Лит-ликбез. Окосение души

Прочитал, что убирают из школьной программы произведения Виктора Астафьева, фронтовика, и так называемого, писателя-деревенщика. Сразу скажу, что я всегда разделяю не только слова «писатель» и «фронтовик», а и все другие сочетания подобного рода.

То есть, для меня никакое героическое, или, самое, что ни на есть, благотворительское прошлое, не может служить оправданием последующих жизненных поступков, которые могут быть весьма разными, и, мягко говоря, неоднозначными.

И если в качестве противовеса чему-то некрасивому, подлому, бессовестному, безнравственному, а тем паче – преступному, я слышу: «Надо помягче, это же фронтовик!», или «Он столько благих дел сотворил, надо учесть!» - мне такие формулировки не близки.

И если кто-то пытается процитировать мне что-то, типа, «Какой мерою мерите…» - то в ответ получает, что именно такую меру я всегда применял и применяю в отношении себя самого.

Точно так же не воспринимаю дешёвые защитные возмущалки – дескать, не смейте сомневаться, это «настоящая окопная правда от первого лица» - и так далее.

Мне ясно другое: если подобные - «очевидческие» откровения «от первого лица» появляются в очень подходящий именно для таких откровений, период, то во всей этой «окопной правде» есть вполне определённый, практический  смысл, имеющий отношения к текущему, а не к минувшему.

А значит, три копейки цена этому всему с точки зрения правды, независимо от того, фронтовик это написал, или нет.

Впрочем, когда я ещё тусовался в литературной среде, задолго до создания сайта стихи.ру, будучи принятым в Союз Писателей России, то абсолютно спокойно воспринял разворот писателя Астафьева, который всегда плыл по течению, получая по пути много сладких плюшек. И когда течение изменило своё направление – вместе с ним двинулся и писатель-фронтовик.

Но когда мои коллеги-литераторы в середине девяностых годов возмущались и поражались таким неожиданным финтом – неожиданным абсолютно для всех, кто знал Астафьева лично, я только равнодушно пожимал плечами.

В 1978 году Виктор Астафьев получает свою первую Государственную премию – за повесть "Царь-рыба». А через несколько лет её начинают вводить - факультативно, в рамках изучения современной литературы.

Я тоже прочитал эту повесть. И когда учительница попросила кратко, в пяти словах, сформулировать свои впечатления или даже – ассоциации, возникшие после прочтения, стали звучать формулировки: «Ответственность человека перед родной природой», «Нельзя потребительски воспринимать окружающий мир» и ещё, какие-то, не помню дословно.

Но когда прозвучала ассоциация: «Душа Астафьева на дьявольских крючках» - до сих пор помню глаза учительницы и безмолвие, доносившееся из её обычно незакрывающегося рта...

Я тогда не мог развернуть эту ассоциацию более подробно, а сейчас бы - смог, но уже не надо. Виктор Астафьев сам её развернул, утвердил и подтвердил, что духовный каркас – это важнее всего, особенно, в пожилом возрасте.

А если он не сформировался – то никакое былое мужество, никакие литературные заслуги не помогут. И ты не сумеешь противостоять искушению маленьких, дьявольских крючков, которые тебя сначала зацепят, а потом - утащат в бездну.

Говорили, что он окосел – физически стал косить глазами, чего раньше не наблюдалось. Не знаю, не видел, не отрицаю, не подтверждаю. Но окосение души – сначала небольшое, а потом – катастрофическое, наблюдалось отчетливо. Без каркаса - всё сдвигается, косит, плывёт, искажается, так что - неудивительно.