Ярослав Гашек

«— Убили, значит, Фердинанда-то нашего, — сказала Швейку его служанка.
Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.
Кроме того, он страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.
— Какого Фердинанда, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Фердинандов. Один служит в аптекарском магазине Пруши. Как-то раз по ошибке он выпил бутылку жидкости для ращения волос; а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко».

    У меня со «Швейком» странная история получилась. Начинал читать книгу ещё в школе, но, как сейчас говорит молодёжь, не зашло. Причём в те времена Гашек был реально популярным. Но году в 1984-м много общался с одним своим другом на тот момент, Серёгой Кузиным. Так вот, тот был просто фанатом Гашека, без конца его цитировал и восхищался. Я стал читать, и очень много смеялся, особенно над некоторыми фрагментами, шикарная книга. Конечно, мое отношения к Гашеку несколько уступало отношению к Ильфу и Петрову, которых я знал на память близко к тексту, включая записные книжки Ильфа. Обязательно напишу как-нибудь.  О самом же Гашеке я прочитал и узнал, когда начал ездить по различным делам в Чешскую республику.
    Мой чешский адвокат, у которого мать была из Бирюлёва, утверждал, что у нас (в России) он гораздо более популярен, чем в Чешской республике. Вполне может быть, у нас Гашек действительно был суперпопулярен. Но вот что меня сейчас поражает. Понимаете, есть гиганты, которые написали антивоенные книги. Случайно, еще школьником, я читал Бёлля. Потом были Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк и Томас Манн. Но только Гашеку удалась книга, которая смеялась над войной, над тупостью начальников, над глупостью и ненужностью войны. И конечно, это не просто юмор, это ещё и убийственная сатира. Как это у нас книгу ещё не запретили?!
     «В то время, когда галицийские леса, простирающиеся вдоль реки Рабы, видели бегущие через эту реку австрийские войска, в то время, когда на юге, в Сербии, австрийским дивизиям, одной за   другой, всыпали по первое число (что они уже давно
заслужили), австрийское военное министерство вспомнило о Швейке, надеясь, что он поможет монархии расхлебывать кашу.
     Швейк, когда ему принесли повестку о том, что через неделю он должен явиться на Стршелецкий остров для медицинского освидетельствования, лежал в постели: у него опять начался приступ ревматизма. Пани Мюллерова варила ему на кухне кофе.
     - Пани Мюллерова, - послышался из соседней комнаты тихий голос Швейка, - пани Мюллерова, подойдите ко мне на минуточку.
     Служанка подошла к постели, и Швейк тем же тихим голосом произнес:
     - Присядьте, пани Мюллерова.
     Его голос звучал таинственно и торжественно. Когда пани Мюллерова села, Швейк, приподнявшись на постели, провозгласил:
     - Я иду на войну.
     - Матерь божья! - воскликнула пани Мюллерова. - Что вы там будете делать?
     - Сражаться, - гробовым голосом ответил Швейк – У Австрии дела очень плохи. Сверху лезут на Краков, а снизу - на Венгрию.  Всыпали нам и в хвост, и в гриву, куда ни погляди. Ввиду всего этого меня призывают на войну. Еще вчера я читал вам в газете, что "дорогую родину заволокли тучи".
     - Но ведь вы не можете пошевельнуться!
     - Неважно, пани Мюллерова, я поеду на войну в коляске. Знаете кондитера за углом? У него есть такая коляска. Несколько лет тому назад он возил в ней подышать свежим воздухом своего хромого хрыча-дедушку. Вы, пани Мюллерова, отвезете меня в этой
коляске на военную службу. Пани Мюллерова заплакала.
     - Не сбегать ли мне, сударь, за доктором?
     - Никуда не ходите, пани Мюллерова. Я вполне пригоден для пушечного мяса, вот только ноги... Но, когда с Австрией дело дрянь, каждый калека должен быть на своем посту.  Продолжайте спокойно варить кофе».
     Или вот момент, когда Швейк ублажает подружку поручика Лукаша, который приказал Швейку выполнять все желания барыни:
«… Затем она послала Швейка за обедом и вином, а сама между тем переоделась в прозрачный утренний капот, в котором выглядела необычайно соблазнительно. За обедом она выпила бутылку вина, выкурила массу «мемфисок» и легла в постель. А Швейк лакомился на кухне солдатским хлебом, макая его в стакан сладкой водки.
