45. Был счастлив начинать любое крупное сраженье

     Фрагмент романа «Вдова»
       (предыдущая глава из романа «Вдова»
         http://stihi.ru/2024/08/18/1644
          «44. Гвардейцы выковывались в касту много лет»)

«Пусть вы – верзила, ну а я – на стуле,
Со мной не смейте спорить! Мне видней!
Про ваше самомнение    смолчу    ли?!
Порой самонадеянно вы, Ней,
В сражениях себя ведёте крайне,
Былые забывая нареканья»! –
На тон и   на   два тона свой накал
Речей подняв, властитель дум играл.
Внезапно после гнева к оппоненту
Изобразить мог «бархатную» речь
И «жертву» в русло мирное увлечь,
Но гнев вождя за чистую монету
Наивный собеседник принимал,
Порог сопротивления был мал.

Упрёк был резковат, зато яснее
Не скажешь. Ней не    всё    в бою умел.
Храбрейшего из храбрых, то есть Нея,
В отсутствии отваги кто б посмел
В лицо винить, но думать Ней    ленив   был.
«Нисколько не сердился я бы,    пни    вы
В бою нерасторопных, но сержусь
За то, что не мотаете на ус
Свои в боях нелепые ошибки, –
Продолжил укорять Наполеон,
Ведь Ней был разгильдяйством заклеймён. –
С противником отчаянные сшибки,
Вразрез с известным планом, носят вред!
План боя соблюдать – вот суть побед»!

И маршалам, и всяким там майорам
Вождь нации устроить мог «облом».
Наполеон искусным был актёром.
Эмоции разыгрывал в любом
Раскладе, собеседника ввергая
Порою в трепет: виделся верх края
Опалы, как казалось жертве слов
И сыгранных эмоций. На ослов
И даже умудрённых интриганов
Оказывал давленье Бонапарт,
Разыгрывая сцену – чистый арт!
Неопытных юнцов и стариканов
Ввести мог в заблуждение игрок,
Каким был вождь в конкретный миг и впрок.

«Пред свитой разыграть умею ярость,
Чтоб видели: я – Марс, а не паяц.
Кутузов принял вызов. Хитрость? Старость?
Что противопоставит, не боясь
Убойного разгрома, лис матёрый
Сегодня мне? С его харизмой дёру
Давать у двух империй на виду
Ему нельзя. Врага признав, иду
На дело судьбоносное с опаской:
Непредсказуем в русской солдатне
Накал тупой вражды ко мне, да дней
Осталось мало до Москвы, чтоб лаской
Я старую столицу их завлёк
На службу мне. Но только б русский лёг»! –

Подумал корсиканец, до упора
В нос запихнув платок свой, как штандарт.
В особом предвкушении фурора
Дать бой простуде тщился Бонапарт.
Ничто не помогло. В шатре холодном
Ночами накануне он в болотном
сыром отвратном воздухе «плезир»
сыскал на мочевой себе пузырь.
Но зло с утра срывать пока что рано
На свитском окружении своём.
«Сначала страху-перцу в кровь вольём
Мы русским егерям, и было б странно,
Что нас спросонок ждут в Бородине.
Пусть лук там сыщут в огороде мне».

Бои и кровь будили бодрость, живость?
Бойцом был Бонапарт со всех сторон:
У маршалов империи сложилось
Негласная уверенность, что он
Становится особенно счастливым
И хладнокровным, а не суетливым,
Как только начинает и ведёт
Сражение. Не то чтоб сердце – лёд,
Но в меру Бонапарт стал фаталистом.
Враги о нём бы высказались в знак
Совместной неприязни: «Он – маньяк
Живущий кровью, даже стал солистом
В огромном хоре, всласть воспевшим смерть
И кровь, чтоб власть над миром поиметь».
            .            .            .
Потери вызывали сожаленье,
Разбор ошибок. Практика – всем мать.
Всегда притоком воодушевленья
Был счастлив император начинать
Своё любое крупное сраженье.
Не веря в пораженье, он движенье
Взял за основу доблестных побед.
«Где тактика линейная есть бред,
Там всё давно большие батальоны
Решали сплошь ударами колонн, –
Усвоил для себя Наполеон
За много лет. – Кресты иль медальоны
У воинов сегодня на груди –
Неважно! С честью бейся, не мудри…

Их левый фланг   замрёт   пусть в поле, дабы
На правый я б обрушился, как град, –
Заочно все батальные этапы
Обыгрывал в раздумьях Бонапарт. –
Бертье опять у карты терпеливо
Ждёт донесений, спрос ведёт пытливо.
Но как бы он не лез упорно с карт
С советами ко мне, сверх всех наград
Нужней мне интуиция   моя   же,
Притом, что есть подзорная труба.
В дыму от пушек видимость груба,
Но русских артиллерией обяжем
Мы скоро сдать позиции. Рубать
Упрямцев рад Мюрат – дрожит губа.

