Ээзи и её ласковое пенье

В селе Ак-Коба, расположенном в Уймонской долине, проживал старый приятель Таракая. Он-то и дал Таракаю коня, то и дело фыркавшего своей фетровой ноздрёй и косившего глазом на человека.

Конь был колхозный, монгольской породы, умевший карабкаться по кручам не хуже марала и кабарги. Имея такого коня, Таракай чувствовал себя героем. И обойдя его несколько раз, решил подняться на Теректинский хребет, желая увидеть всю долину.
 
Стоял июль, пахнувший душицей, и под камнями, лежавшими в красивом беспорядке, пели земляные лягушки. После долгого пути Таракай захотел пить и направил коня к роднику, о существовании которого знал из рассказов местных жителей.

Таракай проехал кедровую рощу и ольху, стоявшую отдельно, возле которой белели кости животного. И вскоре услышал журчание ручья, приятное для слуха. Таракай спешился и направился вверх, к его истоку.

Солнечные лучи ударялись в скалу, внезапно преградившую путь Таракаю, и разлетались прозрачными брызгами. От них возникало воздушное течение, и облако мошек, уже не раз пытавшееся напасть на Таракая, сносило в сторону. Но вот, наконец, показались и камни, из-под которых бил родник!

Таракай упал на колени, желая испить дары земли. И тут же поднялся с колотившимся сердцем, увидев в воде отражение девушки!

Она стояла за его спиной, играя своими чёрными глазами. Бёдра незнакомки обтягивали джинсы цвета речной волны, а на футболку с эмблемой «adidas» спадали длинные косы.

Таракай спросил незнакомку:

– Ты кто?

– Я – Ээзи, дух этого родника, – ответила ласковым голосом девушка.

В памяти Таракая заработала счётная машинка. Мелькнули годы, проведённые в интернате, когда он пропадал в библиотеке по целым дням, изучая быт Алтая. Шаманские обряды, обычаи охотников и просто хозяйственную жизнь...

– А где же твои национальные одежды? – спросил девушку Таракай. – Я много раз видел твоё изображение у художников, и нужно заметить, ты сильно отличаешься от него!

Ээзи взмахнула своими косами, и в воздухе послышался свист. Так свистит плётка наездника, подгоняя уставшего коня.

– Вы, люди, большие эгоисты, – заметила девушка. – У вас компьютеры, телефоны, машины и многое другое. А что имеем мы, природные духи? Одну традицию, и только! Нельзя показаться в джинсах человеку, иметь при себе сотовый телефон… Самая настоящая дискриминация!

И Таракай, и девушка замолчали. Таракай погрузился в нежное пенье родника, а заодно и в свои мысли, выбитые случившимся из привычной ему колеи…

Мысли окружили его плотным кольцом как стрекозы, и вскоре в их коллективе запела птичка с тоненьким хвостиком, жёлтой грудкой и красным хохолком на голове.

– Батыр, не трать время зря, – пела диковинная птичка. – Сажай девушку на коня и вези её к людям. Человек ли она, природный ли дух – не всё ли равно? Ты одинок в этом мире, и девушка украсит твои дни!

Таракай вытер пот, стекавший ему за воротник. И посадив девушку на коня, стал спускаться в долину.


*

Колхозная собственность, играя гривой, везла Таракая по долине. Сидевшая сзади Ээзи боязливо держалась за него. Так держатся дети за отца, впервые сев на лошадь. Так ощущает красоту одуванчиков старуха, понимая, что распустились они в её жизни в последний раз!

Таракай, ехавший среди дымившихся аилов, выглядел счастливцем. К нему подбегали алтайцы, брали коня за узду и спрашивали, кивая на девушку:

– Это кто?

– Моя жена, – важно отвечал Таракай и ехал дальше. Поскольку у Таракая не было своего аила, он ехал, никуда не сворачивая.

К обеду мышцы Таракая обмякли, и огненные зайчики стали перебегать ему дорогу. Труден земной путь, и счастье иногда забирает столько же земной силы, сколько и беда. Как бы там ни было, а поглядев на солнце, светившее в своём зените, Таракай решил отдохнуть.

Неподалёку росла берёза, распустившая свои косы до земли. В её тени Таракай и решил остановиться. Он прилёг на траву и попросил Ээзи петь ему ласковые песни.


*

Таракаю снилась радуга, которая выглядела не совсем обычно. На лёгком праздничном колесе сидели дочки алтайского бога Кудая, болтая своими стройными ножками. Они кидались в людей, проходивших мимо, то майским жуком, то стрекозой. И весело при этом смеялись, не забывая пощекотать за брюшко пролетавшее мимо облако.

А когда Таракай проснулся, Ээзи рядом не было. Вместо неё бежал родник, неизвестно откуда взявшийся, и пел её голосом песни.

– Ээзи, – закричал Таракай, чувствуя, как сильно похолодели его руки, – вернись. Я буду тебе хорошим мужем!
 
Ему ответило эхо.

Ээзи не было и за кустом, росшим неподалёку, и в ближайшем буераке. И Таракай сел на коня и поскакал в горы. Клапаны его сердца стучали, не успевая пропускать кипевшую в жилах кровь.


*

Вот и родник в кедровой роще, возле которого Таракай впервые увидел Ээзи. Вернее, русло родника, по которому ещё утром бежала вода. Русло успело обсохнуть, и грустно глядело на него. Так глядит свежая могила, готовая поглотить всё, что было дорого тебе, и унести с собою!

Угрюмая тишина стояла в воздухе, и тень, бегущая от ели, колола как копьё. Чёрные бабочки кружились вокруг Таракая, чёрное солнце заходило за горизонт. И лишь на ветвях ближайшего дерева пела какая-то птичка, подражая журчанью родника.


Рассказы о художнике Таракае