- Швейк! - раздалось вдруг из спальни. - Швейк!
Швейк открыл дверь и увидел молодую даму в грациозной позе на подушках.
- Войдите.
Швейк подошел к постели. Как-то особенно улыбаясь, она смерила взглядом его коренастую фигуру и мясистые ляжки. Затем, приподнимая нежную материю, которая покрывала и скрывала все, приказала строго:
- Снимите башмаки и брюки. Покажите ...
Когда поручик вернулся из казарм, бравый солдат Швейк мог с чистой совестью отрапортовать:
- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, все желания барыни я исполнил и работал не за страх, а за совесть, согласно вашему приказанию.
- Спасибо, Швейк, - сказал поручик. - Много у нее было желаний?
- Так, примерно шесть, - отрапортовал Швейк. - Теперь она спит как убитая от этой езды. Я исполнил все ее желания, какие только смог прочесть в ее глазах».
    По-моему, замечательная находка с подпоручиком Дубом.
«Подпоручик с большим удовольствием столкнул бы Швейка вниз, но сдержался и заорал на всех: «Говорю вам, не глазеть тут попусту! Вы все меня еще не знаете, но вы меня узнаете!». И далее:
«- Вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня узнаете и с плохой стороны».
Подпоручик Дуб.
    И ещё один фрагмент, который мне кажется сейчас особенно актуальным, это глава «Швейк в эшелоне русских».
   «Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно приняли за пленного русского, убежавшего из деревни под Фельдштейном, начертал углём на стене свои вопли отчаяния, никто не обратил на это никакого внимания. Когда же в Хырове на этапе при раздаче пленным чёрствого кукурузного хлеба он хотел самым подробным образом всё объяснить проходившему мимо офицеру, солдат-мадьяр, один из конвоировавших эшелон, ударил его прикладом по плечу, прибавив: «Baszom az ;let./ Встань в строй, ты, русская свинья!». Такое обращение с пленными русскими, языка которых мадьяры не понимали, было в порядке вещей. Пленный русский, которому Швейк рассказывал» одну из своих историй, «недоумевающе смотрел на него, и было ясно, что из всей речи он не понял ни слова.
– Не понимат, я крымский татарин. Аллах ахпер.
Татарин сел на землю и, скрестив ноги и сложив руки на груди, начал молиться: «Аллах ахпер – аллах ахпер – безмила – арахман – арахим – малинкин мустафир».
– Так ты, выходит, татарин? – с сочувствием протянул Швейк. – Тебе повезло. Раз ты татарин, то должен понимать меня, а я тебя. Гм! Знаешь Ярослава из Штернберга? Даже имени такого не слыхал, татарское отродье? Тот вам наложил у Гостина по первое число. Вы, татарва, тогда улепётывали с Моравы во все лопатки. Видно, в ваших школах этому не учат, а у нас учат. Знаешь Гостинскую божью матерь? Ясно, не знаешь. Она тоже была при этом. Да всё равно теперь вас, татарву, в плену всех окрестят!
Швейк обратился к другому пленному:
– Ты тоже татарин?
Спрошенный понял слово «татарин» и покачал головой:
– Татарин нет, черкес, мой родной черкес, секим башка.
… В эшелоне ехали татары, грузины, осетины, черкесы, мордвины и калмыки…».
Писарь приказал Швейку написать список русских пленных: «А теперь убирайся, вот тебе бумага и карандаш, и составляй список! С составлением списка дело обстояло хуже. Пленные долго не могли понять, что им следует назвать свою фамилию. Швейк много повидал на своём веку, но всё же эти татарские, грузинские и мордовские имена не лезли ему в голову. «Мне никто не поверит, – подумал Швейк, – что на свете могут быть такие фамилии, как у этих татар: Муглагалей Абдрахманов – Беймурат Аллагали – Джередже Чердедже – Давлатбалей Нурдагалеев и так далее. У нас фамилии много лучше. Например, у священника в Живогошти фамилия «Вобейда». Он опять пошёл по рядам пленных, которые один за другим выкрикивали свои имена и фамилии: Джидралей Ганемалей – Бабамулей Мирзагали и так далее.