М-да, Аустерлиц явно ждёт повтора!
Упрямство русских – явь. И мощь – не вздор.
Враг ждёт меня, как бык тореадора.
Я не испанец, нет, но давний спор
Россия проиграет мне сегодня.
С пленённым пообщался бы охотно:
Кутузов    предпочтёт    же смерти плен?
Добром ко мне мчать в гости старцу лень.
К полудню позабудет он про леность.
Ко мне доставит пленника Мюрат.
Лесть северного лиса буду рад
Принять, уж так и быть, за откровенность.
Но очень постараться нужно мне,
Чтоб это    я    остался на коне! –

Припомнил Бонапарт день наведенья
Мостов армейских через Неман, марш
И первые часы недоуменья. –
А где же на пути    противник    наш»?!
Сто метров – меж мостами расстоянье…
Припомнил император ликованье
Всеобщее и в адрес свой «Виват»!
Но каждый генерал был хмур: «Чреват
Поход в Россию нашей катастрофой», –
Невольно в свите думали о том,
Что вспять потом вернутся, но с трудом.
Причём не всяк живой или здоровый.
Припомнил Бонапарт, что Коленкур
Арман в тот час подчёркнуто был хмур.

Шла переправа. Склонен кто-то к драме,
Но лагерь ликовал. А… тот ли тон?
Не встретил пред собою русских армий,
За Неман перейдя, Наполеон.
Казалось, что успех не за горами.
И кухни полевые под парами.
Разбить Россию в битве – эталон
В ряду победных маршей. Рубикон,
По общему суждению, был пройден.
От Немана пути шли на восток,
Где русские свой прятали «шесток».
Казачьи же дозоры – что-то вроде
Летучих соглядатаев. Но где
Та армия, что слала их к воде?!

Людей и лошадей под Божьим оком
Несло для торжества или в утиль.
Колонны нескончаемым потоком
Брели, глотая поднятую пыль.
Кошмаром становились муки будней.
Россия с каждым днём всё неуютней
Пришедшим открывалась на беду
С вопросом, где взять воду и еду!
Число живых, здоровых сокращалось.
Падёж унёс несметно лошадей.
В повозки, пушки вовсе не злодей
Медлительных быков запряг – вот жалость –
В пути всё отставало это так,
Что проще было бросить на местах.

Дымы пожара стлались над полями.
Вдыхая с ветром дым пороховой,
Навстречу Смерти, как к бездонной яме,
Шли тысячи людей под крики, вой
И стоны тысяч раненых, уставших,
С ума сходящих или заплутавших
В краях безлюдных в поисках еды.
Жар лета и не время Коляды,
Да и никто не встретит подаяньем
Голодных европейцев на пути.
Селяне поспешали прочь уйти.
Оставшихся враги с двойным «стараньем»
Бесчестили и грабили подряд.
Обиженные шли в лесной отряд…
            .            .            .
Что грозно так могло свести для бойни
Огромные скопленья войск и средств?
Казалось ли кому в опаске боли,
Мол, нас не выдаст Бог, свинья не съест!
От паузы гнев ищет обновленья.
Что слить для рокового столкновенья
Европу и Россию так могло,
Чтоб ратное пылало ремесло
И лучших мастеров своих губило?!
Российской ли элите всей невмочь
Вдруг стало разоряться? Цепи прочь?
Россию ли    Европа    не любила,
А русские не лезли под ярмо
Европы? Гнёт чужой – вдвойне дерьмо.

Два сильных императора в Тильзите,
Назвавшись мирно братьями навек,
Просеивать с годами, словно в сите,
Взялись свои обиды. Фейерверк
Любезностей был фактором лишь внешним,
А мир противоречий стал кромешным
И скатывался явственно к войне.
Всяк был разочарован во вруне,
Соперника пенял в глазу соринкой.
Слова двух императоров про мир –
Уловки политических проныр.
Себе всяк на уме был и с хитринкой
Ждал противостояния всерьёз.
Шипы не отрицали вовсе роз...

