преображённые в звуке, в звук.
     ЗЫ, сиречь PS: компьютерный волапюк.
Все мы видим лица и не видим лики!

Далёкие, близкие, похожи и непохожи.
Каяк и каюк. Сшит из моржовой кожи,
     Каяк бороздит кромку прибрежных вод
     Ледовитого океана. Каюк терпеливо ждёт
Тех, кто свои лица променял на рожи.

О, превращающий яблоки в груши Мичурин!
Лоб твой высокий в высокой заботе нахмурен.
     Пестовал сказочный сад в ореоле побед
     Нищей страны. И на карте оставил свой след!
Сад не прижился, увы. И давно окочурен.

Что он, она оставляют нам, уходя от нас? –
Полость посмертной маски, беззвучных фраз
     Мимику, влажные ритмы в горле, –
     Годы их – что ж? – сотрут, если уже не стёрли.
Ограбленными собою, нам оставляют – нас.

OBSEQUENS CONTRA «OBSEQUENTEM»*
     ДУМАЕТ О ДРУГОМ:
– У него мать и отец, и кормят с ложки.
     НО НЕ О САМОМ СЕБЕ, ЧТО:
– У меня – вскочить и, удерживаясь на подножке,
     Всем составом вписываться в стук колёс,
     Нутром чуя, куда катится паровоз…
(По своей скатертью, блин, дорожке).
____________________
* Конформист против «конформиста» (лат.).

Пилат напрасно тратил время, ждя:
В четверг ни дождичка, тем более дождя,
     Не пролилось на грешный Ершалаим,
     И в пятницу евреи все «Лехаим!»
Кричали «против» всякого вождя.

Вникая в долгой жизни палимпсест,
Не очень-то гляди себя окрест:
     Заметишь как бы с птичьего полёта
     Рой белых пятен – птичьего помёта
Следы и старый обжитой насест…

Дорожка вьётся как придётся,
Бежит себе и вдруг прервётся.
     Шизофрения. Nobel Prize. Джон Нэш,
     A genius, he was killed in a crash.
Действительностью всё это зовётся.

«Мне скучно, скучно мне, я это не люблю
И понемногу в голову вобью,
     Что нужно эту жизнь исправить, –
     Помогут мне себя направить
Туда, где знаю, что убью».

КРАТКИЙ КОММЕНТАРИЙ К ДОЛГОЙ ИСТОРИИ
Что в homo – «sapiens» всего лишь свойство,
Свидетельствует всё мироустройство.
     В том, что существовало как проект,
     Был генетически заложенный дефект,
Внушающий всё больше беспокойства.

О том, кому отдать приоритет,
Вопрос решался миллионы лет:
     То ль самому себе как индивиду,
     То ли тому, кто схож с тобой по виду.
Всегда внезапно приходил ответ.

Людьми себя зовут что чукчи, что тевтоны.
Все остальные – нелюдь, безъимённы.
     А те, кто устремляются вовне,   
     Желая быть с другими наравне,
Изыскивают новые законы.

Что эллин во Христе, что иудей…
Казалось бы, не худшей из затей
     Повсюду предались душой и телом
     Мильоны, не считая между делом
Мильоны за мильонами смертей.

Истории кривое колесо
Катилось, докатилось до Руссо,
     Который нас, мечтая о свободе,
     Неутомимо звал назад к природе,
Где будут Маркс и Фрейд, и Пикассо.

Природа (собственно, она же и натура)
Теперь, так велено считать, – культура.
     Индус, индеец, исламист, христианин,
     Кто б ни был, – равноценный гражданин.
С нас не спускает глаз цензура-дура.

Не примирился с веком гордый росс.
Недаром он в Империи возрос,
     Немыслимой от края и до края,
     Где, что воюя, что играя,
Спрямляли всё, что шло наперекос.

«Мы – русские! Мы верили и верим!
Особой меркой мерили и мерим.
     Жезлом железным свой народ пасёт
     Муж славы. Не погубит – не спасёт.
А прочих с Божьей помощью похерим».

