Сава Хероним 5

Глава 5 и последняя
Бронежилет и каску решили не брать — всё равно от судьбы не уйдёшь, а всё остальное утрамбовали. Неожиданно выяснилось, что почти у каждого украинца в Думе есть кто-то совсем не чужой в Израиле, и список, кому позвонить, передать привет и обратиться, если что, от имени, был впечатляющим. Назначить точную дату отъезда пока не получалось в связи со сложностью маршрута. Дуся изо всех сил старалась ускорить процесс, но Клавочка, очевидно на нервной почве, похудела, под глазами появились круги, и кроме селёдки и солёных огурцов есть ничего не желала. Когда её стошнило в очередной раз, Дуся повела её в консультацию убедиться, где и убедились!
Сава ходил со счастливой улыбкой на лице и мечтал о мальчике, но вслух это не произносил, а дипломатично шептал на ухо Клавочке: «Как это хогошо, что в нашем доме будет бегать гебёнок», а Клавочка в ответ прижималась к нему и счастливо улыбалась.
Прошло немного времени, и консультация выдала приговор — МАЛЬЧИК! Сава чуть не сошёл с ума и бегал, тряся руки всем знакомым и незнакомым: «Мальчик! У меня будет мальчик!»
Дуся хлопотала и доставала, Нюся хлопотала и строчила на швейной машинке, и от такого наплыва радости Дуся неожиданно попала в кардиологию. После очень серьёзного обследования врач собрал консилиум и сказал, что он не понимает, как при такой закупорке практически всех сосудов, за очень малым исключением, эта женщина ещё жива. Врачу объяснили, что это не просто женщина, и во избежание неприятностей её нужно спасти во что бы то ни стало. И тут же из Киева примчалось светило, осмотрело, назначило, ободрило и уехало, сказав, что если следовать и соблюдать покой, то всё закончится благополучно... скорее всего!
И вот в какой-то день, во время обеденного перерыва, проведав Дусю в больнице, Сава вернулся на работу и застал у себя в офисе трёх плечистых мужиков в военной форме. Удостоверившись, что он и есть Савелий Хероним, они спросили, получал ли он повестку. Сава сказал, что получал и беседовал с военкомом, и что с учётом его работы в городском управлении... Но тут его перебили и сказали, что у нас теперь новый зам военкома, и он тоже хочет познакомиться с Савой и безусловно тут же отправит его назад на его очень важную для нашего города работу.
Сава хотел было позвонить Дусе, но передумал. А зря. Домой Сава ночевать не пришёл, и на следующий день, и через день тоже, и никакой информации, кроме слов: «Разберёмся и сообщим», Клавочке не давали. Пришлось Клавочке идти к Дусе, которую, как известно, нельзя было волновать. Тут же дозвонившись до военкома, Дуся орала так, что на крик прибежали санитары из морга, который находился в подвале. Военком сроду не слыхал таких слов и объяснял, что он только приехал из области, где отлавливали добровольцев между Крыжановкой и Дофиновкой, и как на обратном пути они напоролись на засаду, которую устроили местные бабы в бывшем пионер лагере Артек, и только благодаря знаниям полученным в Академии военкому удалось вывести отряд из окружения, но добровольцам удалось сбежать. А какая сука пока его не было сотворила такое Саве паскудство, он не знает, но узнает и доложит.
Дуся вылезла из кровати и потребовала одежду, и глаза её сверкали так, что одежду выдали без второго слова. Клавочка сидела на стульчике, держалась двумя руками за живот, где толкался ножками Савин сын, и немножко плакала. Дуся звонила по всем известным ей телефонам, разговаривала с очень большими людьми, но всё, что ей клятвенно пообещали, и не один, а сразу три очень больших человека, — что Саву будут держать так далеко от передовой, что ни один дрон до него не долетит.
Дуся за пару дней постарела на 10 лет. Нюська плакала, но так, чтобы Клавочка не дай бог не видела. Исаак позвал Арончика, и они напились до безобразия, и Нюська не сказала им ничего плохого. Через неделю Сава позвонил с разрешения командира, сказал, что у него всё не так плохо, что его уже научили разбирать автомат и ему сказали, что война вот-вот закончится, и он вернётся живой и здоровый, в красивой военной форме, и даже с медалью, которую ему обещал тот же самый командир. 
Дусю ночью забрала скорая, но опять обошлось, хотя её силой  заставили отлежаться пару дней. Прошло ещё какое-то время, и Клавочка, широко раскрыв глаза, испуганно сказала: «Кажется, началось!» Роды были не тяжёлыми, но и лёгкими их тоже назвать нельзя было, да и вообще разве роды могут быть лёгкими? Но награда уже орала, и волосы у малыша были рыжими. Дуся пыталась дозвониться Саве, но ей обещали, что передадут.
Через несколько дней на большой машине Клавочку и ребёнка привезли домой, где их ждали импортная голубая коляска на рессорах (это Дуся), пелёнки с оборочками производства Нюськи, , игрушки, погремушки, соски, бутылочки и крошечные кожаные ботиночки, которые собственноручно смастерил Исаак .
Посреди всего этого новорожденного изобилия возлежал внук Исаака, Нюси и Дуси, и от него в комнате было светло.
Конечно же, приехал Арончик, правда, на себя не похожий, и по его лицу сразу было видно, что у человека очень большие неприятности.
—''Вус эрцах? ''— спросил Исаак, чтоб Дуся не поняла.                — ''Цурис!''— ответил Арончик. Это Дуся поняла, она давно жила в Одессе, но сделала вид , что не поняла и больше ненужных вопросов никто не  задавал. Арон принёс подарок — большую, вкусно пахнущую коробку, завернутую в красивую голубую бумагу, положил её в сторонке , сел на стул и не отрываясь смотрел на ребёнка.           Своих детей у Арончика не было.
Дуся уселась за накрытый стол, за ней сели все остальные, и во главе стола  Клавочка с ребёнком на руках. Дуся открыла семейный совет: "Усі розуміють," — сказала Дуся таким голосом, как она открывала заседания в Думе, — "що хлопчику треба ім'я. Пропонуйте! Хто перший?"   Нюське нравилось имя Артём, Исааку — Игорь, а Клавочке — Вадим. Дуся больше склонялась к имени Микола, а Арончик, витая где-то мыслями, нахмуренный, сидел молча. Хоть и близкий, но не семья!      "Арон," — заговорил Исаак, — "ты в нашей семье человек не чужой. Что ты имеешь предложить?" Арон помолчал и сказал: "Назовите его Савелием."
"Арон!" — взвилась Нюська, — "ты хоть и не очень верующий, но как ни как ты таки еврей! А как еврей ты должен знать, что по имени живых родителей у евреев  ребёнка не называют." Арон встал, подошёл к двери, открыл её и обернулся. Он плакал и на него было страшно смотреть. "Назовите его Савой," — сказал Арон и закрыл за собой дверь.