Сказ про Ваню-погранца-4

Тем же временем в столице непотребное творится —
Там на площади Трясинной пред толпою благочинной
Злое слово говорится:

—Эй, внимай, народ честной! Царь-то наш со всей казной
Пересёк ужо границу! Провалиться скрозь землицу
Прямо сразу, прямо вдруг, ежли я вам здеся вру!

Расшумелась тут толпа: — Што клевещешь на столпа?!
Лжёшь, упырь! Наш Царь-надёжа сотворить сие не может!

Но оратель не сдаёт, пуще прежнего орёт:

— Вам свободы не даёт! Знай, на каторгу всех шлёт!
Я ить тожа там сидел, токмо чудом сбечь сумел.
Там жа тыщщи прям мильёнов, меж покрытых лесом склонов
От зари и до зари крошат камни, хучь умри!
Стража — чисто упыри! На кого ни посмотри,
Бьют плетями сразу насмерть, не сочтёшь и раз, два, три!
Слёзы, сопли, крики, стоны… Ужасть, што ни говори!

А толпа-то не молчит, вся шевелится, шкворчит,
Как яишня на печи. Из толпы купец кричит:

— Слышь, оратель, ты не ври! Да и слюни подбери!
Меж каких жа эта склонов влезут тыщщи прям мильёнов?
Энто ж сколько стражи надь — те мильёны охранять?!
Им и в царство всем не влезть, ежли б их сюды привесть!
Не хотел бы начудесить, но у нас мильёнов десять
Населенья-то всего. И не более того!
Я жа много, где бываю, и про царство наше знаю,
Сколько, кто и где живёт, и каков там оборот.
Можно ить, в конце концов, поспрошать других купцов…
Те, уверен я стократ, речь мою-то подтвердят!

Вновь оратель не смолчал, гля-кось, лаяться зачал:

— Энто всё слова пустые, много раз слыхал такие!
Я известный правдоруб, ты ж, купчишка, — сущеглуп…

Дал купец ему отлуп:

— Сунуть бы тебя в поруб, штоб допросный дьяк дознался,
Ты пошто тут разорался? На кого поклёп наводишь,
Да народ честной заводишь?! Ну, правдивец, што молчишь?
Аль ишо чем удивишь?

И правдивец удивил, вон ведь, аспид, как словчил!
Глубоко так вдруг вздохнул и… в толпу же сиганул,
Всех локтями распихал, будто поле пропахал.
Кто ловить его пытался, сам же битым и остался.

…Днями позже во дворец царь вернулся, наконец.
Не успел испить водицы — сыскари пришли виниться:

— Не вели казнить, надёжа, но удрал от нас, похоже,
Цельный вражеский проведчик. Ловок, злыдень, крыть-то нечем.
А пред тем-то как сбежать, стал народишко смущать,
Клевету окрест пущать, што, мол, царь наш — казнокрад
И сгубить всех будет рад! Умолчать о сём не можем,
Не вели казнить, надёжа! А ведь жители столицы
На ту лжу могли купиться! Как-то всё жеть устояли,
 Миг, другой — бока б намяли, но злокозненный злодей, —
Ох, и дерзок, прохиндей, — там, на площади Трясинной,
Жабой скользкой, будто в тину, занырнул в толпу и сгинул.
Отыскать не удалось. Вот в столице что стряслось.

Поразмыслил Царь-надёжа:

— Положенье нас тревожит. Но теперь хотя б на рожу
Вы запомнили поганца, иноземного засланца?

Тут сыскные закивали, дескать, враз бы опознали,
Ежли б где-то увидали:

— Сам чернявый, што цыган, нос кривой, как ятаган,
Борода по грудь, лопатой, глаз настырный, мудроватый,
Голос гулкий, как из бочки, а росточком-то — не очень.

Царь в себя прийти не может:

— И вот с этакой-то рожей, и при этаких приметах
Он укрыт доныне где-то?! Не иначе, колдовство
Вам мешает взять его! Ладно, што теперь беситься?
Мыслю я, через границу он попробует утечь,
Вот об чём, ребяты, речь. Знать, к Ивану-погранцу
Поспешать опять гонцу. Вы ж искать не прекращайте,
Мне немедля сообщайте, ежли где-то кто опять
Наш народ зачнёт смущать.

Долго сказывать не стану — ускакал гонец к Ивану.

…Враз пришёл рубеж в волненье — есть приказ на усиленье.
Вроде прежний вариант ныне вовсе не гарант,
Что никто через границу не сумеет просочиться.
Будто может некий вор перебраться за бугор,
И оттуда сможет он нанести большой урон.

