Узелки и пр

Глазки и лапки, глазки и лап... Приятная во всех отношениях дама во всех отношениях права: это пестро. А вот узелки. Ах, узелки узелки. И кто их плетёт. Эти узелки. Кто плетёт узелки. А. Не знаю я. Честно говорю: я не знаю, кто плетёт эти узелки. Но вся эта сеть, признаём мы, нет; знаем, не знаем; вообще мы здесь не при делах, – наложена крепко на всю нашу жизнь от начала до начала. Кем наложена? Я не знаю, кем наложена. Может быть, именно Тем, на чьей шее почивает сила, или как там у вас. Не знаю. И тот другой, с той другой стороны – он тоже хотел бы, но не может. Может лишь кипеть и бурлить в местах узелков, как после тыквенной каши с коньяком. Но ведь это не смертельно.

Ах, осень золотая. И стоят уныло голые. А я называю это хвостом. Можно называть как душе угодно и воинский начальник не запретил. Бабье лето, золотая осень, время урожая, зрелость, спелость, постижение и пострижение в тайные монахи при женском монастыре. Я называю проще: это – хвост. Закончилось, музыка вернулась в обители, откуда вышла неизвестно почему и зачем, а ракорд шипит, доматывая метры напоследок. Хвост. Молодой человек Николай Гоголь жёстче выразился: "...После всей забубенной жизни и тряски на перекладных остаются одни пошлые привычки". Ну, привычки все пошлые. Пошлость есть основа привычки. Откуда молодому знать. Врезал-с. Струны целы и аккорд рыдает как в первую брачную ночь, но слушатель делает кислое лицо, уходит к другому и там плачет, вспоминая как всё начиналось. Всё есть, и нет ничего. Хвост. А там спросят, ну, мол – каков вклад этого? А таков, что наложил за сколько-то лет шушествования, та-ак... эстолько центнеров говна-с. И всё? Всё-с. Ну, скажут там, что же: удобрил... дело тоже, того... нужное, по нужде... на стороне добра, стало быть. Отплатить той же монетой. И отплатят.

Человеку если подать блюдо, он как: сразу с ентого краю начнёт уписывать и даже броху не сказав. А вот кошка не так. Кошка начнёт издаля, потому дальний край ненадёжен и наскочившие неизвестно кто-откуда завсегда там отхватить способны. И не успеешь отразить. А своя рубашка завсегда ближе к телу. Успеется. Это правильная тактика. Та же, что у выпавших из гнезда пролетающей кукушки, сделавшихся мёртвыми для жизни этого мира. Свой новый мир строят они так далеко, как только смогут дотянуться. И ведь это не то что дотянулся, и строй себе там ковчег, как Дмитрий Новиков; не-ет: это всякий раз заново тянуться, из жил и всех сухожилий, растягивая узелки в сети, и всякий раз опять начинать там же, где начинал накануне. И упасть, опалённый... виноват: упасть, утомлённый поцелуями. Того, кто не только дела твои привечает, но и намерения целует.
Неповторяющиеся узелки, так и быть: договоримся считать дифференциаторами смысла (Ю. М. Лотман). А тогда повторяющиеся, их здесь большинство, ритмические фигуры на фоне метрической константы (там же) – маркерами дефолтов, шведских полтав и возвращений приблудного сына. И здесь уже, как ни крути, а без благословения "Шеаколь нигйе бидворо" нам не обойтись. Ну, ваше здоровье.


29 августа 2024 г.