Вечная тропа

Тропа, которой я следовал, привела на опушку леса. Она стремительно вилась между ровных, редких деревьев, теряясь  где-то в глубине чащи. Легкое беспокойство наполнило мою грудь – еле заметная волна накатила на берег моей души и тут же исчезла, оставив после себя лишь влагу своего прикосновения. Сделав глубокий вдох, словно пытаясь взять с собой все возможное из прежде мне знакомого, я совершил первый шаг за пределы ранее окружавшего меня мира. С каждым последующим движением лес все более окутывал своими объятиями, пространство вокруг становилось плотнее. Вскоре уже не было возможности разглядеть светлого и просторного мира, покинутого мной навсегда. Погружаясь глубже в лесную чащу, я все меньше встречал знакомых очертаний и образов и неожиданно понял: «От них не осталось ничего – этот мир совершенно иной, нежели он представлялся мне ранее». Местность казалась темной и недружелюбной, формы более не выглядели ясными и разборчивыми. Изогнутые причудливым образом стволы переплетались между собой, образуя непроницаемые стены из собственных тел. Свет уже почти не пробивался через сросшиеся кроны – пространство погрузилось во мрак, стало темно настолько, что было непросто разобрать, куда следует моя тропа, а она беспощадно уводила дальше в этот пугающий и непредсказуемый мир. Волнение наполняло меня, сменяясь по временам чувством страха, близкого к панике. Кривые, изломанные, голые ветви, как ржавые крючья, протянутые ко мне, цеплялись за одежду, за волосы, за самую мою плоть. С тяжелым, болезненным усилием мне приходилось продираться сквозь непроглядные заросли сырых замшелых стволов. Временами в сплетении их гниющих сучьев можно было разглядеть очертания грозных, искаженных гримасами лиц, словно древние боги и демоны смотрели на мои мучения, радовались им, тонко избирая еще не подвергавшиеся атаке их плетеобразных ветвей участки моего тела и наносили по ним точные, жалящие удары в попытке доказать, что я зашел не туда, куда стоило идти, что это их территория… Но тропа, та тропа, которой следовал я все эти годы, всю мою жизнь, вела дальше, мимо этих древних идолов, сквозь эту глухую чащу… Вскоре густые кроны вовсе скрыли от меня дневной свет – мир погрузился в совершенную тьму. На ощупь определяя дорогу, я приближался к состоянию полного отчаяния. Крючья сильнее и сильнее цепляли мою плоть, плети ударяли больнее, ноги заплетались в щупальцах торчащих из земли корней. Я спотыкался в темноте, все чаще находясь в одном мгновении от падения, и вместе с тем продолжал идти вперед по своей тропе, всеми силами держась за одно только понимание, что если есть тропа, значит, она к  чему-то ведет. Со временем на моем теле не осталось ни одного не пострадавшего места, от постоянных хлестких ударов образовались раны, кровь крупными каплями выступала из них, ссадины и ушибы плотно покрыли мою кожу, вся плоть приобрела качества оголенного нерва, что от каждого прикосновения вопиет к сознанию криком отчаяния и призывом о помощи. Тогда каждый шаг требовал не только тяжелейшего физического усилия – он стал еще и сильнейшим моральным испытанием. Внезапно потеряв опору, мое тело под действием собственной тяжести покатилось вниз по склону, бесконтрольно ударяясь о периодически проявляющуюся твердь. Последний же удар оказался мягким, почти приятным. Влага окутала меня. Вода, в которую я погрузился весь без остатка, омыла прохладой мое измученное тело, смыв с него всю грязь и капли запекшейся на ранах крови, промыв своим очищающим прикосновением все рассечения, успокоив ноющие ушибы, остудив жгущие ссадины. Исцеляющее погружение позволило мне вновь воспрянуть духом. Собрав все силы, я почти интуитивно определил направление и, совершив один-единственный рывок, нашел себя на поверхности водной глади. Волшебное зрелище открылось предо мной: совершенно гладкая поверхность воды, лишь слегка колеблемая течением, была освещена метающейся над ней голубоватой дымкой сине-фиолетовых языков пламени, проявляющихся и исчезающих. Огонь не сжигал, он словно бы обнимал воду в бережно любящих объятиях, освещал ее