– Как это ты язык не прикусишь? – добродушно улыбаясь, говорил каждому из них Швейк. Когда после страшных мучений Швейк наконец переписал всех этих Бабуля Галлее, Худжи Муджи, он решил ещё раз объяснить переводчику-писарю, что он жертва недоразумения …»
  О жёнах Гашека.
  В 1905 году Ярослав Гашек посватался к дочери скульптора Ярмиле Майеровой. Однако родители Ярмилы не хотели, чтобы их дочь связала свою судьбу с безработным анархистом. К тому же Майеры были людьми религиозными, а Гашек объявил о своём разрыве с религией. Но в 1909 году Гашек стал редактором журнала и получил постоянный источник дохода. Для подтверждения возвращения в лоно католической церкви он предъявил родителям невесты удостоверение о прохождении исповеди, выданное священником одного из костёлов (нормально так!?). В мае 1910 года состоялась свадьба, венчание прошло в храме Святой Людмилы на Виноградах.
    20 апреля 1912 года у пары родился сын Рихард, но брак не был счастливым. Ярмила не хотела мириться с постоянными отлучками мужа и его вечными вечеринками с друзьями. В 1912 году они разошлись, однако Гашек не стал оформлять развод официально.
   Со второй женой, Александрой Гавриловной Львовой, Гашек познакомился в Белебее в 1919 году, где издавал большевистскую газету «Наш путь» и руководил типографией.
Гашек называл её Шулинька. Их брак был зарегистрирован в Красноярске 15 мая 1920 года. Этот брак оказался успешнее первых, и Шулинька оставалась с Ярославом до самой его смерти. В 1928 году Александра Гавриловна вышла замуж за врача-чеха Верного и родила ему сына Арсена, умерла в 1965 году в возрасте 71 год.
    Первая жена, Ярмила, вначале препятствовала встрече отца с сыном, но через некоторое время Гашек смог объясниться с сыном. Дело о двоеженстве было прекращено, поскольку Чехословакия в то время не признавала законы РСФСР, и его брак с Львовой таковым не признавался по чешским законам.

    Итак, Ярослав Гашек родился 30 апреля 1883 года в Праге, Австро-Венгрия, а умер 3 января 1923 года в Липнице, Чехословакия - чешский писатель, драматург, фельетонист, журналист. Гашек был коммунистом, комиссаром Красной армии. Он написал незавершенный роман «Похождения бравого солдата Швейка», который принёс ему всемирную славу.
    Феноменальная память, длительные странствия по Европе сделали его настоящим полиглотом. Он хорошо знал венгерский, немецкий, польский, сербский, словацкий и русский языки, мог изъясняться на французском и цыганском, а во время пребывания в России с 1915 года овладел разговорными навыками в татарском, башкирском и некоторых других языках, а также начатками китайского и корейского.
    В 1889 году Ярослав Гашек поступил в школу. Он был человеком деятельным, занимался шуточками со своими друзьям, участвовал и в политических заварушках той эпохи. В 1897 году разразилась очередная серия анти-немецких демонстраций, приведшая к введению в Праге чрезвычайного положения. Гашек принимал самое активное участие в стычках с полицией и погромах немецких магазинов, о чём не раз вспоминал позднее. В 1899 году Ярослав несколько остепенился и даже поступил в Торговую академию, где за отличную успеваемость был освобождён от платы за учёбу. Академию он окончил в 1902 году, и в память об отце был принят в банк «Славия», где и начал работу в октябре 1902 года.
    В 1903 году Гашек решил стать писателем. Он подходил к этому делу с чрезвычайной практичностью, превратив творчество в ремесло. Он быстро стал самым популярным и читаемым юмористом своего времени, заполнив развлекательные рубрики газет и журналов. Никакой литературной ценности эти сочинения не имели. Гашек и не скрывал, что пишет ради денег. Даже в дружеской компании из журналистов и литераторов невысокого уровня его талант не признавался. Образ жизни Ярослава и черты его характера послужили основой для появившегося позднее мифа о бродяге и короле богемы. Винные погребки, кофейни, трактиры, стычки с полицией были неотъемлемой частью тогдашней жизни Гашека.
