Мост через Обитель 20
Это было чрезвычайно трогательное зрелище: воротилы тяжёлой индустрии собрались, чтобы отпраздновать день рождения г-на Эмиля Кирдорфа... Г-ну Эмилю Кирдорфу, крупнейшему рейнландскому промышленнику, «угольному барону», оказывавшему финансовую поддержку нацистскому движению, исполнилось восемьдесят лет. Он, однако, сохранял светлый ум и бодрость. В копях Вестфалии копошились десятки тысяч рабочих: благодаря их сыновнему рвению г-н Кирдорф сподобился столь завидной старости.
Гости не привезли юбиляру ни вышитых бисером туфель, ни портфеля с инициалами, ни длинной фарфоровой трубки. У них горячие чувства и деловые предложения. Г-н Альфред Гугенберг не на шутку растроган. Он не плачет - настоящий немец никогда не плачет, он благодарит бога и продолжает свой жизненный путь.
"И Гугенберг здесь! Любопытно!" - Усмехнулся в тот момент Кларк. - Не желает ли он спасти «Уфу»?
(Кайзеровское правительство поначалу недооценило мощь новейшего из искусств: кинематограф считался развлечением, а не средством пропаганды. Однако в разгар войны кинотеатры Европы наводнили патриотические американские фильмы, одинаково впечатлявшие как союзников страны, так и ее противников. Руководящие круги Германии сошлись на том, что воспрепятствовать "идеологическому наступлению" американцев можно только одним способом: создать гигантский национальный концерн, который поставит выпуск качественного кино на поток. UFA – аббревиатура от Universum Film AG. Официальной датой основания компании считается 18 декабря 1917 года. Акционерный капитал составлял немыслимые по тем временам 25 миллионов марок, из которых восемь миллионов принадлежали государству. Впрочем, уже через год концерн стал частным: акции скупил Deutsche Bank...)
И вот в 1927 году, немецкий бизнесмен и политик Альфред Эрнст Кристиан Александр Гугенберг (1865, Ганновер — 1951, Кюкенбрух), чей, так называемый "концерн Гугенберга",
контролировал половину немецкой прессы и внес значительный вклад в разрушение Веймарской республики с помощью националистической и антидемократической пропаганды, предложил почтить юбиляра добрым делом. "Речь идёт о спасении сиротки, не девочки, подобранной на улице, нет, великой сиротки - Германии. Он хочет оградить немецких юношей от марксистской заразы. Он хочет купить «Уфу». Это, кстати, не столь гибельное предприятие. Оздоровить. Выпустить новые акции. Сократить расходы. Переменить персонал...
Скрипят перья. Хлопают пробки немецкого «секта». Показывается г-н Клич. Он поясняет журналистам:
- Если тайный советник Гугенберг решил приобрести акции «Уфы», то только для того, чтобы кино не попало в руки большевиков. Успех картин, вроде «Потёмкина», заставил тайного советника пойти на все жертвы. Теперь мы спокойны: «Уфа» - оплот порядка!.."
А дальше на видео в бледно/коричневом свете Берлинских фонарей 1930 года, Илья Эринбург рассказывает Даллесу о том, что "У Гугенберга всё, чтобы править государством: душа императора, лицо вахмистра и свои люди во всех банках. Он достиг власти в те годы, когда обыкновенные люди ели картофель без соли, соля его своими слезами. Отставные чиновники, единомышленники Гугенберга, продавали перины и сахарницы. Гугенберг покупал акции. Как честный немец, он подбирал добро, чтобы это добро не досталось чужестранцам...
В возрасте двадцати лет Альфред Гугенберг писал стихи, не очень-то складные, но полные самых достойных чувств:
Любовь - сестра зори
Любовь - царица мира
Потом Гугенберг оставил поэзию, он занялся более серьёзным делом: стал директором заводов Круппа. Он не изменил лирическому началу. Он произносил речи: «НА НАС смотрят глаза ИМПЕРАТОРА... Добродетели нашего народа - это готовность к самозащите и воинская радость...» Если заводы Круппа поставляли вооружение противникам, деньги шли настоящим немцам. Таков не вульгарный патриотизм, но патриотизм глубокий и продуманный, патриотизм Гугенберга.
