Поэма. Сергей Есенин

Дай, Господь, мне ума и терпения
Написать о Сергее Есенине.
О талантливом человеке,
О великом русском поэте.
Мне его упрекнуть вовсе не в чем.
Кто я? Он велик. И он вечен.
Я хочу дань отдать - свои строки
О его роковом эпилоге.

Там. В далёкой Рязанской губернии,
Где с наказа и благословений
Мать Серёжи идёт за отца,
Мясной лавки, в Москве, продавца.
Не заладилась жизнь у родителей.
Мама чадо своё к попечителям -
К бабке с дедом. И всё. На вокзале.
Поминай только, как её звали.
Рос мальчонка в любви своей бабушки,
Та ему "прибаутки", да "склАдушки".
Дед учить его умудрялся,
Чтоб в кулачных боях не пужался.
Пустит дядька, бывало, по трОпам
На коне, сорванца, галопом.
Чем брыклив жеребец и ретивей,
Цепче пальцы в его длинной гриве.
Или с лодки, исподтишка,
Скинет, дядька другой, как щенка:
- Эх, ты, стерва, куда ж ты годишься!
Выплываешь. Уж, впрямь, исхитришься.
Отучился в глубинке Рязанской
Изучая церковнославянский.
Но не стал, всё же, сельским учителем.
Зря пошёл супротив попечителей.

Может, жил бы тогда, да и жил.
Как же рано ты крылья сложИл.
В горле кость - Ленинград и Москва, -
Новый сруб. Гробовая доска.

А недавно ль, в простоте душевной,
Две копейки на день - в харчевню.
Нёс ты рукопись Огнистых строк
Завернув в деревенский платок.
Шебутной, во кругу поклонников,
Выступал ты, в руках гармоника.
Косый ворот, рубаха белая,
лапти... Молодость оголтелая!
Пел "страданья", "прибаски", "канавушки"
Те, что пела тебе твоя бабушка.
ТоровАто, для впечатления,
Свои собственные произведения.
Про тот дом, где в оконных объятиях
Видно церковь Святой Божьей Матери,
Где родители брак утвердили,
По рождению тебя покрестили.
Был ты маслом лампадным ожившим,
Словом русским Россию любившим.
Разудал оголец! Книгоед!
Личность! Новокрестьянский поэт!
И Есенинское взмыло слово,
ПрокудлИвого сердцелова.
Про рязанский край необъятный,
Хлебопашцев, в полях неохватных,
С сутью крепкой, широкой, вместительной,
Добрых, искренних, удивительных.
Девки красные, сладкопевные,
С разговорами задушевными.
Шелковиста трава на поляночке
С милой сердцу под звук тальяночки.
Эти песни останутся вечными -
Невозвратность тех лет деревенщины.
Грусть неистовая и чувствительная,
Совершенная, выразительная.
Где та девушка в белой накидке:
- Нет. - Сказала тебе у калитки.
И, с тех пор, чтоб счастливым быть,
Позволял лишь себя любить.

Вот. В Москве ты. Жена твоя - Анна
Тобой брошена. Ты - в Дон Жуаны.
О Державе стихи твои - лавой,
Только славы тебе этой мало.
И не будет до смерти хватать,
Хоть цвести будет жизнь и баЯть.
Мухи дохнут, тебе всё тоска,
Чай - Москва, тут ни колоска.

На сносях со вторым твоя пассия,
Но и с ней у тебя разногласия.
Нет, уж прежней, к ней увлечённости,
Стихотворной одухотворённости.

Облачился в пиджак и галстук.
Эх, Серёжа, чему тут хвастать...
Кабаки, кутёж, атеизм -
Вот и весь твой имажинизм.
Сам писал, что бытьё бивуАчно.
Собутыльники. Стал ты мрачным.
Не отделаться от головопятства,
Даже совестно прожигать себя.
Жизнерадостность вся исчезла,
Мысли тягостные поналезли.
Зарисовки, пейзажи адские -
Эйфория. "Москва кабацкая".
Дым "Сафо" папирос... Волен. Пьян.
Бросил Райх. Влюбился в Дункан.
Но любил ты её, раскудрявый,
Нет, не больше, чем её славу.

