Резиновая Зина

Зина сидела в своей комнатушке и слышала за дверью обычную утреннюю суету большого семейства. Все торопились по своим делам, опаздывая, как всегда, и мешая друг другу.

Дочь ворчала на внучку, внучка что-то на бегу пыталась втолковать правнучке. Правнучка не могла найти свою шапку и громко обвиняла всех подряд, что они специально её запрятали.

Зина давно проснулась, но не выходила из комнаты, чтобы не вносить дополнительной сутолоки.

Все домашние общались с ней, как с маленьким ребёнком. Она не может разговаривать, но думать-то ей никто не запрещал.

— Бабуленька, покушай кашки, она вкусная, — говорила обычно внучка.

И если Зина соглашалась, продолжала приговаривать:

— Ах какая кашка! Как мы хорошо кушаем… — И всё в том же духе

Ей недавно исполнилось... девяносто два года. Она давно уже перестала обращать внимание на возраст и к неизбежному концу относилась спокойно. Все её друзья уже покинули этот мир, и с нетерпением ожидают её прихода. Но она пока ещё жива и даже не в маразме. Правда, память ведёт себя довольно странно. Когда она раньше слышала про причуды стариковской памяти, то не верила. А теперь убеждается каждый день сама. Она хорошо помнит, то, что было десятки лет тому назад. А то, что было вчера, иногда не может вспомнить.

fishki.net
«Возможно, это очередная хитрость матери-природы, — думала Зина — Под конец жизни оставить человеку воспоминания о времени, когда он был в силах. Они могут быть тягостными, но возвращаясь к ним, ты ощущаешь себя по-иному. Это как у пиявки, которая, прежде, чем сосать кровь, впрыскивает жертве анальгетик, чтобы не было больно».

Зину продолжали удивлять свойства времени. Ранние годы казались более длинными, чем последующие. Она думала, что неправы те, кто говорит о стреле времени. Человеческое время не движется по прямой – это экспонента. Чем дальше по жизни движется человек, тем быстрее оно течёт. Зина представляла свою жизнь, как снежный ком, катящийся с горы. Когда маленький комочек начинает движение, сразу начинает увеличиваться его масса из-за того, что налипают новые слои снега. А чем больше масса, тем быстрее он движется. Так и у Зины, последние десятилетия промелькнули как один миг.

— Ба.. Мы ушли, — крикнула внучка и хлопнула дверью.

Зина продолжала неподвижно сидеть на стуле. Она давно не задавалась вопросами о смысле жизни. «Бог создал нас без вдохновения, и полюбить, создав, не смог», — всплыла в сознании давно прочитанная фраза. Наверное, так оно и есть.

***

Улыбка вдруг появилась на её лице. Воспоминания возникали неожиданно, без всякого повода. Но Зина, как ребёнок, радовалась таким моментам. Вот и сейчас она явственно видела маленькую симпатичную девочку с большим бантом, стоящую на табуретке, перед столом, за которым сидит множество гостей и поёт. Петь Зина любила всю жизнь. Вот и сейчас её губы шевелятся, повторяя слова песни, которую, сильно картавя, поёт она же, но почти век назад.

— Широка страна моя родная! Много в ней лесов, полей и рек…

Маленькая Зиночка поёт со всем жаром и так искренне, как могут петь только дети.

Песня сопровождается бурными аплодисментами и похвалами. Отец поднимает её на руки, целует и даёт большое красивое яблоко.

Никого из тех, кто сидел тогда за этим столом, уже нет. Осталась одна она, и это Зину огорчает.

***

Память услужливо ведёт её дальше. Вот Зина в школе в коричневом платьице с черным фартуком на перемене стоит у доски под портретом Сталина, и резвится, водя расчёской по волосам. Она громко выкрикивает стихи Маяковского, слегка перефразируя:

— Я себя под Сталиным чищу, чтобы плыть в революцию дальше!

Ей очень весело, она хохочет.

