Я запертый ребенок в темном доме...

 
Я запертый ребенок в темном доме…

Мы вечное в гостях, для нас все одно,
Пьедестал, поднебесье или прыжок на дно.
Не сеем, не жнем, мы сами из глины,
Кожура от банана, кора апельсина.

Мир плоскость, мир горы, мир жаркие страны,
Мир сказка, втирают глупцы нам,
Молоко превращая в густую сметану,
Годятся нам в учителя, в пророки и отцы.
Благословляя поле и орал.
Я все придумал там, чтоб было,
Я все придумывал, не врал.
Я-запертый ребенок в темном доме,
Не вижу изменений, седины, морщин,
Не вижу трансформации в лице я,
Я вижу только то, что смерть мужчин,
Сегодня и вчера не панацея!
Не выстрел в голову и сто
других причин?
Когда несет буран на город
С высоких гор лавины шквал,
Несет разруху, смерть и муку,
Все то, что Будда нам хинди завещал.
Все боли нам принес огонь с Египта,
С его песков и проклятой земли,
Я против, если рано разбудили и хоронят,
Я так привязан сердцем к месту
Всего лишь в паре метров от земли,
меня так часто запирали на мели.
Я частый посетитель Храма, я его Хранитель!
Я-то, что прозревало и всегда во здравие,
всегда и правый на одном ХМЕЛИ!
Еще мне рано на покой, мой мститель.
Ты выдай мне хотя бы скорость света,
Ты выдай мне его хромой расчет,
Сегодня каждый на его прицеле,
Ведется эпизод, гордыня слезы льет.
Последней встрече с дивною Кассандрой,
Под светом дня, тревожною молвой,
Мы вечное в гостях, для нас все разное
Марихуаной, беленою поросло,
Мы слой меж злостью и печалью,
Мы делаем всем на зло!
Я-запертый ребенок в темном доме,
С фонариком читаю старого Дюма,
иду неведомый до глупой цели?
Меняю шкуру, шерсть и гнезда и дома.
Досадно мне, течет вода, и вьется бахрома.
Заглядывал вперед, и узнавал пещеры,
Не зарекайся от сумы, что горе от ума,
Что мудрость жития уже не панацея,
Что многие сошли уже с ума.
Я вижу близкое к себе насилье,
Я вижу тролль блуждающих русалок,
Я чувствую порой одно бессилье,
Блуждающих со мною демонов
и парочки простых, бессовестных нахалок. 

Блуждающих среди   воспоминаний,
Нащупал путь, накидывал маршрут,
Не зарекайся – горе от ума, не зарекайся от сумы,
Я съел собаку и проглотил пуд соли,
Я плоскость и земля тугих морщин.
Я лакмус жития, я жертва охуенной цели!
Я кромка затвердевшего ногтя, я вспышка от ракеты,
Иль Округленного болта, перед заветной щелью?

Древо жизни сухие листы и стебли,
Дети солнца, зарождение в стаде индиго,
В цифровом бездушном пространстве,
В скучном сексе и вялой интригой.
Порожденные нефтью, прогнозом и газом,
Под песни «Миража», под тихим оргазмом,
Древа жизни между Югом и Севером,
Душной жаркой порой, сладким веером.
В дебрях духа шатается он в душной лавке
Пинает столы и стулья в дикой злости!
Мы бросили вызов друг другу давно,
Убили друг друга, в той самой дикой давке.
Мы бросили камни и кости,
Мы повесились на слона, повелись на хобот.
С каждым обличаем все до не приличия,
Случай и ход и ошибка, восход до величая!
Он тертый калач, он родился во сне,
Он мечтал зародится лютиком, может бабочкой?
Он тертый калач, мудрец, негоциант и пошлец,
Родился не мотыльком, не святым из святых!
Он по театрам и пьесам абсолютный спец!
И я люблю его за ЭТО! Он не мудрец, не квартет,
Не сонет, не капля рассвета,
Так ужели украсть красоту?
Нет, не дождемся конца того света.
Пьедестал, поднебесье или прыжок на дно.
Не сеем, не жнем, мы сами из глины,
Кожура от банана, кора апельсина,
Бесплодье одно, холодные льдины,
Заледенел квадрат окна за шторой,
Застыл декабрь на седьмом числе,
По коже вновь мороз ударил,
Я заскучал обратно по весне.
Я заскучал по голосу латышки,
По образу, подобью Дарвина,
По вспышке янтаря, по лабиринтам боли,
По ярким нитям из оргазма перед сном,
По выточенным стеблям лжи, как в жизни
Неизвестного Володи Маврина!
По этим мертвым головам и без контроля!
По пьесам старого любителя сухого рома,
Над полем брани и дерьма во ржи!
Начать писать от чувств и браги в крови,
Преодолеть свой старт и забытье,
По выточенным стеблям из дождя,
Сто лет из одиночеств!? Добрый Маркес Габриель,
Песок, остывшие тела и копоть в ноздрях,
Покой в их душах на Яву, играет дивная свирель.