Опять повсюду лозунги звучат.
Плодят, как инкубаторы – цыплят,
     Их – выскочки сомнительного толка.
     Похоже, снова близится прополка
Людских, запущенных, заросших гряд.

Осилит совесть нынешнюю муть,
Что дать могло бы нам передохнуть?
     Но нет, мы всё идём, идём, как шли.
     Не слышим мы истошный крик земли.
Неужто не успеем повернуть?

Поначалу, и до сих пор кажется, – благая затея.
По сути, локально обусловленная идея,
     Воплотившаяся в безумной мечте
     Отчаявшегося Еврея, умершего на Кресте,
Не видеть в Себе – лишь (!) ни эллина, ни иудея!

Самая опасная в мире вещь – слова,
Ибо так или иначе претворяются в вещь, едва
     Проникают в готовые их услышать уши.
     Мединат Исраэль*, этот жалкий кусочек суши,
Всегда был Theresienstadt-2.
____________________
* Государство Израиль.

Затасканным понятиям свойственные зигзаги
Не сводятся к эквилибристике на бумаге.
     Трагедия, историей повторяющаяся как фарс,
     В исполнении народов и государств –
Траги-фарс извне, изнутри чуть короче: траги-.

Когда делать нечего, ходишь сам не свой.
Хочешь – песни пой, хочешь – волком вой.
     Волчья песнь. Аккомпанемент заката –
     В памяти – дней, прожитых как утрата.
Волки, овцы сходятся на водопой.

Субатомные частицы напоминают мюсли,
Перемешиваемые в йогурте: любую, если
     Взять как объект, с координатами, то,
     Как и куда она движется, не знает никто.
И то же самое можно сказать о мысли.

Четыре конечности, живот, грудь. Голова,
Приспособленная произносить слова, –
     Исключительно видимость. На деле –
     Никакой такой головы на послушном теле.
И мозг, приверженный прежнему «дважды два».

(Две) голые ноги идут по дороге.
Вокруг – без- и много-, и четвероноги.
     Гриф топчется, в падаль – сложив два крыла –
     Засунувши шею, раздетую догола.
В лесах корчат рожи бесстыжие боги.

Всемерно следуя своей натуре,
Подвластной с ходу натиску и буре,
     Бросаясь к цели впрямь-наискосок,
     Стремительно проделал марш-бросок,
Влюбившись в ангела в овечьей шкуре.

Напомнило вдруг о Шагале.
Часы одной ногой шагали.
     На клумбе мокли гладиолусы,
     Ты позволяла гладить волосы…
Не думали и не гадали.

Асфальтом и грунтом – для зада, для ног –
Проложена пропасть бессчётных дорог.
     Дома и ландшафты, дворцы и соборы
     Озёра и реки, и парки, и горы.
И каждый сбежал бы – куда? – если б мог.

Если человеку ближе всего не он сам, а его рубаха,
Это вынуждает его искать спасенья от страха:
     Смертоносно поражающего копья,
     Неизменно нацеленного в его Я, –
В бесконечном милосердии и власти Аллаха.

Издавна пристально вглядываясь в этот мир,
Равно как в его зенит, так и в его надир;
     Глядя, как средь меняющейся природы
     Возникают и исчезают меняющиеся народы,
Китай выбирает себя как единственный ориентир.

Эта особь – «великий пролетарский писатель», житель Капри, величал её «гордой» –
Вроде бы и позвоночник не заменила хордой
     И пользуется человеческим языком,
     Да и обладает каким-никаким умом,
Но по сути – баран, однако же с волчьей мордой.

Мы питаемся крохами со стола богов,
Мы плывём по морю без берегов,
     И оно для нас давно уже аки суша.
     Не Кассандра у нас! – Кликуша!
И, чем сами, для нас лучше нет врагов.

И снова и там, и там стреляют и убивают.
И проклинают. И мы говорим: бывает.
     Об этом и не об этом, о том и не о том
     Мы на своих подошвах приносим в дом.
И жизнь наша ничуть не оскудевает.