безупречную поверхность. Завороженный великолепием развернувшейся передо мной картины, будучи не в силах оторвать взгляда, я все же нашел возможность посмотреть дальше вдоль поверхности воды и увидел берег. Сияние, источаемое огнем, не было достаточным, чтобы разглядеть его подробно, и вместе с тем явно прослеживалась береговая линия. Я направился к ней. Дна под ногами не было, но вскоре оно появилось, и я все тверже начал ощущать каждый свой шаг. Прошло еще совсем немного времени, как мной был достигнут берег. Широкий луг раскинулся перед моим взором, и, несмотря на то, что в тот момент он еще был погружен во мрак, глазами, привыкшими к темноте лесной чащи, я мог уловить каждую мельчайшую деталь. На лугу росли цветы и колосья, расстилаясь до самого горизонта бархатистым покрывалом. Нерасторопные движения воздуха, покачивая их в едином ритме, создавали ощущение движения еле заметных волн на поверхности спокойного моря. Едва сумев оторваться от красоты пейзажа, я взглянул на небо. Оно было непроницаемо черно, взгляду не за что было на нем зацепиться – единая сплошная чернота небосвода, куда ни кинь взгляд…– Солнце и луна… Где же они? Они давали о себе знать даже в самый непогожий день, никогда не покидая землю, всегда сопровождали ее… Где же они теперь? Как только я приблизился к этим воспоминаниям, кромешная тьма, нависавшая над мирозданием, озарилась восходом солнца. Теплый воздух наполнил пространство, цветы на лугу раскрылись в едином порыве, повинуясь призыву всемогущего дирижера. Вслед за днем пришла и ночь, озаряемая ликом луны. Ее мягкий голубоватый свет бесконечным дождем лился на землю, придавая формам романтические и загадочные очертания.– Звезды… Где же звезды? Я помню по ночам мириады светил, указывающих дорогу путникам… И только я успел помыслить о них, как небо вспыхнуло перезвоном блестящих точек, рисующих своей перекличкой разнообразные сюжеты. День проходил за ночью, ночь проходила за днем… Я все стоял, в изумлении глядя на это великолепие течения времени, наблюдал за переливами цветов, любовался сменой сезонов и изменениями ландшафта… Вскоре пейзаж изменился до неузнаваемости: ручьи выточили для своих вод глубокие русла; травы, родив свои семена множество раз, преобразились в высокие деревья; вся земля покрылась пестрым ковром лесов, лугов, болот, равнин и гор… Формы, ранее прибывавшие в спокойствии, оживились, усложняясь с невероятной стремительностью, они сочетались и повторялись в различных вариациях, рождая новые замысловатые узоры. Внезапно  что-то привлекло мое внимание. Гладь близлежащего озера была нарушена разносящимися по ней кругами. Шло время – их становилось все больше. Зеркальная поверхность забурлила, играя разноцветными бликами в солнечном свете, – озеро превратилось в кипящий, сияющий котел. Беспокойство, царившее в этом сосуде, передалось мне, а от него в памяти родился отклик – рыбы… И тут же множество мелких и крупных рыб стали выпрыгивать из озера, распространяясь по всем остальным местам, где возможно было их обитание. Все воды мира наполнились кипением и бурлением, любая лужа, пруд, река или море, даже океан, всколыхнулись необузданным движением. Следом такое же волнение небесных просторов родило воспоминание о птицах, и небо наполнили бесконечные стаи летящих, парящих, порхающих существ. И день следовал за ночью, и ночь следовала за днем… Суша наполнилась зверями, так же как небо птицами, а воды рыбами – стоило лишь родиться воспоминанию о них… Пространство озарилось песнями о волнительном наслаждении жизнью. Вся земля, каждый ее уголок был в движении. Каждая деталь этой невероятной мозаики находилась на своем исключительном месте, все сочеталось в единой гармонии, словно до тончайших и мельчайших шестерней четко отточенный сложнейший механизм мироздания начал свой ход из прошлого в будущее сквозь вечное сейчас. Я осмотрелся еще раз вокруг, окинув взглядом мир, раскрывшийся передо мной… Мир был прекрасен.– Кто же я в этом мире? Я развернулся в сторону пламенеющей реки, которую пересек ранее, заглянул в зеркало ее поверхности и увидел в нем себя…