Сашка. Роман 11-15

                11

 Виктор то возился с детьми, то был рядом с женой. И всё отмахивался от картины, увиденной у копны. Стал думать, что необыкновенная страсть по ночам  –  результат стресса.  В голове металось: «Очнись! Не верь!» 
Подошёл день отъезда. У Рязанцевых  собрались   гости. Отсутствовал заболевший  Рязанцев.  В комнате на столы тарелки лишней некуда было воткнуть:  постарались стряпухи. Василиса вертелась в кухне: то доставала из шкафа бутылки, то их убирала. Ефим сидел напротив сына, помалкивал, трогал бородку и косился через дверь на Василису.
- Нечаво, – махнул ей рукой, – подавай жидкость.
- Полины  нет, - прошептала Агафья Кирилловна.
- Правда... - пробурчал Ефим. - Погоди! – махнул рукой жене. 
Та вернула бутылки в шкаф, предварительно осушив стакан водки.
- Вот и я! – пришла, улыбаясь, Полина, с ней Зина, дочь.
Полина у Агафьи Кирилловны старшая, ей   тридцать пять. Но оставалась, как и в юности, весёлой. Картофельный нос, искры в глазах – всё это показывало на лёгкость в характере. Оглядев гостей, она воскликнула:
 - Всем доброго здравия!
- И тебе, Полина! - пробасил Ефим. - Анна, Мань, Зинка, идите с детьми в ограду, нечего тут мешать!
Анна, фыркнув, щёлкнула по носу Сашку за то, что тот залез в тарелку рукой, а потом подняла его на руки, Зинке же, тринадцатилетней худощавой девочке, показала на Вовку, сползшего с печи; дети подались во двор.
- В сторонку дальнюю провожаем, - поднялся Ефим. – Всех дождались. Старуха,  подавай!
Поглядывая на супругу, Виктор подумал: «Оставляю её одну, что-то будет?» Она же думала своё: «Саша интересней Виктора, но мой ребят наших  любит, и меня всякую». 
- О чём, Ксюша,  думаешь? - спросил Виктор.
Она опустила глаза и прошептала:
- Помни, Витя, ты нам нужен…-  Может,  в эту минуту верила, что будет ждать мужа как положено.
В дверь всунулся Вовка. «Дайте конфет» - попросил. Ксения всыпала ему в ладони пряников и конфет. Ефим рукой дрожащей поднял стакан и речь произнёс:
- Выпьем за солдата, пусть он дослуживает и назад    возвращается!
- Полина, Ксения, поддержим! - пошатываясь, потянула Василиса стакан.             
« Выпили по первой, выпьем по второй…» - Агафья Кирилловна песню завела.               
С улыбкою запела Полина. Потом пели: « Скакал ка-а-зак через долину…» А эту песню пели и дети, пришедшие со двора: «По-заростали стёжки-дорожки, где про-о-о-ходили милого ножки». Еремеиху язык уже слушался, и она убралась на крыльцо.

Провожали Виктора Ксения, Ефим и Анна. Он расцеловал спящих сынов; с порога махнула ему  Агафья Кирилловна.
Впереди шёл Ефим, следом, Анна, с чемоданом. Она то и дело оглядывалась на разговаривающих супругов. Нарисовались на фоне неба вершины берёз, облитые жёлтым лунным светом: подходили к роще. Виктор вздохнул.
- Не вспоминай, - шепнула Ксения. – Глупость    я совершила... – И, добавила:- Слышала, Сашка уехал.
- Не опоздали? – взволнованно спросил Ефим около перрона.
- Половина первого, а поезд в час, - Анна присела на скамью, под часами.
- Витя скоро в чужую сторону уедет, - растрогался Ефим.
- У нас же одна страна - советская, - возразила Анна.
- Цыц, коза! – шикнул Ефим.- Веду речь о земле, где Витя родился, понятно?

Послышался гудок, вскоре ударил свет прожектора по рельсам; пыхтя, паровоз стал.
- Дождёшься ли? -  Виктор  глянул на Ксению.
 Из репродуктора прозвучало объявление о стоянке. Виктор облобызал отца, потом Анну, потом Ксению:
- Ты всегда в моём сердце... – шепнул.
- Буду  ждать… - шепнула.
Он долго целовал её опьяняющие губы. Поезд дёрнулся; Виктор запрыгивал на подножку.
- Прощайте! – крикнул.
- Уехал…-  сказала, всхлипнув носом, Анна.
Возвращались провожающие молча. У ограды Ефим предложил Ксении:
- Зайдёшь к нам? – с тобой с устатку тяпнем.
- Не хочу, - услышал.
- Как знаешь… -  махнул рукой.