Знал Иван, что делать надо — и пошли служить наряды,
Псы натасканные рядом. Там дозоры, здесь секреты,
Тут подвижные посты, да ещё незримо где-то
Под приглядом и мосты, а на важных направленьях
Бдят в засадах отделенья. Да к тому ж, в конце концов,
Группы конных погранцов вмиг примчатся на подмогу,
Чтоб пресечь врагу дорогу. Будет группам наведенье
Прямо с вышек наблюденья, потому как есть уже
Вышки те на рубеже. Вот что ведомо о них —
Сильно выше заставских. Да на каждой, говорят,
Есть подзорный аппарат. Бают, на трубу похож —
Разглядишь в него, что хошь. А иные вовсе бают,
Что труба-то, мол, двойная, да к тому ж ещё она
Так хитро закреплена, што куды ты сам захошь —
Так туды и повернёшь. От ить как, ядрёна вошь!
Токмо энто всё секрет. Спросят: слышал? Скажешь: нет!
И вообче, мол, што за бред? Мол, видали мы в гробу
Энти байки про трубу.

Между тем, один приятель, — кстати, давешний оратель —
Тихо с тылу подобрался, да в кустах и закопался,
Ну и зрит из-под кустов за заменами постов.
Кто, когда, куда уходит и к чему он там готов.
Токмо зришь ты, аль не зришь, а всего не углядишь.
Да и сколько ж тут лежать? Ночки тёмной подождать,
Подхватиться да бежать. Колдунов здесь нету ведь,
Штоб во тьме-то разглядеть. И оратель в ночь-полночь
Поспешил из царства прочь.

Да бежал не абы как, а туда, где нет собак,
Те бы, в случае чего, вмиг учуяли его.
Знал при этом — рядом где-то ждут его в ночи секреты
Из отборных молодцов, но они хотя б без псов.

«Мо-ожно… Можно просочиться через царскую границу.
Где-то даже проползти часть какую-то пути,
Где-то вовсе притаиться под каким-нибудь кустом.
Дело-то совсем не в том, штоб ломиться напролом.
Надо тихо да ладом… Плохо, что взошла луна,
Ныне полная она, ей светить не надоест…
На себе ж не ставлю крест: бог не сдаст — свинья не съест.
Мы бесшумно, чуть дыша, и пролезем, не спеша», —

Не совсем пустые речи вёл не вслух злодей-проведчик.

А ползти-то нелегко, да куда как далеко,
Ширины-то в рубеже много больше, чем в меже.
И в конце концов, лазутчик порешил, что будет лучше
Прикорнуть покуда где-то хоть немного до рассвета,
А потом продолжить путь. Мол, прорвёмся как-нибудь.
Да к тому ж наверняка будут точно храпака
Порубежники давать. Час собаки, что сказать.
На морях зовут иначе — гиблой вахтою собачьей.

Тать ползёт, намёка нет на какой-нито секрет,
Тишина на рубеже. Отдохнуть пора уже.
До рассвета где-то час, прикорнуть чуток — как раз.
Затаился под кустом и забылся чутким сном.
Как потом жалел о том! Там, саженях в десяти
Бдил секрет, не проползти. Два не спящих погранца
Углядели ползунца, но надумали при этом
Брать лазутчика с рассветом, штоб при свете сверить тут —
Тот ли он, кого все ждут? Молодого погранца
Старший выделил в гонца:

— Скажешь — видим кой-кого, будем брать пока его.
 
Младший вмиг исчез без звука — порубежная наука!

Как рассвет росой умылся — наш оратель пробудился,
Над кустом привстал чуток, и рукой прикрыл зевок,
Сам глазами зырк да зырк, а потом в овражек — нырк.
И пошёл по дну его, не встречая никого. Но внезапно —
Вот так встреча! — на пути вдруг погранец:

— Эй, собрался-то далече, разудалый удалец?
Глаз настырный, мудроватый, борода по грудь лопатой,
Нос… Всё верно — ятаган, а на вид — как есть, цыган,
И всё сходится с росточком. Мыслю, голос, как из бочки.
Что ж, отбегался. Пока избавляйся от мешка
Да от пояса с ножом… Не мешал ползти ужом?

Тут ответствует лазутчик:

— Не мешал. Да выпал случай — ты при сабле, лук в руках,
Дюже храбрый, прямо ах! Каб не сабля да не лук,
Я прибил тебя бы, друг, и в овраге прикопал —
Был рубежник, ан, пропал. Бились бы на кулаках —
Ты б лежал уже в кустах, я ж наряд бы твой надел
И прошёл, куда хотел, прям у ваших на виду,
Будто службу несть иду.

