Михайловское

I
Из дыма столетий минувшего тени
рисуют раскинувшиеся картины
во всём многозвучии великолепном
страстей и характеров, слов и деяний!
Не менее Греции или же Рима
родная история нам предъявляет
собрание ярких и колоритных
народных героев, князей и монархов.
Под тонким пером и отточенным взглядом
великодержавной истории графа
рождаются сызнова песни Бояна
о Древней Руси. Предания предков
на наших глазах воскрешают из праха 
истлевшие в дым галереи портретов.

II
Из сумерек тысячелетий на сцену
выходят Нерон и Тиберий, Агриппа
и Клавдий, но больше пленяется сердце
своими, отеческими именами.
И Вещий Олег на коне, и князь Игорь с
дружиной встают в полный рост перед нами
вполне осязаемо и обозримо
из мрака времён. А всё потому, что
любезнее нам Святополк Окаянный
любого святого но чуждого мужа.
От Святославичей до Иоаннов
ведёт летописец правдивую повесть
об их житии, регистрируя вчуже
корысть и безволие, удаль и доблесть.

III
Один из разумнейших и прозорливых
правителей Средневековья злосчастный
Борис Годунов претерпел справедливо
все козни судьбы. Возникнув из рабской
ничтожности, сделался в одночасье
царём православного государства.
Недолго, однако, он правил – тут частью
погода не выдалась, частью интриги
завистников сделали дело, но царский
венец оказался в ногах у расстриги.
Великий, глубокомысленный Тацит
недаром в ту пору пришёлся так кстати с
рассказом своим об убийстве Агриппы
Тиберием, узурпатором власти.

IV
События I-го века с успехом
могли бы и стали подспорьем в работе
поэта над воспроизводством рельефа
различных эпох. А общих привычек
властей предержащих и общих пороков
среди камарильи придворной – прилично.
Убийца Агриппы, а с ним небесспорный
преступник Бориска, добавим туда же
ещё пару-тройку, – и вот вам отличный
состав для августейшего антуража.
Оковы терзают, топор без различий
чинов и сословий работает мерно в
руках палача, и ряды персонажей
немеркнувшей драмы покорно редеют.

V
Сменяются лицы, эпохи, но нравы
всегда остаются, увы, неизменны
на всём протяжении от богоравных
героев до нынешних, им не подобных.
Олимп содрогался от поползновений
бесчисленных родственников Аполлона
оспорить права друг у друга на место
родного отца. История учит
искать в пертурбациях жизни не только
стечение обстоятельств и случай.
Взыскательный бытописатель потомкам
оставит энциклопедию в духе
причинно-следственных связей не хуже
иного профессора точной науки.

VI
Итак, Годунов. Достигнув предела
величия происками и коварством
заядлого политикана, успел ли
утешить своё властолюбие? Вряд ли.
Московское средневековое царство
никак не спешило расстаться с порядком
престолонаследия, и не напрасно
Борис трепетал. Щедротами мыслил
любовь заслужить, но чернь и бояре к
другому самодержавству привыкли.
Безумец! Он, слушая с улицы ярость
народа, стремился добром и благами
снискать похвалу себе, а это пустые
заботы – лишь мёртвого люди похвалят.

VII
Оставим теперь белокаменный город с
огнём куполов и, как жар, золотыми
крестами на них в полукруге чертогов
старинной Москвы. Оставим бульвары
и лавки, аптеки, сады, магазины
среди огородов купцов – пора нам
остыть от волнений и праздников зимних.
Отправимся в сторону леса, на лоно
весенней природы, туда, где дубравы
шумят над рекой, и где неугомонный
забудем мы город в безделии здравом.
Туда, за лесок, где к зелёному лугу
бежит ручеёк, где укрыли любовно
две старых сосны смиренную урну

VIII
Владимира Ленского. Рано погибший
поэт безмятежно покоится ныне
вдали от пирушек, вдали от делишек
мирской суеты. Он славил свободы
небесные громы, что свергнут твердыню
пигмеев, ничтожных пигмеев на троне.
Низложат тиранов с их древней гордыней
и выберут снова убийц с палачами в
презренном неистовстве, буйство народа с
безумством толпы разъярённой венчая.
И пламенный гений, и полный восторга
трибун предрекут приговор на куртине
в то самое утро, в том самом начале
того злополучного дня. Эх, Евгений…