Едва соприкоснувшись рукаВАМИ

83-тья годовщина смерти Марины Ивановны Цветаевой.

Поэт чистейшего божьего промысла, навроде золотой поэтической антилопы по прикосновении которой "копытцем" к обыденному житейскому "сору", высекалось червонное золото драгоценных рифмованных строк.

Можно спорить о её человеческих качествах, о странных и необъяснимых диапазонах отношений к детям: от безумной, всепоглощающей, раболепной и жертвенной привязанности к младшему сыну Муру, достаточно сдержанному поведению относительно дочери Ариадны и полный игнор (если не сказать-хладнокровное убийство старшей дочери Ирины, брошенной на произвол...).
Мне претит её антисемитский настрой и публичные высказывания не сей счёт (тем более, если учесть что её первая сумасшедшая любовь и муж - еврей), её житейские неразборчивость и шараханья, но об этом уже столько сказано в мельчайших деталях, что мне бы не хотелось именно на этих ипостасях фокусировать внимание к личности Цветаевой.

Как поэт - она уникальна!
По мелодике, певучести, чувственной основе, отчаянной и цепкой хватке и ощущению слова - ей практически нет равных (разве что отчасти Есенин и Клюев).

Марина Цветаева...морская...навсегда юная Офелия: влюбчивая, доверчивая, святая, священная, развратная и суицидальная...
Цветаева - это девочка, девочка с персиками, девочка - квинтэссенция бунинских эротических фантазий, тонкий флогистон поэтических эманаций, терпкий запах кожи, спутанного дыхания вечности...

"Узкий, нерусский стан -
Над фолиантами.
Шаль из турецких стран
Пала, как мантия.

Вас передашь одной
Ломаной черной линией.
Холод - в весельи, зной -
В Вашем унынии.

Быть нежной, бешеной и шумной,
- Так жаждать жить! -
Очаровательной и умной, -
Прелестной быть!

Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины...
- О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!"

"Гешер цар мэод"(иврит.) - мост так узок
(Из хасидской песни)

Она очень торопилась затянуть петлю, чтобы поскорее прервать эту житейско-поэтическую муку.


 ...тихо вздохнула и зеркало треснуло,
Больно осколками ранивши стих.
Стих, по которому мучилась-грезила
 Там, в Коктебеле, единственный... псих!
Лихом заверченный, дочкой очерченный,
Тронулся в небо плацкартный вагон.
БОрзые лаяли, таяли, таяли...
Алыми шёлками времени гон...

Зеркало треснуло...