С ней в турне! Чтоб бомонд и весь свет
Знал тебя. Что ты - русский поэт.
Там тужил по России разрушенной.
Из Европы, строча, отутюженной,
Что в аренду, под смердяковщину, души сдали, тут все, свои тощие.
И здесь нет человека распахнутого,
В Штатах тоже, в помине, не пахнет им.
А Российские храмы Божии
Им уборные - места отхожие.
Вместо хлеба глодает камни - Русь. Она им грязнее свинарни.
Смрад в Америке. Черви гнусные
Прячут шкуры от революции
И заискивают перед тамошними
Те, кто жил в России недавно ещё.
Понял...
Прытким ты был и смелым,
Революцию, с прочими, делая.
Но какую? - Февральскую?
- Октябрьскую?
Где - то между...
Назвал - Ноябрьской.
А сейчас от неё - хрен, да трубка.
Людоеды кругом, мясорубка.
И перо твоё под прицелом,
Избежавший, недавно, расстрела.
Но ты веришь, Россия - глыба!
Вся Европа - гнилая рыба,
А Америка - жадная пасть.
Обличаешь Советскую власть,
И о ней, её пагубность хаяв,
Повествуешь в "Стране негодяев".
И внутри тебя кошки скребут,
Рвут на части и душу крадут.
Всех послать хочешь к энтой матери,
Здесь к душе не имеют симпатии!
Тут с аглИцким, на полусогнутых.
А душевность -
Штаны расстёгнутые.
Их поэзия, это Роллс - ройсы
И песка золотые россыпи.
Склепы каменные, в них пирЫ
И всё - доллары! Доллары! Доллары!
Вот такие разочарования
Посещали в круизе дальнем.
Но, чем больше правды уродливой,
Тем ты крепче любил свою Родину.
Турне кончилось. Брак с Дункан
Разошёлся, треща, по швам.
Несомненно, она много дала,
Но и сил, с лихвой, отняла.

Успокой своё сердце надменное,
Вспомни, как ты слагал о царевнах,
У царя, служа в лазарете,
Вдохновленный стихийным расцветом,
Украшая их руки венцами...

Восхити - ка сейчас бубенцами!
Тройкой русской, да во хмелИ,
Накопыть! Засвисти! Напыли!
Ты рождён слог являть стихотворный
Своим творчеством плодотворным.
Ах, Серёжа, в кудрях голова,
Вся любовь твоя - враки, слова.
В новый брак смело вступаешь,
Влюблена в тебя Софья Толстая.
Всё, как прежде... Гульба! С размахом!
Жизнь семейная, снова, прахом.

Своё прошлое бередя
Ты всё чаще уходишь в себя.
Хулиганишь. И "дел" уж - кипы.
Только грусти твоей не рассыпать.
Рухнул старый мир и поник,
К миру новому ты не привык.
Поутихли хлебные оды
И элегии русской природы.
Где крестьянские мужики
Чешут задницу через портки.
Урожай, за страдой, чередой,
Маслобойки взбивают надой...
Ты вином себя лечишь - калечишь,
В рассуждения влазит нечисть.
И приходит опять ночью тёмной
Гость. Это он. Человек в чёрном.
Может, что - то тебе подмешали,
Как китаец, в "Стране негодяев"?
Или всё в златотканном словЕсе
В кабаках ты прокуролесил?

Ты же рвался, как буря в стихию,
Сделать Новый мир - "Инонию"!
Чтоб не мучалась Русь Христа
Ты причастие плевал изо рта!
Называл сам себя пророком
И выщипывал бороду Богу!
Как горьки для тебя тогда были
На Голгофе слёзы России.
"Инония"! И твой язык
Всех святых тогда вылижит лик!
Ты кричал сняв с Христа штаны,
Чтобы мылись с лоханки луны!
Не хотел, чтоб был грозным Бог,
Воздвигал, свой, в спасении чертог;
С хлебопашнями и, чтоб кипарисовые
В нём стояли крестьянские избы!
НоЩь распахивал! -
Всё для России!
"Инония" - твой "Плач Иеремии".