      Расставшись в 1912 году с женой и лишившись постоянных источников дохода, Гашек всерьёз занялся творчеством. Он написал множемтво юморесок, часть из которых была напечатана в газетах, другая часть - издана отдельными книгами. Весёлый характер Гашека по-прежнему не менялся. Сохранились сведения о его многочисленных розыгрышах и происшествиях. Так, однажды его отправили в сумасшедший дом. Прохожий, увидев, что Гашек стоит на мосту и пристально смотрит в воду, решил, что тот собирается покончить с собой. Подоспевшие полицейские задержали Гашека и отправили в участок… Где он представился Святым Яном Непомуцким, примерно 518 лет от роду. На вопрос: «Когда же вы родились?», он спокойно ответил, что он вообще не рождался, а его выловили из реки. Лечащий врач пояснил агентам полиции, что Гашек совершенно здоров и даже привёл в порядок всю больничную библиотеку.
       В довоенные годы Гашек написал около девятисот рассказов, фельетонов и очерков, сатирическую книгу «Политическая и социальная история Партии умеренного прогресса в рамках закона» (1911, издавалась частями после его смерти, полностью — в 1963). 
      В 1915 году Гашек попал на войну, его призвали в армию и зачислили в 91-й пехотный полк, расположенный в Чешских Будейовицах. Многое из похождений Швейка, описанных в романе, в действительности произошло с ним самим. Так, в полк Ярослав явился в военной форме, но в цилиндре. Из школы вольноопределяющихся он был отчислен за нарушения дисциплины. А его симуляцию ревматизма признали попыткой дезертирства и осудили на три года, с отбытием по окончании войны. Так что на фронт Гашек, как и Швейк, отправился в арестантском вагоне.
    В армии будущий роман пополнился не только историями и курьёзами, но и персонажами. В 91-м полку служили и поручик Лукаш, и капитан Сагнер, и писарь Ванек, и многие другие персонажи. Часть из них Гашек так и оставил под своими фамилиями. Он получил должность помощника писаря, тогда же он тесно сошёлся с денщиком Лукаша Франтишеком Страшлипкой, ставшим одним из основных прототипов Йозефа Швейка.
     На фронте в Галиции Гашек выполнял обязанности квартирьера, позже был ординарцем и связным взвода. Участвовал в боях у горы Сокаль. Утром 24 сентября 1915 года, в ходе контрнаступления русской армии на участке 91-го полка под Дубно, Гашек вместе со Страшлипкой добровольно сдался в плен.
    Как военнопленный № 294217, Гашек содержался в лагере под Киевом в Дарнице. Позднее он был переведён в аналогичный лагерь в Тоцком в Самарской губернии. В лагере разразилась эпидемия тифа, в ходе которой погибло множество пленных. Гашек также заболел, но выжил. Вскоре, подобно многим другим соотечественникам, Гашек вступил в Чехословацкий легион. Однако медкомиссия признала его негодным к строевой службе, и с июня 1916 года он стал сотрудником газеты «Чехослован», выходившей в Киеве. Гашек активно занимался агитацией в лагерях военнопленных в пользу Легиона, публиковал в газетах юморески и фельетоны. Своим острым языком он добился сначала того, что австрийские власти объявили его изменником за оскорбительные рассказы (именно в то время появился фельетон «Рассказ о портрете Франца-Иосифа I», который потом будет переложен в первой главе «Похождений Швейка»). Своеобразный пролог к «Похождениям бравого солдата Швейка» — повесть под названием «Бравый солдат Швейк в плену» — была написана им в 1917 году во время нахождения на гауптвахте в Борисполе, и была издана в Киеве.
    После заключения Брестского мира между большевиками и Германией и начавшейся эвакуацией чешского корпуса в Европу через Владивосток Гашек порывает с Легионом и отправляется в Москву. Там он вступил в РСДРП (б). В апреле 1918 года его отправили на партийную работу в Самару, где он вёл среди чехов и словаков агитацию против эвакуации во Францию и призывал их вступать в Красную Армию. К концу мая чешско-сербский отряд Гашека насчитывал 120 бойцов, они принимали участие в боях с белочехами и подавили анархистский мятеж в Самаре. Но белочехи заняли Самару, и Гашек уехал занялся
    В июне 1918 года в ходе мятежа Чехословацкого корпуса белочехи взяли Самару. С октября 1918 года Гашек занимался партийной и политической работой при политотделе 5-й армии Восточного фронта, 5 сентября 1919 года он был назначен начальником Интернационального отделения политотдела. Здесь он показал себя ответственным и исполнительным человеком. Его карьера быстро пошла в гору, и в декабре 1918 года его назначили комендантом Бугульмы. Позднее его воспоминания об этом периоде легли в основу цикла из 9 рассказов 1921 года.  Свою деятельность в России Гашек считал продолжением борьбы за самостоятельность чехов и словаков. В январе 1919 года его переводят в Белебей, где он издавал большевистскую газету «Наш путь». В этой типографии, как я уже писал, Гашек познакомился со свой будущей женой - Александрой Львовой.