Кровь вскипела у бойца, он попёр на наглеца,
Бросил саблю, бросил лук:

— Ну, держись теперя… друг! Ах, ты ж, падаль. Пёс ледащий!
Прикопать собрался в чаще! Хочешь бой на кулаках?
Не остался б в дураках! Береги теперь бока!

… А гонец-то расстарался. До Ивана он добрался,
Рассказал же всё, как есть, мол, остался службу несть
Старший скрытного наряда, де, возьмёт врага, как надо,
И к тому ж ещё при этом он сличит его с портретом
По указанным приметам. Как он сладил, вот бы знать!
Может, впору помощь слать? Может, злыдень тот ушёл,
Это жеть нехорошо…

Тут же помощь собралась, резво с места сорвалась,
Вьётся пыль из-под копыт — группа конная летит
К месту скрытного наряда. Поспешать скорее надо.
Прискакали. Кони в мыле — чуть ведь их не загубили.
А потом все враз застыли. Что сказать, не мудрено:
Под кустом заплетено, как у баб веретено,
Штой-то странное. Оно
Через кляп чего-сь гундит,
Исподлобья зло глядит,
А на нём стрелец сидит —
Глаз заплывший,
Сам побит.

И встаёт он для доклада:

— Старший скрытного наряда порубежник Пров Петров.
А задержанный готов для доставки до отряда.

Тут кивнул ему Кремень, сунул плётку за ремень:

— А скажи-ка, Пров Петров, ты-то вот с чего… таков?
Правым глазом окривел, левым боком окосел,
Прямо встать, гляжу, невмочь. Сядь обратно и точь-в-точь, —
Воду в ступе не толочь! — расскажи, кто на рассвете
Причинил побои эти?
Пров с досадою вздохнул, чёрта с лешим помянул,
Не подумав даже сесть, и поведал всё, как есть:

— Виноват я, воевода… Не бывало же ить сроду,
Штоб с подначек так серчать. Ить не вьюнош же я, чать!
Вот те крест, но в ту минуту будто бес меня попутал.
Мы с засланцем как сцепились, так сначала ровно бились,
Он мне вдарит, я — в ответ, перевесу нет как нет.
Энтот вертится вьюном, знает драку, всё при нём!
Ростом мал, ан бил умело, тумаков мне налетело
Столько, что не сосчитать, он вдруг кинулся бежать.
Я его за патлы — хвать! Дёрнул раз, и вот те на —
Уж в руке моей копна из засланцевых волос…
Ну и тут он мне поднёс кулачищем чуть не в нос.
А ить мог жа нос сломать! Вот ить гад плешивый, тать!
Я ногой в ответ поддал, да ровнёхонько попал
Прям по… в обчем, тут понятно — долг вернул ему стократно,
Он согнулся, што крючок, да и рухнул на бочок.
Ну, а тут уж ждать негоже, мигом я его стреножил,
Обмотал всего верёвкой, штоб не сбёг, поганец ловкий.
Энту самую верёвку, я без помощи ножа, каюсь, сдёрнул с рубежа,
Где натянут спотыкач для решения задач
Анжинерного прикрытья.
За верёвку, что ж, взыщите…

Воевода посмеялся:

— Молодец, не растерялся! Так что взыскивать не стану,
Да к тому ж легко достану сколь угодно тех верёвок.
Ну, а вражьих сих уловок впредь, конечно, избегай,
Крепче службу постигай. За поимку сего гада
Полагается награда, за осечку же твою я награду не даю.
И пойдёшь на тройку дней под команду лекарей.
Что ни скажут — исполнять, делать всё, что будет надо,
Чтобы в строй ты встал опять. Старших скрытного наряда
Прям по пальцам посчитать. Государю, дабы знал,
Кто засланца-то поймал, честь по чести доложу,
Всё подробно обскажу. Царь захочет наградить —
Значит так тому и быть, не посмею возразить.
Так что ты давай, Петров, становись скорей здоров.