— Чем ты занимаешься, Морозова? — раздаётся голос. Это в класс неожиданно зашла директриса. — В то время, когда весь советский народ восстанавливает народное хозяйство, ты позволяешь себе такие выходки, оскорбляющие товарища Сталина. Ты уже комсомолка, пусть тебя осудят твои товарищи.

Зина оторопела. Ни о чём подобном она и не думала. Она очень любила товарища Сталина, но и Маяковского тоже любила.

— Нина Ивановна! Я же… я же… — мямлила Зина, — я же не хотела… — и она расплакалась.

У Нины Ивановны было полно дел, а дочка была зининой ровесницей. Она, к счастью, и не собиралась никому рассказывать про этот эпизод. К тому же Зина прекрасно училась, претендовала на золотую медаль.

— Чтобы это было в последний раз, — грозно сказала директриса – Иначе я гарантирую тебе исключение не только из комсомола, но и из школы.

Только много лет спустя Зина поняла, как дорого могла бы заплатить за подобную шалость в те времена.

А тогда она побежала агитировать ребят вступать в школьный хор, где она была солисткой. Зина пела на мотив марша из «Аиды» Верди:


— Позор, кто не запи…, кто не записан в хор!

Тоому позор! Стыд и срам! Трам-тарарам!


— Резиновая Зина! Резиновая Зина! – кричала малышня.

Её так стали дразнить после публикации стихотворения Агнии Барто. Зина не обижалась. Тогда никто не вкладывал в это никаких дополнительных смыслов. Это прозвище следовало за ней всю жизнь.

***

После школы Зина долго колебалась, куда идти: в музыкальное училище или на физфак МГУ. Ей очень хотелось петь. У неё было красивое меццо-сопрано. Но физика манила невероятными возможностями. Война закончилась, и казалось, что осталось совсем чуть-чуть до светлого будущего. В мире человеку подвластно всё, поэтому надо заниматься наукой. И она легко поступила в Университет. Учиться ей очень нравилось, и учёба легко давалась. Она ещё на первом курсе усвоила правило из высшей математики: «Если тебе дадут интеграл, не хватай его сразу. Бери по частям». Этим она всегда руководствовалась при возникновении проблем. Если не получается сразу, надо разбить задачу на этапы и постепенно преодолевать один за одним. В результате у неё всё получалось.

Зина не была обделена вниманием сокурсников, тем более, что была единственной девушкой в группе. Но она не велась ни на какие попытки ухаживания. Ей это было не нужно. Какая может быть любовь, когда вокруг столько интересного!

После института её распределили на работу в «почтовый ящик». Так раньше назывались секретные НИИ. Ей очень нравилось то, чем она занималась. Зине даже комнату дали в коммуналке, как перспективному молодому специалисту. Но напрягал режим секретности. Вечером надо было сдавать все рабочие документы в секретный отдел, а утром снова получать. Для этого был специальный чемоданчик. Если на печатной машинке делалось несколько экземпляров, то даже копирку в мусор выбрасывать было нельзя. Враг не дремлет! Но уже начиналась хрущёвская оттепель и впереди ожидалось только хорошее.

***

Зине по-прежнему очень хотелось петь. Когда она однажды, придя в гости к своей подруге, запела, мама подруги тётя Тоня сказала:

— Зиночка, у тебя очень красивый голос. Не хочешь попробовать петь в церкви? У меня есть знакомый регент. Если хочешь, он тебя послушает.

Более абсурдного предложения Зина не могла себе представить.

— Тётя Тоня, вы, наверное, издеваетесь надо мной. Я наукой занимаюсь, а вы – в церковь. Туда сейчас одни бабушки малограмотные ходят.

— Напрасно ты так. В разное время в храмах пели и Шаляпин, и Собинов, и Козловский. И регент у нас с консерваторским образованием.

Зина долго колебалась, но, наконец, согласилась. Правда, больше из любопытства.

