Бим против советских ученых-антисемитов
Бим появился у нас после рождения моего младшего брата, когда мне было 8 лет. Дядя Алик принёс щенка, и бабушка решила, что наш новый питомец должен быть не просто псом, а представителем высшей касты кулинарии. Шкварки, куриные ножки, жаркое и молоко — Бим знал, что такое жизнь на высшем уровне. Ни одна собака в Одессе, а может, и во всём мире, не знала такой диеты. Бонзы компартии могли бы только завидовать!
Когда Бим подрос и начал лаять, учёные из соседнего дома наверняка думали, что их терпение — это их главная наука. Один из них буквально взорвался от негодования:
— Из-за вашей собаки я не могу сосредоточиться и закончить диссертацию!
Баба Ита, как опытный переговорщик, не теряла времени зря:
— Я понимаю вашу «исрантацию», но, простите, он остаётся собакой.
Если я начну на него кричать, он начнёт визжать так, что вам и не снилось. К тому же, мой сын сказал, что он — собачий ученый, и все ваши претензии не имеют смысла. Бим был не просто псом, а настоящим философом в собачьем обличье. Его лай был не только неприятен, но и являлся бунтом против скучных академических условностей.
В сравнении с учеными, он мог бы выглядеть как простак, но на самом деле он был лектором на курсах «Как игнорировать вредные мнения». Учёные-антисемиты, обнаружив, что Бим не поддаётся ни на какие уговоры, начали свои грязные игры. Несколько раз они пытались отравить нашего любимца, подбрасывая отравленную еду.
Каждый раз мой дедушка Лева, бывший зоотехник и защитник справедливости, спасал Бима. Дед Лева закончил Одесский сельскохозяйственный институт с красным дипломом. Во время войны он получил орден Трудового Красного Знамени за перегон партии крупного рогатого скота для нужд Красной Армии под бомбежками фашистов. В результате он был контузен и получил нервный тик, от которого, когда он нервничал, тряс головой. После войны он проработал 25 лет директором совхоза Амбарово в Николаевском районе Одесской области. Этот совхоз был передовым, и дед часто приглашался на различные съезды КПСС и даже был участником выставки ВДНХ в Москве. Он встречал Хрущёва и генерала Ковпака и с гордостью рассказывал мне об этих встречах.
Так что дед, как настоящий супергерой, расправлялся с коварными планами антисемитов, превращая их в бесполезные попытки. Баба Ита общалась с Бимом на идише, как будто это было их личное оружие. «Ду бист форштейн?» — спрашивала она, и Бим отвечал громким лаем, как будто собирался произнести философскую речь.
«Гей эсен!» — заканчивала она, и миска еды становилась для Бима не только угощением, но и символом сопротивления. У меня с Бимом были очень близкие отношения. Я часто брал его к себе в дом спать, и родители были не против. Биму это ужасно нравилось.
Купание в нашей ванной превращалось в ритуал, где Бим чувствовал себя королём воды. Каждый раз, когда он плюхался в воду, казалось, что он собирается разразиться научной лекцией о превосходстве чистоты. Бим настолько привязался к бабе Ите, что следовал за ней по пятам. Кто бы не следил за ней так, если бы её внимание сопровождалось шкварками и куриными ножками?
Их связь была крепче, чем любые академические теории о поведении животных. Бим был не просто питомцем, а членом семьи. Из Бима, конечно, никакого сторожа не вышло. Когда созревали фрукты, местные шалопаи беспрепятственно лазили в наш сад. Баба Ита, понимая, что устоять перед абрикосами трудно, закрывала глаза на эти шалости.
Бим же окончательно себя скомпрометировал, когда в кухне исчезли котлеты, оставив на полу только следы собачьих лап. Но мы поняли: Бим был не просто псом, а мудрецом и борцом. Он знал, что истинное наслаждение жизни заключается не только в лае, но и в шкварках и куриных ножках. Так что Бим получил от моего деда и бабушки, которая всю жизнь проработала заведующей детского садика, отличное еврейское воспитание. Они научили его быть не просто собачьим другом, а настоящим героем и защитником справедливости.
Свидетельство о публикации №124082401809