Ты терпеть не мог власть революции
С беспощадной её экзекуцией.
Шьют одно за другим тебе дело -
За дебош. И поэзию смелую.
Из Баку,
Сам, как поезд расшатанный,
Ты устроил скандал, в туфлях лаковых,
С дипломатами из Госуправления.
Они в суд на тебя с заявлением.
ГПУ охотятся. Травят.
Тебя заживо отпевают.
А пока, по совету сестры,
В психбольнице скрываешься ты.

Там, /по слухам,/ что ты был в депрессии.
эН.Астафьев с другой версией,
Есть основа и заключения,
Как не стало поэта Есенина. -
Воспылавшим ты был. Полон сил.
Восемь книг. Гонорар получил.
Из больницы, тотчАс, в Ленинград.
/Там задержат и устранят./
Отвезут затем в "Англетер",
Скроют фактами огнестрел.
Вещдок - Эрлиху кровью записка,
Мол, прощался ты. Всё. Нет риска.
На! - Гнездо тебе бессиянное!
Тут и слава пришла долгожданная.
Запестрили газетчики шрифтом,
Что покойный - самоубийца.
И лежал ты, новопредставленный,
От страданий за Русь избавленный.
Покоривший Москву, Ленинград,
Твои строки звучат и летят.
Но теперь уже только надгробно,
Из - за тех, кто завидовал злобно.
Всё. Раскрыто сейчас дело это -
Ликвидировали поэта.
/Ты не знал. А мы уже знаем,
Сына в тридцать седьмом расстреляют
Твоего. Ложь гримасу оскалила.
Был донос - покушение на Сталина./

Ведь тебе же вся эта война, изначально, была не нужна.
Потому, что поэт рассказывает,
С чем себя органически связывает.
Был Всевышним талант тебе дан,
Дальше жизнь выбирал ты сам.
Что ж, Серёжа, ты в храм - то не хаживал,
Божьей волюшки - то не выспрашивал?
Попустил Господь. Ведь невольник
Для Него уж не богомольник.
Весь ты полюшком был пропитан,
Молоком и медАми политый.
Как цветущая липа - головушка,
А глаза - васильки, озёрушки.
Колокольным будился звонкОм,
И персткОм тебя там, и кресткОм.
Ты же был пастушок - херувим
Своей Бабкой Рязанской храним.
Быстро пОжил в МоскОвием шике -
Тридцать лет.
И навеки великий.
Золотник! В росте мал человек,
Но исконно русский поэт!
Знать, помог псевдоним, был везучим -
"Аристонов,"/как самый лучший./
И тебя будут помнить люди.
Для тебя смерти нет. И не будет.
И всегда в шушуне старушка
Будет ждать тебя в той деревушке,
И берёзки пушась в снежинках
Будут ждать тебя в белых косынках.
И залает, без всяких причин
Май будивший в тебе, "Сукин сын".
Будут плакать, стреляться поклонницы,
Твоей страсти былой невольницы...

Невозможно в тебя не влюбиться,
Но влюбиться в тебя - ошибиться,
Ведь единственная стихия,
Твоя женщина - только Россия.
Лишь её любил. Ей ты верил.
Посвящал ей. И ей был верен.
И остался ею любим.
Её горечь на ветках рябин
И слезливы глаза природные,
По тебе, где места твои рОдные.
Там... Ты в лёгкой юной повЕсе
Жил в сокровищнице русской поэзии,
Средь лугов заливных и вод,
Где исправный ты был коновод.
И теперь, с грустью, осень печальная,
В твою честь - листопаду прощальному
О тебе велит говорить, -
Падать наземь... Благодарить.
Плачет дождь в октябре осенний,
По тебе, Серёжа Есенин.
Так и я, своим рукописанием,
До земли тебе низко кланяюсь.
В поэтическом даре Божьем
Превзойти тебя, вряд ли, кто сможет.
Ты прости, если я согрешу,
Коль уж словом твоим завершу.

" До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставание
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки и слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
/Сергей Есенин 1925 г/ "