— Только, ради бога, никому не говорите про это. Я же работаю в закрытой лаборатории. Если кто-то узнает, что я хожу в церковь, меня без разговоров сразу уволят. У нас спецотдел не дремлет. Там начальник вреднючий, и фамилия у него такая же противная – Перец.

— Не волнуйся. Никто ничего не узнает, — сказала тетя Тоня, — Я сама всё время прячусь. У меня на работе тоже за это не похвалят. Хотя у нас все пресно, без Перца.

***

Регент Зине пришёлся по душе. Это был сухощавый, очень подвижный мужчина небольшого роста. Он попросил Зину спеть что-нибудь. Она запела Песню московских студентов. Ей она очень нравилась в исполнении Клавдии Шульженко. Зина даже пыталась пританцовывать. Она собой любовалась.

— Это никуда не годится, — сказал регент – Данные у вас, девушка, неплохие, но школы никакой. Вы даже дышать не умеете. Но мне нужен ваш голос. Могу предложить вам позаниматься.

Зина была поражена. Её все всегда хвалили за пение. А тут, видите ли, дышать она не умеет! А как же надо? И Зина согласилась на занятия.

После работы она бежала к регенту. И он показывал ей упражнения на дыхание, интонирование, резонаторы. Рассказывал про вокальную орфоэпию. Объяснял про вибрато, глиссандо. Показывал, как надо держать тело, напрягать диафрагму. Как максимально дать голосу свободу. Даже уроки на дом задавал. Соседи по коммуналке сомневались в её психическом здоровье, когда по утрам из её комнаты раздавалось громкое рычанье и даже лай.

Так Зина повторяла упражнение Шаляпина, который тоже начинал свой день с рычания, а потом лаял на своего бульдога. Этим он тренировал звук «р» и расслаблял гортань. Одновременно Зина прыгала и била себя руками в грудь. Это помогало прочистить голос.

Регент привёл её в храм, где она слушала, как поют на клиросе. Церковное пение было особенное. Это были молитвы, и они гипнотизировали. Назвать себя верующей Зина не могла. Она даже ругалась на маму, когда та сказала, что покрестила её в младенчестве. Но в храме она чувствовала что-то, чего не могла точно описать. Любимая математика тут была бессильна.

«Наверное у Бога, которого нет, своя математика – божественная», — думала Зина. А потом переставала думать, и погружалась в эти звуки, в это действо, в эту тайну.

Зина участвовала в репетициях хора, и наконец, стала петь в храме. Она не могла делать это постоянно, но на ночных службах пела обязательно.

***

Это случилось на Рождество. В храме было удивительно радостно. Да и как не радоваться, когда в мир пришёл Спаситель!

— Слава в Вышних Богу, и на земли мир, — пела Зина на Всенощном бдении, и посматривала исподтишка на прихожан. Народу было много, но в основном пожилые люди и женщины. У входа в храм стоял мужчина. Зина сразу не узнала его, но когда узнала – оторопела, даже сбилась с такта. Это был их особист Перец. Ну конечно, как она не подумала! Всех этих сотрудников Конторы Глубокого Бурения на Пасху и на Рождество посылали в церкви, чтобы вылавливать неблагонадёжных. Такое у них было дьявольское «послушание»

— Ти Господь от Сиона, и господствуй посреде врагов Твоих, — пела Зина антифон на Литургии, а внутри всё окаменело. Это был конец.

Когда служба закончилась, и Зина выходила из храма, она никого не увидела.

«Может быть, показалось?» — подумала она.

Но через какое-то время её окликнули.

— Резиновая Зина! Ты чего, своих не узнаёшь? — это был Перец. — Буду писать на тебя докладную. Нарушаешь предписанный режим. Сотрудникам лаборатории запрещено посещать учреждения культа. А ты не только посещаешь, а ещё и поёшь. Готовься к крупным неприятностям.

— Впрочем, — он нагло оглядел её с головы до ног, по-видимому, мысленно раздев, и даже дотронулся до плеча, — есть вариант договориться.