Гугенберг не довольствуется деньгами и почестями. Он занят воспитанием своего народа. Он основал институт таинственным именем «Динта». Его благословил на это сам Освальд Шпенглер, и его поддержали директора всех трестов. «Динта» должна бороться с пагубным материализмом. Гугенберг, как известно, идеалист, он хочет, чтобы любой рудакоп Рура достиг душевных высот. «Динта» выпускает «Газету для горняков» - её раздают бесплатно рабочим. «Динта» устраивает школы для детей, лекции, спектакли. Она проповедует терпение, труд, бережливость и патриотизм, - разумеется, не чересчур сложный патриотизм тайного советника Гугенберга, но обыкновенный патриотизм, доступный пониманию простого народа.
Мог ли не оценить Гугенберг экрана с мелькающими тенями?.. Давно, ещё в годы войны, он изготовлял патриотические фильмы, полные бодрости и героизма; фильмы заменяли недостающие калории. Окрепнув, Гугенберг решил подчинить себе всю немецкую кинопромышленность. Он понимал, что при правильной постановке дела кино должно давать изрядные барыши. Он не забывал также о своей исторической миссии..."
И неожиданно в сознании Кларка мелькнула тень молодого миссионера. И Кларку он мог бы помочь! Немецкий юрист, политолог, журналист и писатель Юлиус Мадер (1928 — 2000), также известный под псевдонимом Томас Бергнер, который в 1945 году оказался с семьёю в советской оккупационной зоне того, что осталось от Германии, регионе, который находился в процессе становления Германской Демократической Республикой... С 1962 года Юлиус служил офицером по особым поручениям под кодовым именем «Файнгольд» для Штази...
У Джона Кларка не было сомнений, что Юлиус Мадер воспитывался на таких фильмах как «Квекс из гитлерюгенда» и «Дядюшка Крюгер».
Без сомнений, «Дядюшка Крюгер» был шедевром антибританской пропаганды. Британские концлагеря для буров авторы сумели показать так, будто они страшнее Освенцима. Фильм был сделан так умело, что, выходя из зала, зрители должны были ненавидеть Англию и англичан...
Видео заканчивалось звоном разбитого стекла... Однако, "Фабрика снов" продолжала работать.
И вскоре, в ещё «Живом Журнале» германофоба Ильи Эринбурга (1891-1967) Кларк прочитал: "Германия. Август, 1930.
Бал в разгаре. Всех веселей кабачники; они рекламируют «вино освобождения», холодной рейнское вино с привкусом романтизма и глубокой осени...
Растёт ненависть. Чрезмерность немецкой природы, хаос чувств, древнее безумие ищут выхода. Бритые затылки отнюдь не слепы. Они знают, о чём говорит это молчание. Вино они пьют без надрыва: это не версальские маркизы и не московские купцы. Они умеют подчиняться. Это ведь не танцмейстеры, это только танцоры. Для высокой политики у них слишком мало денег и слишком много чувств...
Гитлеровцев поддерживают невидимые и неназываемые. В своих листовках гитлеровцы шельмуют богачей и спекулянтов. Они намекают, что русские не прогадали. Но, конечно, Германия не Россия! У нас свои враги: французы; свои предатели: евреи. Мы за революцию, за нашу немецкую революцию! Вы увидите, что ненависть илотов сможет обслуживать тяжёлую индустрию, как горный поток, пропущенный сквозь турбину!..
Во Франкфурте десять тысяч горемык приветствовали недавно Гитлера. Это было торжественно и постыдно, как июль 1914 года. В дорогих ресторанах, за бархатом окон шла обычная ночная жизнь: фокстрот, ведёрки со льдом, поэзия... Рёв толпы здесь никого не испугал. Полки пойдут туда, куда им прикажут. Танцмейстер ещё ведёт танец...
Танцмейстер отважен и находчив, он не боится ни революционных фраз, ни передовых идей, ни опасных союзов. Давно уж он променял спокойную жизнь на пот игрока. Он вовсе не думает опираться на традиции, аргументировать правом или честностью: Германия не Англия и не Франция. Ни брюшко, ни диплом «доктора философии» не мешают ему жить на трапеции. Он любит новое искусство и пустоту...
