Марине Рябовой-Брызгаловой

О как люблю
графические тени
ветвей на небе,
бледный лунный лик
и фиолетовое,
полное сомнений
пространство,
где природы
тайный миг
так точно отражён
в прудах и реках
после заката,
в несколько минут
смущая красотою
человека
всей тайною,
в которою проник
он
в те мгновенья
ярких впечатлений
и,
оценив
тот первозданный лик,
что создал
величайший в Мире гений,
Творец
невероятнейших видений,
предзимия
не перейдя порог,
где зимний вид
так бел,
на долгий срок...

(Эпиграф)

Как на любое завершение,
как на последний пьесы акт,
любуюсь с горьким сожалением
на хризантемы, что стоят
в садах, в снегу покрыты маревом
метелей в горестной печали,
послушно завершая заревом
цветенья радужной эмали...

(Эпиграф)

Я забываю дни осенние, уже морозами дышу.
В туманах не ищу забвения и каблуками лёд крошу,
Когда бегу порой вечернею со службы в полутьме домой.
В театре только силы черпая, борюсь с осенней чёрной мглой.
Стоят деревья, как на празднике, одевшись в иней голубой,
И фонари в угаре плазменном рассвечевают снежный рой
Из мошкары, крутящей в сумраке волшебный танец суеты
Снежинок, ведь когда-то умники создали образ простоты
Средь сонма той неповторимости узоров снежных в красоте
Пурги, несущей в первозданности весь микромир в сверх чистоте!