                12

Виктор со ступенек вагона смотрел на огоньки города. Проехали полустанок. Он вошёл в тамбур. Проводник, с длинными усами, заспанный, посмотрел на его билет. «Подожди...» - он вынес из каморки  постель. Закрывшись в купе, Виктор расстелил  простынь. В чемодане стал искать фото жены. Не нашёл: верно, в спешке забыл дома. Зато, всунутая в носок, лежала в чемодане бутылка водки. Вынув сверток с кушаньем, он наполнил кружку. Вздохнув, выпил, и почувствовал в теле тепло. Немного поел и улёгся. Постукивание колёс его быстро усыпило.
Пробудился он от шагов в вагоне. За окном светились многочисленные огни станции. Прочёл: НОВОСИБИРСК. В купе вошёл усатый проводник, переминаясь, спросил:
- Поспали?
- Отдохнул, - улыбнулся Виктор. - Выпьете? – предложил, видя, что проводник смотрит на бутылку.
- Можно бы, - тот промямлил. – Только служба, чёрт подери. А то б того...
- Службе не повредит, - сказал Виктор и опростал бутылку. - Присаживайтесь.
- Боюсь, что одному не пойдёт.
- Представляете, - Виктор продолжил беседу,- бутылка оказалась на дне чемодана случайно.
- Доживаю пятый десяток, а ни одна бутылка не попала ещё ко мне случайно, - сказал, улыбаясь, усатый. – А может, и попадёт когда...- Крякнув, он выпил до дна.
Вагон дёрнулся. Проводник смотрел в окно,  жуя хлеб. В купе вошла женщина, с чемоданчиком и  сумочкой. Поставив чемодан на пол, показала  билет.
- Подумала, что этот вагон без проводника, - съехидничала, и добавила. - Еду до Москвы.
Виктор глянул на попутчицу. Острый носик, синие глаза, подкрашенные брови и губы, букли лежали на висках.
- Не скучно будет, -  подмигнул Виктору усатый.      
Женщина захотела переодеться; Виктор ушёл в тамбур, там закурил. Сквозило, холодный ветер  стал обдувать ему голову, в которой поползли мрачные мысли. Убегая от них, Виктор вернулся в купе. Проводник разливал по стаканам заваренный чай. Вошла в купе лотошница. Виктор купил бутерброды – себе и даме. Она, поблагодарив за угощение, спросила о цели его путешествия. Удовлетворившись ответом, открыла книгу, но часто посматривала на Виктора, видимо, не прочь знакомство продолжить. Однако Виктора всё не покидали мысли о доме. После пары остановок появился усач.
- А что же вы по углам, молодые люди? Поиграем  в карты?
- С удовольствием, - оживилась  женщина.
- На столике неудобно, - сказал Виктор, и расположил чемодан проводнику и себе на коленях.
- Ко мне обращайтесь - просто Евсеич, - сказал усач, вытащив из кармана карты. От него пахло водкой, луком и чем-то неопределённым. - А вы кто? – глянул на женщину.
- Я?  Просто Римма.
- А вы?
- Виктор.
- А кто дураком  останется? - спросил Евсеич шутливо.
- Я останусь, -  вздохнула Римма, стрелки бровей её поднялись. – Я редко в карты играла.
- А я столько сыграл, сколько Витя на самолёте не летал, ха-ха-ха, - потешался Евсеич.
- К примеру, я не летала на самолёте, - призналась Римма.
- Понял, не летали, - сказал Евсеич и всем показал шестёрку.- Как-то с парочкой играли, так, представьте,  жена молодого человека, когда проиграла, колоду швырнула в окно. Купил новую.
- Товарищ, вы не правильно кроете,  - Виктор улыбнулся женщине.
- Этак-то не лезет, - подтвердил Евсеич и подкинул козыря.
- Ну, вот и осталась...- сказала, губы сжав, Римма.
- Сдавайте, -  подал ей карты Евсеич.
- Я покурю. - Виктор почувствовал беспокойство.
Он вышел в тамбур. А там как будто превратился сам в перестук колёс.