... Впрочем, танцмейстер снисходителен к людям отсталым, которые обожествляют не сто лошадиных сил, но какую-то женщину с младенцем. Для них он выстроил в том же Франкфурте десяток ультрасовременных церквей. Христос напоминает Динамо, а исповедальни оборудованы по последнему слову техники..."
Но как бы не хохотала "бесноватая действительность" Джон Кларк приближался к своей цели. Кларк не понимал только одного: зачем бежавшему в 1938 году из Германии в Палестину Вальтеру Лакеру (1921, Вроцлав, Веймарская республика — 2018, Вашингтон, США), британскому и американскому историку и политологу вздумалось вдруг писать о «Черной сотне»? Возможно, Лакер был душевно болен с одной стороны и его могли бы вылечить парни из ФБР, но с другой стороны Кларк не хотел игнорировать мрачную мозаику истории...
«Вд. Соловьёв (1853 - 1900) верил, что у русского народа есть внутренние силы для самоизлечения. Но он также допускал, что галлюцинации могут привести к национальной катастрофе. - Писал Вальтер Лакер. - Это необыкновенно точное описание характерного недуга русской крайней правой было опубликовано ровно сто лет назад, задолго до появления современной психиатрии. В то время положение России было устойчивым: еще не грянула революция 1905 года, еще не выступила на сцену «черная сотня» и концепция «русофобии» еще не была изобретена. Но и тогда бытовала твердая вера в воображаемые заговоры, а позднее она стала важной частью идейного антуража крайней правой. Если в спокойные времена находятся люди, готовые воспринять явно абсурдные идеи, то насколько же усиливается опасность погружения в коллективное безумие в период подлинных катастроф!..»
Значит игра стоила свеч... Сорокоустных! В 2012 году на территории одного из ведущих вашингтонских вузов - Американского университета - был установлен бюст Льва Толстого работы известного российского скульптора Григория Потоцкого, а в 2019 году у входа в храм во имя святого Иоанна Крестителя в Вашингтоне (США) установили трехметровый бронзовый памятник праведному Иоанну Кронштадтскому; Пастырь изображен в богослужебном облачении, в левой руке он держит потир, а правой благословляющей рукой указывает на чашу...
И, конечно, эти маяки Кларк не имел права игнорировать. Когда-то юный царь Петр I вышел в Белое море с флагом, символизирующим европейский путь развития, но последыши Петра потерпели кораблекрушение в Красном море. И Кларк в сердце своём поблагодарил господа... Теперь он мог оценить значение Иоанна Кронштадтского в своём деле!
«Иоанн Кронштадтский — самый известный и почитаемый священник — в 1907 году, незадолго до смерти, писал, что царизм близок к крушению. - Пребывая в чёрных своих думах о развитии рф, писал Уолтер Лакер. - Если дела пойдут так дальше, если безбожники и безответственные анархисты не будут наказаны, если Россия не очистит себя от скверны, она будет разрушена, как и многие царства древности, за безбожие и беззаконие...
Иоанн Кронштадтский не был юродивым, он был авторитетом в богослужении, образцовым церковным деятелем и целителем-чудотворцем. Он был более широко известен, чем сам патриарх, несмотря на свое низкое положение в церковной иерархии; он принадлежал к «черному» духовенству и был женат, поэтому не мог рассчитывать на продвижение в высшие церковные круги. Чехов, рассказывая в письме другу о путешествии на Сахалин, сообщает, что он видел портрет отца Иоанна в каждом доме. Иоанн Кронштадтский был также почетным членом Союза русского народа и первым освятил его флаги...
Подобно другим православным проповедникам, Иоанн был особенно озабочен силами тьмы. Он писал, что молодежь и мирские руководители склонны верить, будто дьявол существует где-то там, вдалеке, и его коварство их не касается. Лишь те, кто старше и мудрее, знают, что Сатана — тяжелое бремя, безжалостное и все поражающее...