Пластичный кот. Дыра дырою. Хмарь.
Квартет. Сопрано. Старый календарь.
     Другая жизнь. Другое место, время.
     Не стыли яйца и не ныло темя.
Сиди, лови на слух немую гарь.

Собаке не было бы дела,
За что же это ей влетело,
     Кабы на морде у неё
     След не оставило питьё,
От коего…ох!.. чуть не околела.

Stierkaefer* (Deutschland) – символ года
(из насекомых). Но природа
     Скупа на выдумки: само
     Собой, мы все едим дерьмо.
Жук-говноед – вот знамя для народа!
____________
* Рогатый жук-навозник.

Сегодня ночью снилась мне она.
Вся комната меж тем была полна
     Случайными, невнятными вещами,
     Которые распоряжались нами,
Нас изгоняя из мне снившегося сна.

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА БАРБАРЫ ХАННИГЕН, WINTERTHUR, 7.01.2024
Снег сечёт стекло, дворник пляшет,
Тёплой тьмою Corsa верная опояшет.
     Чеширские Шёнберг и Хиндемит…
     На сидении сзади замерший я, пиит.
И какая разница, кто что скажет?

ЗИМОЙ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ ЛЕПИЛИ ГИГАНТСКИЕ СНЕЖНЫЕ ПЕНИСЫ
Всё разыгрывается не здесь, а там,
Где из снега лепят не стыд, а срам,
     Фигуряя убогой голою вечеринкой,
     А глядишь, и «с рылом в икре и расстёгнутою ширинкой»*, –
Ну а мы лупим по дронам, по воробьям.
________________________
* Александр Зиновьев. «Зияющие высоты».

Куда ни ткнись, всё тот же вопрос: доколе?
Вся жизнь – то, о чём | знать не знали в школе.
     Мы всю жизнь учились любить слова,
     Но от них осталась лишь память о них, едва
ли позволяющая использовать их без боли.

Жизнь – кино, и я в нём – пиксел.
Режиссёр – цифири миксер:
     Знай бредёт себе колено
     Из украинского плена,
Остальное – недосмиксил.

К выходу в свет 10-го издания «Осени Средневековья» Йохана Хёйзинги
МАТЕРИ РАНО ВЫПАЛА ДОЛЯ ВДОВЬЯ.
И Я, И БРАТ ВЫПАДАЛИ ИЗ ПОГОЛОВЬЯ.
     А В РОДНОЙ СТРАНЕ, УЖ КОТОРЫЙ ГОД
     НЕ СПОСОБНОЙ ВЫКЛЮЧИТЬ ЗАДНИЙ ХОД,
НАСТУПАЛА ОСЕНЬ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ.

Знать, чернь, монахи, ангелы и черти –
Средневековье в пёстрой круговерти.
     Спасительная мания примет.
     Казнь, покаянье, рыцарский обет,
Охальный карнавал и Пляски смерти.

Желанье, притворяючись, что немо,
По видимости, вызванное демо-
     номахмей, влекло меня в Strasbourg,
     Где фаринеллиевых средь фиоритур
Блуждали мы в сюжете «Polifemo»*.
______________________
* Опера Nicola Porpora (1686–1768) в Opera national du Rhin, 09.02.2024.

День пасмурный томителен, и сер
Лежалый труп, живой СССР.
     Порочный круг. Квадратное пространство.
     Повапленное взбредень христианство.
Безжалостный, злосчастный глазомер.

Протянутая обезьянья лапа.
Совсем не та, какую видит Папа.
     Не возлежит на облаке Адам.
     Бормочет: «Мнъ отмщенiе, Азъ воздамъ» –
Господь, под звуки хрипа или храпа…

16.02.2024
День, завтрашний, сегодняшний рассей
Туман из по миру рассеянных Рассей.
     Да будет мир для тех, что уцелели,
     Когда в конце концов сойдёт у цели
По неколеблемому воздуху Персей.