Зину трясло от отвращения. Она прекрасно поняла, какое предложение последует, но даже при мысли об этом к горлу подступала тошнота.

— Я вас не понимаю, — проговорила она, — Вам нужен какой-то расчёт? Или результаты эксперимента?

— Хватит придуриваться. Ты всё прекрасно поняла. И не строй из себя недотрогу. Я, таких как ты, пачками ублажал. Когда деваться некуда, все вы соглашаетесь.

— Мне есть куда деваться! — крикнула Зина и побежала.

— Б..ть, — выругался он, — буду я ещё за такими с..ками бегать! Пеняй на себя.

Дома Зина долго плакала, и молила Бога, в которого она, кажется, не верила, чтобы её не уволили.

***

На другой день её вызвали в кадры и предложили написать заявление по собственному желанию.

— Это единственное, что мы можем для вас сделать, — говорила кадровичка, которая к ней хорошо относилась, — требование спецотдела для нас закон. Пишите заявление. Хотя бы трудовая книжка будет не испорчена.

Зина написала заявление. В этом случае действительно не могли помочь ни успехи в работе, ни ходатайства непосредственного начальства. Зина уволилась.

***

Поиски новой работы успехов не приносили. В трудовой книжке действительно всё было в порядке, но ни одной проверки, которые были обязательны при её специализации, она пройти не могла. Видно, докладная Перца навеки была прикреплена к её жизни.

Наконец, ей удалось устроиться на телефонную станцию. Там катастрофически не хватало персонала, и её приняли с испытательным сроком, несмотря на отсутствие профильного образования. Работа была сменная, но это Зине даже нравилась. В те времена АТС занимала целый трёхэтажный дом. Сейчас такие станции вешаются на стенку.

В этот раз, выйдя в ночную смену, и проделав всё, что необходимо, Зина, как всегда, собиралась вздремнуть. Конечно, это запрещалось, но все коллеги так делали. Однако в шкафчике, куда она убирала, специально принесённые подушку и одеяло, их не оказалось. Шкафчики не запирались, и позаимствовать спальные принадлежности мог кто угодно. Зина мысленно выругалась. Но спать очень хотелось, и она просто прилегла на банкетку, но заснуть не удалось. Было очень холодно.

Взгляд Зины упал на знамя, которое было свёрнуто и пылилось в углу. Зина стряхнула пыль и развернула его. На знамени была надпись: «Победителю социалистического соревнования». Такие знамёна обычно выставляются где-нибудь в красном уголке или ленинской комнате. Почему оно стояло в помещении станции, Зина не знала. Она вновь улеглась на банкетку и накрылась этим знаменем. Под монотонное потрескивание приборов она сладко заснула.

***

— Девушка! Девушка! Вставайте скорее! Там начальство идёт, – услышала Зина незнакомый мужской голос и почувствовала, что кто-то дёргает её за ногу, — я их обогнал немного. Вперёд пошёл. Не люблю ходить в толпе.

Зина вскочила мгновенно. Как же она могла так проспать! Ведь знала же, что сегодня приступает к работе новый начальник и надо быть в полном порядке. Мало того, что спать не положено. Она заснула, да ещё под знаменем! Придя в себя, она посмотрела на разбудившего её мужчину. Он показался ей очень приятным и даже симпатичным.

— Позвольте представиться: Михаил. С сегодняшнего дня ваш непосредственный начальник.

«Ну вот, — подумала Зина, — Теперь меня точно уволят. Что за невезуха». И она приготовилась слушать долгие нравоучения. Но Михаил только сказал, показывая на знамя:

— Пожалуйста, уберите всё на место.

***

Много лет спустя Миша любил вспоминать историю их знакомства.

— Захожу, смотрю, спит, накрыта знаменем. Думаю, что за фрукт. Оказалось, что прекрасный фрукт, с ангельским румянцем! Несмотря на то, что под знаменем, на Крупскую совсем не похожа. Очень захотелось её поцеловать, но до первого поцелуя было ещё далеко, — рассказывал он много лет спустя.