Иоанн осуждал любой интерес к политике, хотя сам активно участвовал в событиях своего времени; его политическое направление было крайне правым. Он был непримиримым врагом всех, кто бросал вызов властям, и не только революционеров (для которых он требовал самых суровых наказаний), но и сторонников умеренных либеральных реформ...
Он был злейшим врагом Толстого, ибо тот критиковал верхушку православной церкви. По мнению Иоанна, для последователей Толстого никакое наказание не могло быть достаточно суровым. Иоанн скончался в 1908 году, но слава его продолжала жить. И хотя русская православная церковь, несмотря на сильное давление, не канонизировала его, Иоанн стал центральной фигурой православной церкви Америки, и издательство этой церкви было названо его именем. Иоанн занимает одно из центральных мест в религиозном возрождении, происходящем ныне в России; его постоянно вспоминают — в особенности крайняя правая...
Возможно, кого-то Иоанн привлекает как великий проповедник, но многих притягивают именно его экстремизм и бескомпромиссность; они поклоняются ему и считают святым, для них Иоанн — национальный герой и герой церкви. В любом случае личность Иоанна Кронштадтского представляется нам весьма важной для понимания того, как широкие церковные круги его времени относились к крайней правой...»
Да, Джону Кларку такой поворот стал представляться крайне правильным... И весьма важным. Ведь, от великого движения к светлому будущему до смешного движения к тёмному прошлому всего один шаг... Нужно только найти человека, который, благословит кооператив по производству кривых зеркал, встанет на пути у юных пионеров и комсомольцев и авторитетно скажет: «Изыди, черный сатана». Возможно, в этом случае улица ответит диктатурой пролетарской молодёжи и имеющие уши да услышат... Такая незатейливая диалектика забавляла Кларка, потому как он понимал, что в начале было слово, и было это слово у пацана, а в России - "Слово пацана" больше, чем СЛОВО...
Конечно, не стоит забывать, что у всякой возвышенной (и не очень) словесности есть свои почитатели и есть свои враги, у о. Иоанна также были не только почитатели, но и враги – завистники среди духовенства... Кларк располагал сведениями, что не только среди духовенства.
Бывший чиновник Министерства юстиции, статский советник, впоследствии деятель белой эмиграции, по божьему замыслу родившийся в один год с товарищем Лениным и умерший в один год с товарищем Сталиным господин И. К. Сурскiй (наст. фио Яков Валерианович Илляшевич), в своей книге "Отецъ Iоаннъ Кронштадтскiй", изданной в 1938 году в Белграде, писал: «Знаменитый Обер-Прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев также сказал о. Иоанну: «Про вас говорят, что вы молебны служите, чудеса творите, смотрите, как бы вы плохо не кончили». На это о. Иоанн ответил: «не извольте беспокоиться, подождите и увидите, каков будет конец».
О. Иоанна некоторые довольно часто упрекали за то, что он окружил себя недостойными людьми.
На это о. Иоанн ответил:
«Если Спаситель не гнал от себя прелюбодеев и грешников и терпел возле себя Иуду предателя, то мне ли, недостойному слуге Его, не следовать по пути Его!
Я такой же грешный человек, как и вы все. Грешен и каюсь... Берегитесь гордыни!»
Такие же упреки неоднократно делали фарисеи и Христу, на что Господь отвечал: «не здоровые имеют нужду во враче, но больные, я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию».
Когда о. Иоанну говорили, что псаломщики и окружающие его люди – воры нечестные и что нужно было бы их заменить, то о. Иоанн отвечал: «если будут другие, то все равно будут воровать, пусть уже лучше одни грешат, чем еще другие будут грешить». Замечательно, что обоих псаломщиков о. Иоанна Бог не оставил без наказания. У псаломщика Ивана Павловича дочь была сухорукая, а у псаломщика Дома Трудолюбия Бабенко – внук болен костным туберкулезом...»
Кларк только предположил, что все эти детские страдания были вызваны божьи гневом и являлись следствием того, что коррупция в России - больше, чем просто коррупция. И руки, правильно наполняющих нужную чашу, крепки и здоровы...
"Велики и дивны дела Твои, Господи..." - не успел подумать Кларк, а деятель белого движения уже писал: «После манифеста 17 октября 1905 г. о свободе совести в газетах и журналах стали печатать разные пакости про Царя и про о. Иоанна с несомненною целью очернить их обоих в глазах народа...»