   Вместе с 5-й армией путь Гашека лежит на восток; он успел побывать в Челябинске, Омске, Красноярске, Иркутске. Правнучка Василия Чапаева Евгения Чапаева утверждает, что Гашек служил в составе 25-й дивизии Чапаева, входившей в 5-ю армию.
   В Иркутске Гашек издавал газеты «Штурм» и «Рогам» («Наступление») на немецком и венгерском языках, а также «Бюллетень политработника» на русском. Гашек же издавал и одну из первых в мире газет на бурятском, называвшуюся «;;р» («Рассвет»).
    После окончания Гражданской войны Гашек остался в Иркутске, где купил дом.
В ноябре 1920 года в Чехословакии разразился политический кризис, началась всеобщая забастовка, а в Кладно рабочие провозгласили «советскую республику». Чешские коммунисты в РСФСР получили распоряжение отправляться на родину, чтобы поддержать местное коммунистическое движение и готовить мировую революцию, и 26 ноября 1920 года Гашек вместе с женой Александрой Львовой уехал на родину. Вообще, эта история с мировой революцией, конкретно касалась многих. Я уже как-то писал о похожем случае в очерке о Ларисе Рейснер (см. http://stihi.ru/2023/12/21/816). Вместе с Карлом Радеком, Рейснер в качестве корреспондента «Красной звезды» и «Известий» побывала в 1923 году в Германии, где была куратором и организатором государственного переворота с участием коммунистического движения Германии. Попытка не увенчалась успехом.
     В декабре 1920 года Ярослав Гашек вместе с супругой вернулся в Прагу, где его не ждали. «Вчера посетителей кафе „Унион“ ожидал большой сюрприз; откуда ни возьмись, как гром среди ясного неба, после пятилетнего пребывания в России, сюда заявился Ярослав Гашек» — с таким текстом в Праге вышли утренние газеты. Ещё со времён сдачи в плен в прессе регулярно появлялись некрологи: то его вешали легионеры, то его забивали в пьяной драке, то ещё что-либо. Один из приятелей Гашека вручил ему по возвращении целую коллекцию подобных сообщений.
     «Вернувшись на родину, я узнал, что был трижды повешен, дважды расстрелян и один раз четвертован дикими повстанцами киргизами у озера Кале-Исых. Наконец меня окончательно закололи в дикой драке с пьяными матросами в одесском кабачке».
    Учитывая его сотрудничество с большевиками, местная пресса активно выступала против Гашека, называя его убийцей тысяч чехов и словаков, которых он резал, «как Ирод грудных детей. Многие друзья отвернулись от него, однажды его чуть не избили бывшие легионеры. Одна журналистка спросила, на самом ли деле он питался в Красной Армии мясом убитых китайцев? «Да, милостивая пани», — подтвердил Гашек и пожаловался на неприятный привкус.
   Однако планировавшейся из Москвы коммунистической революции в Чехии не предвиделось, восстание было подавлено, его лидеры оказались в заключении, партийная деятельность Гашека быстро сошла на нет, и он вернулся к прежней жизни. Он оказался почти без средств к существованию и даже продавал на улицах экземпляры своих книг, скопившиеся у издателей за время войны. Вскоре он снова жил на авансы от издателей, кочуя из трактира в трактир. В трактирах же он и писал свои новые произведения, часто там же их и зачитывал.
   В 1922 году появляется главное произведение Гашека — его роман «Похождения бравого солдата Швейка». Роман печатался отдельными выпусками, которые сразу же стали популярными у читателей. Рекламные плакаты, сделанные Гашеком с друзьями, гласили:
«Одновременно с чешским изданием перевод книги на правах оригинала выходит во Франции, Англии, Америке.
