Такая вот была жизнь

(Документально-художественное повествование.)

От автора.
Баба Дуня. Евдокия Николаевна. В девичестве – Кузнецова.
Личность в некотором роде уникальная.
Днем – спала, ночью – бодрствовала.
Врачей и таблеток избегала, лечилась травами.
Не брюзжала, не ворчала, не жаловалась.
Болезни свои, как могла, прятала даже от родной дочери.
В последний год жизни сделалась меньше ростом и стала увядать, как увядает засохшее старое дерево.

«Старость - воровка, - говорила она, - крадет у человека все, что только можно украсть, раздевая почти догола.
Была красота – нет красоты. Было здоровье – нет здоровья».
Не каждому, конечно, удается компенсировать эти и другие потери, но баба Дуня старалась изо всех сил.
«В старости, - сказала однажды Фаина Раневская, - человек должен добреть с утра до вечера».
Баба Дуня, хотя и не слышала этих слов, но постоянно как бы следовала совету великой актрисы.
Доброта всегда светилась в ее глазах, отчего они казались и моложе, и зорче.

…По ночам ей не спалось.
Думы, словно птицы, слетались к ее изголовью и уносили из Атланты, куда попала по воле случая, в те далекие и березовые края, откуда была родом.
Уральская деревушка Челябинской области.
По одной стороне улицы жили Кузнецовы, по другой – Мальцевы.
Раньше как-то она не очень-то любила об этом рассказывать, а вот потом, оказавшись в Америке, искала любой повод, чтобы только повздыхать маленько  о своем, сокровенном и близком.

Думы, думы. Куда от них деться?
Осторожно, в потемках, баба Дуня спускала малопослушные ноги с кровати, дотягивалась рукой до своей китайского производства трости и, опираясь на нее, мелкими шажками, по-черепашьи двигалась из комнаты через гостиную, туда, где чувствовала себя полноправной хозяйкой - на кухню.
Включала свет, ныряла с головой в холодильник и подолгу не выныривала оттуда, будто хотела заморозить там свою голову или свой искривленный позвоночник, чтобы не так боль ощущалась.

На кухне баба Дуня задерживалась подолгу.
Не торопясь, доставала из холодильника всё то что ей нужно было.
Затем, стоя у кухонного столика, медленно-медленно ела, пережевывая пищу хорошо натренированными деснами, потому что зубы, как птенцы из гнездышка, давным-давно повылетали куда-то.
Затем подолгу мыла посуду, которая частенько со звоном выскальзывала у нее из рук.
Ночью все почему-то виднее. Далекое кажется, что оно совсем близко, как на ладони.
 
Закончив свой ночной завтрак, баба Дуня семенила в гостиную и там зажигала свет. Садилась на диван возле журнального столика. Листала своими скрюченными пальцами американские журналы. Просто так, чтобы скоротать время, потому что ничего интересного там для нее не находилось. Моды, например. Ну зачем они ей?
Потом, с трудом поднявшись с дивана и погасив по пути свет, двигалась, шаркая тапочками, в свою комнату.

Там хорошо. Мягкое кресло и телевизор – всегда на своем месте.
Звуком не пользовалась, так как английский язык для нее все равно что китайский, да и со слухом проблемы давали о себе знать.
- У меня ведь, - шутила она, - в каждом ухе по мухе. Одно жужжание и слышу.
Тем не менее смотрела она в телевизионное окошко часами, не уставая.
Интересно же все же, что в мире творится.
А когда животных показывали, тут она и вовсе оживала.
Но чаще всего глядела в сторону телевизора, а сама думала о своем.

Из воспоминаний бабы Дуни
...Мамы лишилась рано, когда мне было 6 лет.
Как попала в Магнитку? Пошла пешком, как и другие деревенские девчата, чтобы какую-никакую профессию получить.
Cтройка ведь там была. Всенародная.

ФЗУ закончила на огнеупорщика. В мартеновском цехе стала работать. Тяжело было. А жара стояла, как в парной.

Из Березинки в Магнитку верст сто, а то и поболее будет. В основном пешком шли, а корова шмутки разные везла на телеге. Вот отец со мной и повиделся, а заодно и с зятем, мужем моим.
Помню, как фотографировались.
Отец стоит, мачеху за плечо так держит. Сколько ему было? Лет пятьдесят, наверное. Был один киноактер – вылитый отец, так же подстриженный. Прямо копия.