Долина гнева, счастья и печали,
Родная всем, кого там зачинали.
     Красавец, гений, идиот, урод –
     Все вместе называются народ.
Удастся выбраться оттуда нам? Едва ли.

В бедро и в горло вонзают свёрла.
Год за годом годы берут за горло.
     Мир, повсюду, куда ни глянь,
     Что ни миг переходит ту или иную грань.
Не здесь, где даль над нами свою длань простёрла.

Мы не знаем, как узнать, когда вышел срок.
Мы не знаем, по какой шли из всех дорог.
     Мы живём всё чаще почти столетье.
     Мы всю жизнь пьём «компот на третье»*.
Всё и вся нас учат, да всё не в прок.
__________________
* И. Бродский. «Песня невинности, она же – опыта».

ПАМЯТИ ЛЬВА СЕМЁНОВИЧА РУБИНШТЕЙНА
Клок тающего снега (Роберт Фрост)*
Исколот пылью, видишь, россыпь звёзд
     Посеяна «бегущею строкою»**,
     Своей неутомимою рукою,
Собою вёл её, «жил певчий дрозд»*** …
_____________________
* Robert Frost. «A Patch of Old Snow».
** Лев Рубинштейн. «Бегущая строка». НЛО, М., 2024.
*** Фильм Отара Иоселиани «Жил певчий дрозд» (1970).

Три счастья есть – могу назвать.
Все три мне выпало узнать.
     Глаза насытить вечной новью,
     Быть одаряемым любовью,
Оплакать умершую мать.

Зачем нам нужен образ Божий,
Само собою, с нашим схожий?
     Как отражение в воде.
     Что явно скрадывает, где
Грань между обликом – и кожей.

Был этот шаг – вперёд или назад?
За чем пошёл за Ним и стар, и млад?
     Неужто эра новая настала? –
     Он совместил два разные начала:
Христос принёс в Себе и Рай, и Ад.

ГЕРОЙ НЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.
В школе дослужился до комсорга.
Проводил отца и мать до морга.
     Прожил без особенных потерь.
     Только и остаётся, что теперь
Снять штаны и прыгать от восторга*.
_______________________
* И как не вспомнить тут есенинское: «…задрав штаны, / Бежать за комсомолом»?

Как было сказано, жизнь оказалась длинной,
И на пороге песни лебединой
     Воспоминанья заменяют страсть.
     В 10-ку мне, как видно, не попасть.
Приму смиренно 8-с-половиной.

Давно уже не видел кинозала.
«Свинарка и пастух». «Дерсу Узала»…
     Сплошная жизнь. Почище, чем кино.
     Отрежиссирована. И оно
Пока даёт гореть ей вполнакала.

Я рад тому, что зреет виноград.
Что явлен ход земных и прочих гад.
     Что не унять лоз дольних прозябанье.
     Что неуёмно страсти содроганье.
Я рад тому, что здесь ещё не ад.

Не обращай ушей к людской молве.
Мы ничего не прячем в рукаве.
     Слова нейдут не криво и не прямо.
     И никакая эМэР-томограмма
Не углядит их в нашей голове.

Ковид, грипп, кашель, – натружая плевру,
Я между тем набрёл на рифму: Севру.
     Отметил неожиданный улов
     И завершил, не тратя лишних слов,
Свои труды, придя к сему шедевру.

Когда, лелея мысль, оттачиваешь стиль,
И может показаться непосиль-
     ным делом этот труд сизифов,
     Ты дерзостно лавируешь меж рифов,
Вступая в n-ый раз в Glasperlenspiel*.
___________________
* Роман Х. Хессе «Игра в бисер».

Ступить на лёд, скользя, упиться властью.
Прицел, и холод вьётся по запястью.
     И жизнь становится бессмысленно легка,
     Когда в ней наступает день сурка.
Знакомо нам: от вёдра – шаг к ненастью.

Себя в себе поймать, понять, застать.
Себя не узнавая, догонять
     Себя в себе самом, чтоб, убегая,
     Себя не бросить, чтоб душа, нагая,
В конце дала самим собою стать.