— Я ж теперь, пожалуй, тоже погляжу на вражью рожу.
Натворил делов-то, гад… Да ведь это же… завсклад!!!
То-то думал я, што где-то видел схожие приметы.
Но смущали — чудеса! — накладные волоса!
Знать, затем и нацепил. А на складе-то ведь был
Вовсе уж обыкновенным, токмо лысым, как колено!
Што мычишь-то ты опять? Аль желаешь што сказать?
Слышь, а, скажем, борода… Хоть снимаешь иногда?
Ныне снял бы, да никак? Ты ж замотан, как червяк.
А давай, я подмогну, потихоньку дергану…

Сам задёргался завсклад — штой-то помощи не рад,
Изгибается, рычит… Кляп по-прежнему торчит.
Впрочем, можно без него, коли враг уже — того,
Не добьётся ничего. Бросил кляп Иван на травку,
Сразу тать складской затявкал:

— Борода своя!!! Родная! Он мне, гляньте, помогает!
А на деле-то — пытает! Чтоб тебе, едрёна мать,
Так же б стали помогать!

Тут Иван поморщил нос:

— Што ж ты лаешь, аки пёс? Ну-к, ответь мне на вопрос —
Ты пошто при волосах пробирался-то в лесах?
Здесь они нужны, ей-ей, как распятье для чертей.

Злыдень тут пожал плечами, толку нет теперь в молчанье,
Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец,
Видно ж, делу-то — конец:

— В том и нет уже секрета, что по этим вот приметам
Опознать меня должны люди хитрой той страны,
Что завскладом посадила и при этом подрядила
Всё считать и примечать, и немедля сообчать
Голубиной почтой быстрой иноземному министру.
Кто, куда да почему — любопытно знать ему.

Но Иван, видать устал, слушать дальше перестал:

— Так. Об этом обо всём побеседуешь с Царём…

Вслед за этим громко, внятно огласил приказ понятный:

— Погрузите-ка, ребята, на лошадку супостата.
Ну, а завтра утром рано под усиленной охраной
До столицы шлём обоз, штоб проведчика довёз
Сразу к месту назначенья, и его чтоб на пути —
Прямо, господи, прости! — миновали приключенья.

… В пять утра под скрип колёс вышел в путь большой обоз
Под усиленной охраной в семь десятков ветеранов,
Что росли под звон мечей, не найти бойцов ловчей!
Два десятка молодых, статных, ловких, удалых,
Чтоб учились бы в пути службу трудную нести.
С ними лучников отряд, дёрнись — влёт изрешетят.
Меж телегами — кибитка, не из тонких досок сбита,
Дверь в кибитке не сломать, крышу разом не содрать.
Непростой такой обоз. И КОГО ж он ТАК повёз?
Бают, важного кого-то. Знать кого, прям страсть охота.
Слух-то был, но чтоб вот так — сразу верить? Не, никак.
В приграничных хуторах бабки чахнут на глазах,
Потому как дело — швах. Подношенья не берут,
В разговоры не идут — ишь, какие гордецы
Все Кремнёвы погранцы!

…Всё ж один не удержался! По секрету проболтался:
Мол, хотим отвезть скорее прям на царский суд злодея,
Что хотел к врагу убечь. Удалось его подсечь,
Но об этом — никому!

Тот, кто вызнал — шасть в корчму, чтобы там попить-поесть,
Весть добытую донесть. Не урочно? Что с того?
Всех трудов-то для него — в ставню раз-другой ударь,
И откроет дверь корчмарь, и послушает как раз,
Кто в кибитке скрыт сейчас.

…Ночью — звёзды уж горят — вышел в путь другой отряд,
Десять всадников кольчужных, храбрецов умелых, дружных.
Да, людей совсем немного. Токмо есть одна дорога,
Что куда короче той, где ползёт обоз большой.
Если чуть поторопиться — день-другой, и ты в столице.
Ну, а где же тот-то, важный? Зде-есь, да держится вальяжно.
Правда, связан он надёжно, убежать никак не можно.

Всё шипит, посланник ада:

— Сразу, Ванька, было надо в твой паёк подсыпать яда,
Сдох бы ты тишком в пути, и костей бы не найти…
И тогда с надрывом сил ты бы не наворотил
Всяких всячин на границе. Больно ты, варнак, шустёр,
Вот тебя бы — на костёр! Чтоб те, Ваня, удавиться!
А потом опять родиться и… в болоте утопиться!
И ещё разок родиться, да, со скал упав, разбиться!
Пусть бы меткая стрела прямо в лоб тебе вошла!
Чтоб тебя перевернуло! Чтоб скрутило! Чтоб согнуло!

Что ж Иван? Да ничего. Тихо вымолвил всего:

— Пните кто-нибудь его. Ежли вновь откроет рот —
Врежьте, што ли, хоть в живот. Или даже лучше в ухо,
Токмо без потери слуха, штобы, проще говоря,
Мог бы слышать он Царя…

Тут плешивый содрогнулся и немедленно заткнулся.

…Дальше ехали оне в первозданной тишине…