Первая чешская книга, переведенная на мировые языки!
Лучшая юмористически-сатирическая книга мировой литературы!
Победа чешской книги за рубежом!
Первый тираж 100 000 экземпляров!»
Наверное, никто в Чехословакии, в том числе и сам Гашек, и не предполагал, что обещанное в буффонадных афишах сбудется. Однако тогда издать первый том романа, законченный к августу 1921 года, никто не взялся. Чешская пресса безоговорочно отнесла «Швейка» к аморальным книгам, которым нет места в приличном обществе. Тогда Гашек с присущей ему энергией создаёт собственное издательство.
    К 1922 году первый том романа уже выдержал четыре издания, а второй — три. Но к 1923 году не выдержало здоровье Ярослава Гашека - четвёртая часть романа так и осталась неоконченной.
    У Гашека постоянно ухудшалось здоровье: постоянная выпивка, два перенесённых тифа и отказ соблюдать рекомендации врачей. В конце августа 1921 года он перебирается из Праги в небольшой городок Липнице. По легенде это произошло так: Гашек вышел из дома за пивом, но встретил своего приятеля Ярослава Панушку, который ехал работать в Липнице, и, оставив кувшин для пива в кафе, сел в поезд прямо в домашней одежде. Хорошо подвешенный язык, выручавший его ещё со времен юношеских пеших походов, не подвёл его и в этот раз. Они бесплатно добрались до Липнице, договорились с хозяином гостиницы и трактира «У чешской короны» о кредите, и Гашек поселился там. Лишь спустя три недели он сообщил жене, о том, где он. Та тотчас приехала и признала, что в Липнице действительно лучше для пошатнувшегося здоровья Гашека.
    Несмотря на увеличивающиеся доходы от творчества, денег в семье Гашека не прибавлялось. Ярослав быстро перезнакомился со всей округой и щедро помогал всем знакомым, нуждающимся в материальной помощи. Он даже стал попечителем местной школы. Ярослав много бродил по окрестностям, часто исчезая на несколько дней. Однако его здоровье ухудшалось. Гашек нанял себе секретаря Климента Штепанека, когда понял, что не успевает записывать всё, что ему хотелось бы. В это время Гашек работал над четвёртой частью похождений Швейка. Благодаря отличной памяти, он диктовал Швейка, не пользуясь никакими заметками и набросками, лишь изредка обращаясь к карте. В ноябре 1922 года Гашек наконец обзавёлся собственным домом. Но здоровье его ухудшалось. Часто из-за болей приходилось прерывать работу. Однако Гашек трудился до конца. Последний раз он диктовал Швейка всего за 5 дней до собственной смерти.
    3 января 1923 года он подписал завещание и заявил, что «Швейк тяжко умирает».
    3 января 1923 года Ярослав Гашек скончался. На похоронах присутствовали его жена Шулинька, сын Рихард и более ста человек из окрестных сёл и Липнице. Из пражских друзей Гашека присутствовал только художник Панушка, с которым Гашек и приехал в Липнице. Остальные друзья Гашека не поверили сообщению о его смерти, считая, что это очередная мистификация. Его друг Эгон Эрвин Киш заявил:
«Ярда не впервой дурачит нас всех, водит за нос. Не верю! Сколько раз он уже умирал! Гашек не имеет права умирать. Ведь ему нет ещё и сорока».

Ярослав Гашек умер в сорок лет. Кроме всего прочего, пить надо меньше.
   
И в завершении не могу удержаться:
Как я счастлив, что Дмитрию Быкову не нравится Швейк, «Я не люблю Швейка/«Швейка»». «Гашек – обыватель, из него можно слепить все, что угодно». Чудный малый, этот Быков, ну правда, удивительное существо, иногда он даже самых простых вещей не понимает и не чувствует, выходит, своей аудитории он добился магией и очковтирательством.
Приложения.
1. Швейк в эшелоне пленных русских | Ярослав Гашек
https://www.youtube.com/watch?v=yfMm20IxE5k&t=344s
Фото: Ярослав Гашек. Выпускник коммерческого училища. 1902

27.8.2024