Попрощались. Проводили, как положено. Отец, хоть и крепкий был на слезы, прослезился немного. Как-никак, я его любимая – дочка.
Может, чувствовал, что больше не свидимся.

От автора.
…Баба Дуня посмотрела на часы. Скоро светать должно. Рассветы тут в Атланте не такие, как в России. Совсем не такие. Да и петухов не слышно. А какой рассвет без петушиного пения? Срам один.
Встала с кресла, опираясь на палку – и в путь, до кровати. Путь – это громко сказано. Два-три метра всего, а кажется, что все сто будет.
А кровать у нее мягкая, пуховая. Спасибо дочери. Она очень заботливая на сей счет. И подушка, и одеяло, и матрас – все пуховое. Грех жаловаться. Легла на спину – и глаза в потолок.
Не спится что-то...

Из воспоминаний бабы Дуни
...Потом вдруг – письмо от родных: отца забрали. Как забрали? Почему забрали? Я ведь помню, как мы бедно жили. Отец был очень толковый, грамотный, работал секретарём в сельсовете. К нему приходили все за советом. Его уважала почти вся деревня. А вот один нашелся и его предал. Мурзин такой был. Отец мужа моей подруги Фроси. Он хотел работать заместо отца моего – Николая Николаевича Кузнецова.

Вот всех в дом их согнали, многих березиновцев, под конвоем на ночевку, значит.
Вася, брат мой, пошел наведать отца. Не пускали, конечно. Но Вася как-то проник туда,  приоткрыл дверь и кричит:
- Тятя (мы отца тятей звали) че тебе принести?
- Ничего не надо, - и помахал рукой, как бы прощаясь.
После этого их в Тамерлан погнали. Теперь Варной называется. Там тюрьма большая.
Брат Вася потом написал мне, что их гнали колоной до Тамерлана.
Брат поехал искать отца – так и не нашел, ни мертвого, ни живого. Это в 37 году было.
Чуть погодя, мачеха письмо прислала: «А у нас радость - отцова корова родила телку. Дуня, возьмите эту телочку к себе, в Магнитку, потому что я не прокормлю ее».

От автора.
…Как-то дочь уговорила свою мать вести дневник и подарила ей толстую тетрадь, чтобы записывала в ней, как себя чувствует, что болит и так далее.
- Это можно, - согласилась баба Дуня и через некоторое время в дневнике стали появляться нехитрые заметки, написанные корявым неровным почерком – про свое житье-бытье в американском городе Атланте, про своих родных и близких, которых очень любит и которым очень благодарна, про свое уходящее здоровье и вообще - про жизнь.

Несколько мгновений из дневника бабы Дуни
- Детство мое было тяжелое: голод, засуха. Ходили в поля с иконами, просили дождя...

- Что значит – старость? Весь организм развалился, как старый дом...

- На улице солнце, радостно. А у меня в голове ужасная боль, клонит в сон. В голове нет погоды...

- Какой день самый счастливый?
Самые счастливые дни, когда я была здоровая...

- Незабываемая Родина-матушка, Россия березовая! В 75 лет я тебя бросила. Сейчас мне - 88.
 Прости меня!

Послесловие.
На этом магнитофонная запись с воспоминаниями бабы Дуни обрывается.
Думал, что как-нибудь возьму диктофон и запишу продолжение.
Но, увы, не случилось.

Листаю записи бабы Дуни, начатые в 2004 года и оборванные в 2005 года. Листаю и думаю: кто же она, эта простая русская женщина, которая никаким боком так и не вписалась в Америку, хотя и прожила в ней 12 лет?
Пожалуй, не ошибусь, если скажу о ней следующее:

Талантливая мать, никогда не надоедавшая своей дочери нравоучениями и всевозможными замечаниями.
Талантливая бабушка, никогда не сюсюкавшая перед своими любимыми внучкой и правнучкой.
Талантливейшая и совершенно уникальная теща, с которой мне, ее зятю, посчастливилось прожить неразлучно под одной крышей ни много ни мало – 46 лет.
А еще она совершенно потрясающая – не побоюсь этого слова – старуха, которая никогда никому не докучала ни своими недугами, ни своими капризами, а жила тихо и скромно, просто и естественно, как трава у дома, как растения в огороде, как деревья в лесу.