Они прожили вместе почти полвека. На первый взгляд, обычная жизнь, как у всех. Но Зина так не считала. Если бы у всех была такая жизнь как у неё, мир бы купался в счастье. Они были друг для друга всем. Она не могла без него, он без неё. Даже рождение детей не уменьшило их взаимную привязанность. Дети – это другое. Дети выросли, и у них своя жизнь.

На все зинины упрёки и ворчание, без которых не может обойтись ни одна женщина, Миша обычно отвечал шуткой.

— Миша! Опять везде твой пепел, ну сколько можно! — ругалась Зина, когда он стряхивал сигарету мимо пепельницы.

— Мой пепел получишь в крематории, Зинуля, — отвечал он.

Зина никогда не думала, что эта шутка превратится в реальность. Ну почему так происходит? На беговой дорожке мужчины обгоняют женщин. А вот с дистанции жизни Миша сошёл первым. Вот уже десять лет, как его не стало. Он старше неё был всего-то на пять лет. Это несправедливо.

Когда врачи поставили неутешительный диагноз, Зина не верила. Думала — обойдётся. Она сама вылечит его своей заботой.

Не обошлось.

Во время похорон, она упала в обморок и замолчала. С тех пор молчит уже почти десять лет. Её показывали врачам, но никто не помог. Миша забрал с собой её голос.

***

Хлопнула входная дверь.

— Ба… Я пришла! — крикнула внучка.

Открылась дверь в её комнату.

— Ба… Ты так и сидишь тут целый день. Ну как так можно! Ты есть хочешь? Там супчик твой любимый есть, и яблок я купила.

Зина помотала головой – «нет».

— Ну ладно. Когда захочешь — постучи…

У Зины была специальная палка, которой она стучала по подлокотнику кресла, когда ей что-то было срочно нужно.

— Только я сейчас с антресолей достану бюст Ленина. У меня Катька просила для драмкружка. Они там в школе чего-то замутить хотят.

На антресоли вообще лазили редко. Там хранилось то, что уже не нужно никому. Сколько Зина себя помнила, чугунный бюст Ленина был там всегда. Почему его не выбросили, одному богу известно. Раньше Зина хотела продать его на блошином рынке. Многие сейчас подобное коллекционируют. Но руки так и не дошли.

Раздался грохот, что-то с шумом посыпалось. Это внучка не совладала с антресольным хламом. Хорошо бы, чтобы чугунный Ленин не ударил её по голове. Но, кажется обошлось.

***

— Ба, это, наверное, твоё, — внучка открыла дверь и протянула Зине свёрток. Это была связка писем. Миша писал ей, когда ездил в командировку в ГДР, чтобы учиться работать на новом оборудовании.

Зина думала, что эти письма давно пропали, затерялись где-то на даче. Но, совершенно неожиданно, они материализовались здесь. Зина держала связку в руках, не решаясь открыть. Неужели Миша снова хочет с ней поговорить?

И они поговорили. Зина задавала вопрос и искала ответ в строчках писем.

— Как у тебя дела? – спрашивала она.

— У меня всё хорошо, — видела она строчку, написанную его почерком.

— Когда мы увидимся?

— Совсем скоро мы будем вместе.

— Ты меня по-прежнему любишь?

— Я тебя люблю, и хочу тебя обнять.

— Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?

— Я очень хочу, чтобы ты всегда пела.

После каждого вопроса проходило много времени. Слёзы текли из глаз Зины. Но это были слёзы счастья. Она разговаривала с живым мужем. Вот они, строчки, написанные таким родным почерком. Он не умер. Никто не умирает. Люди просто расстаются на время. Зина была сейчас в этом абсолютно уверена.

fishki.net

— Ба... Ну поешь, пожалуйста, — сказала внучка, когда открыла дверь и увидела Зину всю в слезах.

— Поем, — внятно сказала Зина и запела дрожащим голосом: — «Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня…»

---

Автор рассказа: Елена Кучина