И в который раз голову очертя
Вновь бросаюсь, попрежнему не учтя
     «за» и «против», впрочем, не отлича-
                ющихся друг от друга,
     То ли в омут – то ли в иного круга
Пасть, траекторию лимерика чертя.

Все мы – наобум брошенные костяшки,
Бездумно рассчитывающие на поблажки
     Незримой длани, рисующейся в облаках…
     Несбыточные надежды, теряющиеся в веках.
Расползающиеся по швам смирительные рубашки.

Всё ясно. Жить. По меньшей мере
Вне скотства, что творится в экстерьере.
     Вдали от оголтелого зверья
     Сойдутся вместе добрые друзья.
Балкон в цветах – и кофе на пленэре.

В Гусь-Хрустальном – и не такими ещё названиями щеголяет Русь –
Обитающий там самый что ни на есть серый гусь
     Позадумывается: ежели, как говорится, гусь свинье не товарищ,
     А сия свинья разжигает пожарище из пожарищ,
Не пора ль нам, гусям, спасать этот грёбаный Третий Рим, Русь?

Даль, пёстрозелёная даль, и всё дальше и дальше.
Зелень травы, стебельков, лепестков, и всё мельче, мельчайше.
     Осень, оружная осень всё это сметёт.
     Всё, что растёт, и не выросло, всё, что цветёт.
Вырастет снова, другое, такое, как раньше.

Нет, никогда не утихнет эта внезапная боль.
Сколь ни терпи её, сколь ни замалчивай, сколь
     Ни обольщайся победою в pas d’armes* с судьбою,
     Боль – don't worry, be happy – слитна с тобою
В танго, дуэте – творящей и тварной – двух воль.
__________________
* Средневековый рыцарский поединок (фр.).

Сад, лабиринт, «Quijote» Пьер Менара –
И в расширение репертуара
     В «Записках Ларионова» возник
     Фантом a la действительный язык
Одной шестой (теперь – седьмой) Земного шара*.
__________________________________
* Вслед за «Pierre Menard, autor del Quijote» Хорхе Луиса Борхеса (1899-1986) – малоизвестным писателем начала ХХ века, вложившим совершенно новый, куда более глубокий смысл в сочинённые им главы, буквально совпадающие с текстом Сервантеса, Михаил Шишкин (*1961) опрокинул Россию нашего времени в первую половину XIX века – в романе, создателем которого, с первого до последнего слова, вполне мог бы быть да хоть бы автор «Обломова».

Родился он, и рос, и вырастал,
И стать хотел, и постепенно стал,
     Когда раскачивался полдень пьяным
     Движеньем над продавленным диваном
И я в себя чужую жизнь листал.

Мы не свернём с пути, да ни в коем разе,
Ибо сами уже и графья, и князи.
     Всё нагуливаем аппетит,
     Покуда Тройка птицею в высь летит,
(на «другие народы и государства») разбрызгивая комья грязи.

Вещи в доме, верно, слились со мной.
Не осталось пожалуй что ни одной,
     Что жила бы, меня не зная,
     И, хоть с виду она немая,
Не нашёптывала бы за спиной.

Дождь, нескончаемый дождь, льёт, не уймётся.
И откуда только терпенье у всех нас берётся?
     Мы всё ждём: кто – тепла, кто – конца войны,
     И всё больше чувствуем, что все мы равны,
Что одна судьба на всех нас придётся.

Я в первой вглубь нырнул – и не увидел дна.
И во второй всё та же глубина.
     И в третьей, где над бездною простёртой
     Метался в зыбкой мгле. И ни в четвёртой…
И пятая строка… И пятая волна…

Там – чёрная дыра, зияющая Каабой Мекка.
Здесь – Диоген под фонарём всё ищет человека.
     Роятся мысли – ос за роем рой.
     Мы в виртуальных норах заняты игрой,
Покамест коготь птицы Рух | век не отковырнёт от века.