                13

В кухню, где уснула на лавке Агафья Кирилловна, вбежала, запыхавшись, Еремеиха:
- Поднимайся, сватья! – позвала. – Война! Сейчас по радио сказали... С немцами!
Агафья Кирилловна, заморгала часто.
- Как же жить будем, сватья? - простонала  Василиса.
- Тяжко будет… - Агафья Кирилловна подала голос. –  Но враг нас не столкнёт с земли нашей, больно уж глубоко врылись мы в неё, тут всё наше – и пот и кровь.
- Так города отдают! - вскрикнула Василиса.
- Вернут! - сыновья наши драться пойдут  - Васька, Витька и другие. Не отдадут они врагу матерей и детишек.
Запищал Сашка. «Неужели он что-то понял?» - мелькнула в голове бабкиной глупая мысль. Взглянула - бог мой! - голова малого в поддувале, и он её тянет, попискивая. Бабка сама с трудостью освободила ему вымазанную в сажу голову.
- От немцев  спрятался? – хватило у неё сил пошутить.
Пришла Анна. Василиса убралась, причитая.
- Мама! – сказала Анна. - Агафья Кирилловна повернула голову к дочке. - Я поеду на фронт!
- На фронт? - переспросила мать.
- Комсомольцы  сейчас записываются добровольцами.
- А здесь разве фронту нельзя помочь? - подступила к ней старуха.- На Ксюшку никакой надежды нет, Семён болеет. И куда мне с малыми деваться?
- Комсомол направит, я поеду, - Анна пожалела мать и это сказала не так решительно.
- Когда тебя направит, тогда вот и думать будем, - примирительно сказала Агафья Кирилловна.- Пойми, Анюта, тут тоже фронт, кто же поможет красноармейцам, если заводы разбегутся?
- Говорят, мины выпускать будем.
- Мины не помощь?
- Помощь, мама, помощь, - смирилась Анна.

На Запад шли эшелоны с добровольцами и мобилизованными. Война в тылу создала тревожную обстановку. На привычную жизнь, как вьюга на луг, налетело что-то жуткое. «Война, война» -  слышалось  в городе. И в это слово упирались,  как в бетон, улыбки, мысли. Тень легла на сердца и души горожан. Мечты, планы - всё теперь на потом, а на сегодня осталось одно – помочь Красной армии. Полуголодные,  трудились горожане на шахтах, заводах, и иногда по две смены подряд.
Анна  упала на постель.
- Болеет… - показал пальцем на неё Вовка.
- Все, Вова, теперь болеют, - глубоко вздохнула Агафья Кирилловна.- Кончится война, все и поправятся, и деда выздоровеет. - Улыбнулась.

Тяжёлые потянулись дни. Гитлеровцы приблизились уже к Москве. В шахтёрском городе замелькали фронтовые письма. Одно из них принесло беду к соседке Агафьи Кирилловны. Соседка кричала, закрывшись дома. Слыша крик, плакала Агафья Кирилловна, шмыгали носами ребятишки. Наведалась  к соседке Василиса, но та ей не открыла дверь, только  кричала: «Ой, убили Женю, ой, сынка…» Анне не спалось. Когда приходила, с работы, металась, как одержимая.
- Аня,  не заболела? - спросила мать.
- Нет, жалко Женю, росли же вместе…- всхлипывая, ответила Анна. И, опустив голову,  задрожала. 

