Письмо

/рассказ/

Мы с Виталием сидим на пыльной земле, предварительно подстелив по листу рубероида, нам невыносимо горячо и жарко под знойным Казахстанским солнцем. Я служу второй год, Виталий три, у меня сосущее чувство зависти к нему; ведь он уже в этом году будет ходить в гражданском костюме, и по утрам пить холодный квас на перекрестке. Мы курим и перебрасываемся незначительными фразами. В армии есть всего три темы: - о начальстве, о демобилизации и о женщинах. Первой темы касаются гораздо реже, чем двух последующих. Впрочем, вторая тема тоже не популярна, ибо в части есть всегда одна треть "стариков", и две трети тех, кому ещё служить, как "медным котелкам". Поэтому, в вопросах демобилизации две трети не участвуют, а одна треть - "старики", быстро выдыхаются, зато последняя тема - о женщинах, очень ходовая. Говорят о них всё: чистое, как утренняя роса, "так себе" и, грязь - тоже по годам службы. Из "стариков" девять из десяти покинуты своими возлюбленными, тк один из десяти - женатики. Потому и льётся грязь, как из водосточной трубы.
Вообщем, если послушать, то все воины неотразимые Дон Жуаны и каждая женщина должна бы посчитать за честь иметь с ними дело.В курилке или где - нибудь рассказчика окружают тесным кольцом и слушают раскрыв рты. Слушают до тех пор, пока рассказчик не замолкнет, а потом появляется второй и третий. Виталия я уважаю за то, что он, вообще, никогда не рассказывает о женщинах. Он высок, строен, красив. Это наталкивает на мысль, что он был неотразим в глазах поклонниц, до службы в армии. Но я никогда его об этом не спрашивал.
- Послушай, Вовка, а у тебя есть кто - нибудь из прекрасного пола? - Внезапно спрашивает он, поворачивая ко мне загорелое лицо.
- Есть. Мы уже пять лет любим друг друга, - говорю я с гордостью.
- Фюить! Присвистнул Виталий. - С пятнадцати лет, что ли?
- Да!
- А ты веришь, что сейчас, спустя полтора года, она так же любит тебя?
- Бог её знает, кажется, что да.
- А без "кажется"?, - усмехнулся Виталий.
- Да! - Твёрдо сказал я.
Мы замолчали и закрыв глаза снова отдались жгучим обятьям солнца.
- Знаешь, Вовка, - через некоторое время заговорил Виталий, - у меня вышла одна не очень красивая история... Дай сигарету.
Я видел, что Виталий волнуется, видел, как дрожит его рука, держащая спичку с невидимым пламенем, и как его голос стал хрипловатым.
- Мы тоже любили друг друга!
Семь лет. К тому же, друзья с детства. Если и есть сильнейшее чувство, то я уверен, что оно было у меня.
В девятнадцать с половиной лет мне вручили повестку, с маленькой просьбой - отбыть почётную обязанность, послужить верой и правдой в рядах нашей армии. Знал бы ты, как тяжело было в последнюю неделю перед уходом. Мы не расставались даже на минуту. Грустные ходили по магазинам, закупая всё, что нам казалось необходимым для службы в армии. Не забыли купить и гигантскую пачку конвертов с марками, чтобы писать друг другу. Последнюю ночь не сомкнули глаз. Сидели напротив друг друга и держались за руки. Даже не говорили, наверное, понимая, что всего не скажешь. А то, что успеешь сказать - не более, чем капля в море. В полдень следующего дня, я последний раз, перед разлукой, поцеловал её в солёную от слёз щёку и, поверь, до сих пор ощущаю на губах вкус этих слёз.
Ты ведь был в карантине, проходил "курс молодого бойца" и, очевидно, не забыл жестокой ностальгии, до спазмы в горле, тоски по родным и близким людям. Так вот, мне было во сто крат тяжелее. У меня в глазах был поезд, моя заплаканная девочка и что - то тёмное, как грозовая туча впереди. Я видел и самого себя осунувшегося, с растерянной, непонимающей улыбкой. В карантине было очень мало времени, почти совсем не было, но я успевал писать нескончаемые, задушевные письма ежедневно. Через две недели я получил от неё первое письмо. Оно было написано сердцем, крик сердца разрываемого на части. На следующий день я получил второе письмо. И так я получал по одному, а то и два письма в течении пяти месяцев.
Помню, работаем мы на территории детского садика, убираем мусор, перекапываем клумбы. Был тёплый весенний день и от того, что зима кончилась, от того, что жизнь в армии стала для меня привычной, а может, от того, что была моя возлюбленная такая верная и любящая, и очень красивая, я был в этот день в необычно приподнятом настроении. Я знал, что через час, закончив работу, я приду в казарму и найду под подушкой письмо, написанное милой знакомой рукой...
Письмо было. Очень толстое. И я, как всегда, взял сигарету, чтобы за перекуром десятки раз читать и перечитывать его, всякий раз по - иному понимая смысл слов пронизанных золотым светом любви. Но первое же слово насторожило меня. Вместо нежного, уже привычного, обращения : "Виталька, милый", там было написано: "Виталий". Потом, всё, как в тумане. Понял я лишь одно, она выходит замуж. Я не ответил на это письмо. Она просила ей не писать.
Через два года, то есть два месяца назад, вдруг получаю письмо. От неё. Я спрятал его в карман, надеясь прочитать где - нибудь в укромном месте, наедине с собой, весь день ходил не находя место, наконец, вскрыл конверт. Я выгнул вчетверо сложенный листок. "Виталька, милый..." - прочитал и сначала подумал, что почта, где - то "заиграла" это письмо и вот вернула его мне, спустя два года. Нет! Дата стояла самая последняя. В письме она написала, что очень виновата передо мной, что замуж она не выходила и не собиралась ни за кого, кроме меня. Что она, просто, решила, что без неё у меня будет легче идти служба, а если я люблю её, то вернувшись, всё равно женюсь на ней. Ну и в том же духе. Представляешь, Вовка, я чуть с ума не сошёл! Я простил ей эту наивность моментально и после отбоя написал ей длиннейшее письмо, с подробнейшим изложением моих бывших переживаний и чувств к ней. Я тысячу раз сказал, что люблю только её и что самое печальное, это была чистейшая правда. На следующей день я написал письмо ещё более страстное и длинное, потом ещё... Ровно через пол месяца пришёл ответ. Я его помню наизусть. Обращения в нём не было. Было глубочайшее презрение и невиданная жестокость. "Спасибо за ответы на моё письмо, я выйграла этим три бутылки коньяка."
Нет, Вовка, не всё ещё на этой земле у меня потеряно... В первые дни я от злости готов был разорвать всё и всех на части. Потом успокоился и дал сам себе слово, мужское слово, что не позже пяти лет, после мобилизации, я ей устрою такую розовую жизнь, что она проклянет тот день и час, когда родилась на свет.
- Уголовщина? - поморщился я.
- Психология! - натянуто улыбнулся Виталик.
- Ясно... - Сказал я, хотя мне было, абсолютно, ничего не ясно.
- У тебя есть "особа прекрасного пола"? - Почему - то переспросил Виталий.
- Есть. - Ответил я. - Мы уже пять лет любим друг друга.
- А ты веришь, что сейчас, спустя полтора года, вы всё ещё оба любите друг друга? - Снова спросил Виталий.
- Да Бог знает... Кажется, да.
- А без "кажется"?
Я пожал плечами и отвернулся.

/Рассказ "ПИСЬМО" я написала в 1988 году/Эльвира Цепляева