Так сказать, гласность! И, конечно, в период этой самой гласности, Яков Валерианович Илляшевич-Сурскiй пришел к Худякову, издателю «Петербургской Газеты» и ожидал его в редакции... Что он услышал? А услышал он следующий разговор... И, конечно, это был разговор двух евреев, сотрудников этой газеты, между собою. Один спросил другого: «ну, что, ты писал что-нибудь про о. Иоанна?» На это последовал ответ: «ну что я буду писать, я о нем ничего не знаю». На это первый возразил: «ну, какой же ты писатель, если у тебя фантазии нет?»
Такая гласность очень подходила к будущим планам Кларка! И он с дъявольским интересом наблюдал, как "нападки на о. Иоанна сделались вскоре столь многочисленны и бесстыдны, что горячие почитатели Великого Старца решили учредить Общество для защиты его от этих безобразий..."
Кларк сохранял спокойствие. Ему хотелось обратить своё внимание на "политическое кредо НТС - Солженицина, как оно проступает в его различных трудах..." Но Кларк решил пока не трогать этого старца! И вместо Солженицина, Кларк обратил свой мысленный взор на Льва Толстого! Поспешил обратить свой взор на Льва Николаевича И. (Иоанн) К. (Кронштадтский) Сурский, глазами Якова Валериановича, который "сам многократно слышал проповеди о. Иоанна, в которых он громил Льва Толстого и предсказывал ему лютую кончину, что напечатано также во многих местах творений о. Иоанна..."
Только сейчас Кларку становилось ясно, каким был весомым вклад Льва Толстого в его дело...
В период отлучения Толстого от Церкви Г-н Ярмонкин издал книжку, в которой были перечислены запрещенные дотоле к печати хуления и глумления Толстого над Господом нашим Иисусом Христом Богом Слово Вседержителем и над Пречистой Богородицей...
«Страшно повторить, но повторю, - пишет смело И. К. Сурскiй, -
чтобы все знали, что Толстого Святейший Синод отлучил от Церкви за эти потрясающие ужасные хулы и за совращенную им массу людей.
Толстой писал, что Христос оттого и называл себя Сыном Божиим, что был незаконнорожденный, что он был нищий, которого высекли и повесили.
Я привел только это, а в книжке Ярмонкина было напечатано множество ужасных хулений, которые этот сын дьявола изрыгал.
Как жалко, что Святейший Синод не опубликовал всех или части этих хулений и глумлений, тогда бы никто не возмущался отлучением Толстого.
На севере России в водах огромного Ладожского озера (около 250 верст длины и 150 ширины) на скалистых островах расположен Валаамский монастырь. Острова эти из гранита, подобного которому нет нигде на земном шаре и берега их в большинстве суть отвесные скалы. По мнению ученых эти острова не что иное, как метеорные камни от какой-то развалившейся планеты, свалившиеся на землю.
В глубокой древности на диких островах Валаама был центр идолопоклонства и были языческие капища.
Св. Апостол Андрей Первозванный из Киева по водному пути, «из Варяги в Греки», т. е. по Днепру, Ловати, Ильмень-озеру, Волхову и Ладоге, приплыл на Валаам и водрузил там Крест Христов.
При появлении Святого Апостола все капища и идолы Силою Божиею были повержены в прах и Валаам стал местом пребывания христианских проповедников и рассадником православия.
После революции Валаам отошел к Финляндии и правительство потребовало введения в монастыре нового стиля. Монахи, не пожелавшие признать новый стиль, были арестованы и увезены. Некоторые из них бежали в Югославию.
Один из них, прозорливый старец, поведал о виденном им на Валааме видении.
Однажды, когда он стоял на скалистом острове около храма, на озере поднялась страшная буря и он увидел несущуюся по воздуху массу бесов, впереди которой несся Лев Толстой и стремился к церкви, бесы старались преградить ему путь к церкви и наконец окружили его и увлекли с собою в пучину у самого обрыва скалы, на которой стоял храм.