                14

        За рядами «колючки»  окопался полк, в котором службу нёс Виктор Ерёмин. Землянка насквозь пропахла хвоёй. Виктору это напомнило ночёвки в тайге. Сунув ладонь под голову, он лежал на колючих ветках. После ночных ползаний по тылам фашистов очень приятно было  расслабиться. Устал он за последние дни, которые на фронте отмеряет не календарь, а понимание, что судьба отмерила бойцу ещё один, может, небольшой,  отрезок жизни. «Влетит, однако…» - подумал он, припомнив недавнее событие.
Группе разведчиков долго не удавалось добыть «языка», но когда утащили зазевавшегося немца, Виктор рассекретил группу. Не сдержался, когда разведчики наткнулись в темноте на немецкую землянку, куда, то и дело, ныряли офицерские фуражки. Приказав бойцам уводить пленного, Виктор вполз на травянистый бугор, и откуда кинул гранату в гадючье логово. «Фрицев» накрыл, но могли и лишиться «языка» и  погибнуть. Хорошо,  что обошлось, это как-то успокаивало. «Зато стольких гадов уложил», - подумал Виктор, проваливаясь в сон.
Разбудил его грохот; вскочив, он кинулся к выходу. Но отбежать не сумел: раздался новый взрыв.  Виктора ударило воздушной волной. Глянул – на месте землянки воронка. Тут же ещё бабахнуло;  Виктора кинуло в сторону. И засыпало землёй. Кое-как выкарабкался. И почувствовал тишину. Только ноги чувствовали мелкое дрожанье земли. Коршунами  кружили немецкие самолёты. Сгибаясь, Виктор побрёл по траншее и наткнулся на группу красноармейцев, спасавшихся от бомбёжки. Подсев к бойцам, он сильно дрожащими пальцами свернул  цигарку. Молодой солдат ему что-то сказал, поднося горящую спичку. «Как рыба, открыл рот и молчит», - подумал Виктор, и понял, что оглох.

По траншее, пригибаясь, шёл офицер. Подойдя к Виктору, что-то приказал. Виктор не расслышал. Офицер взглянул на него недоумённо. Понял, когда Виктор  показал ему на свои уши. Тогда офицер махнул рукой, чтобы Виктор шёл за ним.
У карты, в блиндаже, освещённом керосинкой, беседовали командиры. Виктор стал у порога.                  
- Ерёмин,  подойди, - приказал полковник.
- Извиняюсь, не слышу, - откозыряв, доложил Виктор.
- Что со слухом? - крикнул  полковник.
- Оглушило. Взрыв…  - обрадовавшись, что расслышал командира, ответил Виктор.  Его качнуло.
- Контузия, – покачал головой полковник, и крикнул: - Это ты немецкий штаб накрыл?
- Кажется…  Случайно… 
- Молодчина! – похвалил полковник, улыбаясь. – Побольше бы таких случайностей. Поздравляю,  представлю к награде.- Пожал Виктору руку.

                15   

Сашка смотрел с крыльца на девочку, открывшую калитку. Малышка, увидев его, высунула язык. И убежала. Жизненное пространство Сашкино ограничено было старой оградой. А главное событие в жизни его произошло недавно, когда пацаны залезли в огород, а бабушка, - вообще-то она добрая: суёт ему хлеб в рот,  - побежала с прутом за ними. Сашка от бабушки слышал, что папа воюет, и говорил тем, кто его обижал: «Папа игрушку привезёт, не дам поиграть …»

Василиса вошла в калитку, держа конфетку в руке. Но, увидев что-то, возвратилась.
- Старик,  подойди! – позвала мужа.
- Чего тебе?- спросил Ефим грубо, однако сошёл с крыльца; фартук пополз у него к коленям.
- Кто-то отъезжает у Агафьи: чемодан у крыльца.
- Некому отъезжать, - сказал Ефим. - Может, прибыл кто.
- Побегу...
- На кого ребят покидаешь… - услышала Агафью Кирилловну.
- Что стряслось, сватья? –  спросила Василиса.
- Дочь совсем уезжает... - дрожа губами, сказала Агафья Кирилловна.
-  Куда её черти понесли? - выпалила Василиса. - В голову стукнуло!
Ксения металась из кухни в комнату, заталкивая тряпки  в сумку.
- На кассе сидит, - себе прошептала Василиса,- деньги, знамо, на дорогу есть... Гляди, сватья,  не потянули бы тебя и Семёна, – обратилась она к Агафье Кирилловне.
- Куда потянули? За что?
- А за то, - упёрлась Василиса. – Может,   натворила чего касатка, и дёру даёт. На кого сынов  покидаешь,  Ксюша? - Обратилась она к снохе.
-  Перестаньте долбить! - крикнула та из комнаты.
- Змея подколодная, шипит, но стоит на своём... – бросила Агафья Кирилловна.
С сумкой в руке, выскочила из комнаты Ксения. Кинув на ходу: «до свиданья, напишу... », она срыгнула с сумкой в руке с крыльца, чмокнула Сашку в щёку и, подхватив чемодан, засеменила к станции.