Старец впоследствии только узнал о смерти Толстого...
Отец Иоанн обличал Толстого в проповедях, им также было написано более 20 статей в защиту православного вероучения, среди них «Ответ пастыря церкви Льву Толстому на его «Обращение к духовенству«(СПб.,1903), «О душепагубном еретичестве графа Л. Н. Толстого»(СПб., 1907, 4-е изд.), «В обличение лжеучения графа Л.Толстого. Из дневника» (СПб., 1910).
Отец Иоанн критиковал Толстого, в частности, за то, что последний «извратил весь смысл христианства», «задался целью... всех отвести от веры в Бога и от Церкви», «глумится над Священным Писанием», «хохотом сатанинским насмехается над Церковью», «погибает вместе с последователями». Считал, что учение Толстого усилило «развращение нравов» общества, что его писаниями «отравлено множество юношей и девиц», что толстовцы «испровергают Россию и готовят ей политическую гибель».
Предсказывал ему «лютую» смерть: «Смерть грешника люта. И смерть его – Толстого – будет страхом для всего мира. (Конечно, это скроют родные.)» – писал о. Иоанн Кронштадтский в дневнике 1907–1908 года.»
Оказавшись в таком незавидном положении Лев Толстой мог бы рассчитывать на помощь Кларка, имеющего возможности учредить в России Общество для защиты Великого Старца...", только дело осложнялось позицией Льва Николаевича.
Русский теоретик и последователь марксизма, видный деятель русского и международного социалистического движения Георгий Плеханов (1856, с. Гудаловка, Тамбовская губерния — 1918, Ялкала, Финляндия) в декабрьских "Мыслях", No 1, посетивших его в 1910 г., говорил о "Смешение представлений (Учение Л. Н. Толстого)", смешивая все карты Кларка:
"Лев Толстой думал, что его учение есть не что иное, как правильно понятое учение Христа, выражающееся в словах: "Не противьтесь злу". В книге "В чем моя вера?" он говорит: "Слова эти: не противьтесь злу или злому, понятые в их прямом значении, - были для меня истинно ключом, открывшим мне все. И мне стало удивительно, как мог я так навыворот понимать ясные, определенные слова. Вам сказано: зуб за зуб, а я говорю: не противься злу или злому, и что бы с тобой ни делали злые, терпи, отдавай, но не противься злу или злым. Что может быть яснее, понятнее и несомненнее этого?..
Толстого думали смутить, спрашивая его: а что вы стали бы делать, если бы пришли Зулу и захотели изжарить ваших детей? {Человек, поставивший ему этот вопрос, как видно, считал зулусов людоедами. Это ошибка, на которой здесь останавливаться, однако, не стоит.} Но он не смущался.
"Все люди братья, - отвечал он, - все одинакие. И если пришли Зулу, чтобы изжарить моих детей, то одно, что я могу сделать, это постараться внушить Зулу, что это ему невыгодно и нехорошо, - внушить, покоряясь ему по силе. Тем более, что мне нет расчета с Зулу бороться. Или он одолеет меня и еще более детей моих изжарит, или я одолею его, и дети мои завтра заболеют и в мучениях худших умрут от болезни..."
Кларк закашлялся. Посмотрел в окно и представил Льва Николаевича, пролетающим на гастрольном микроавтобусе мимо Валаамского монастыря, напевая:
"Если Землю добротой наполнить всем живым,
Нас встретит город золотой под небом голубым."
Когда микроавтобус исчез, Кларку послышался ровный голос, и этот голос доносился из светлых глубин вселенной. Кларку даже показалось, что говорит сам протоиерей Андрей Ткачев: "Есть такая известная поэтическая фраза "Поэт в России - больше, чем поэт". В России, вообще, всё больше себя самого! Глядя, например, на Иоанна Кронштадтского, можно сказать, что священник в России - больше, чем священник, глядя, скажем, на Александра Васильевича Суворова можно сказать, что полководец в России - больше, чем полководец. Вот, в духе этого тезиса..."
В духе этого тезиса Кларк, соскользнув на секунду свысока в сентиментальность подумал о том, как не просто в России быть за Святую правду!..
Свидетельство о публикации №124082803079