Невесту ждавший от Санкт-Петербурга
С обидой не дождался таковой
В Париже Бонапарт. «От сельдя ухо
Сулили императору. Изволь
Искать себе, мол, из кого попроще», –
Судачили поляки и за гроши
В подружки Бонапарту враз свою
Валевскую всучили. Шип царю…
Россия в пику Франции момента
Ждала, чтобы совсем сорвать замок
Таможенных препон. К войне – дымок…
Сильнейших двух империй континента
В Европе примирить никто не мог.
Число ссор между «братьями» – намёк…

Мечтал Наполеон лишь поначалу
Царя с российской армией встречать-
Бить в Пруссии, но к этому «анчару»,
Ловушке стратегической под стать,
Не смог он русских выманить. Варшава
(Лишь герцогство тогда, а не держава)
России отказалась помогать,
А Пруссии король на тишь и гладь
Рассчитывал, мирясь с протекторатом
Тирана Бонапарта. Фридрих-трус
Пнул друга Александра и всю Русь.
Остался царь далёхонько, да рядом
По Неману граница – вот и стал
За нею Бонапарт искать для стай

И стад своих счастливые дороги.
Поляки Бонапарту поклялись
Служить ему до гроба на пороге
России, где земли, хоть завались,
А быть ей до Смоленска снова польской!
В гарантах Бонапарт и Матка Боска.
Десятки тысяч конных на Смоленск
Вёл Юзеф Понятовский – шик и блеск!
От моря и до моря кресы Польши
Хотелось возродить бы поскорей.
Москва посторонись, стяг польский рей!
Чего ещё желать полякам больше!
Они за это лили кровь свою,
Мечтая о победе к сентябрю.
            .             .             .
Советники, шпионы, консультанты
Расклад свой по России каждый год
Такой преподносили, что в константы
Прогнозов их и в благостный исход
Войны Наполеон поверил твёрдо.
Поверил в то, что и калач он тёртый,
И что к походу всё предусмотрел.
Степных верблюдов и казачьих стрел
Ему, конечно, кто бы смог накаркать?!
Зато в деталях вдоль и поперёк
(Сворованная в русском штабе впрок)
Была у Бонапарта чудо карта
Сёл, городов и, якобы, дорог.
Русь – с виду лишь царица недотрог?
            .             .             .
В России жди зимы да не    жалей   скул
В мороз и – убедись, что ты не крут…
Когда Наполеон ещё к Смоленску
Прокладывал за русскими маршрут,
Чтоб там их разгромить, пусть с проволочкой,
Смоленск он намечал последней точкой
Кампании военный в славный год,
Где для Великой армии невзгод
Хватило позарез. Мир с Александром
Всецело оправдал бы весь поход.
В Санкт-Петербурге царь засел, как крот:
Ни пулям не доступен был, ни ядрам.
Театром главных действий для войны
Мог стать Смоленск – пик русской глубины.
            *            *            *
Кто темы дать не мог шотландским сагам,
Былинную отверг для русских сечь?
Барклай де Толли долго шаг за шагом
Удерживал войска от крупных встреч
С объединённой армией вторженья.
Судьбу ни с итальянцами Эжена,
Ни с гордыми имперцами (их сам
Водил Наполеон – кровь, что роса)
Барклай не стал испытывать в досаде,
По-крупному ни разу не дерзал,
Чтоб выявить отваги чудеса
В сраженьях генеральных, чести ради.
В альбомчики-тетради пылких дев
Барклай бы не попал, пусть он и лев.

Военным стать министром разве чаял
Барклай в былые годы? Путь непрост.
Барклай служил когда-то под началом
Багратиона, но карьерный рост
Шотландцу-«немцу» как нельзя ловчее
Нежданно обеспечил Аракчеев.
Барклай был честен, горд, отнюдь не воск,
И пост министра сухопутных войск
Ему доверил мудро император.
Другой кандидатуры не нашлось.
По нраву Александру впрямь пришлось
Суждение Барклая, мол, из ряда
Стратегий против Франции в войне
Разумно выбрать ту, где в глубине

России, может даже за Москвою,
Конец Великой армии придёт
В пути от истощения. Мозг вдвое
Усилился, план двигая вперёд
(Речь шла о тайной службе в главном штабе
В невиданном до той поры масштабе):
Разведку с контрразведкой смог Барклай
Наладить так, что даже пёсий лай
В рядах Великой армии французов
Разведкой русской брался на учёт.
Наполеон мечтал, что царь уйдёт
В Европу всею армией без груза
Сомнений из России как задрот.
Но вышло всё совсем наоборот:

Великого стратега поэтапно
В Россию заманили, повели,
Где сам Наполеон узнал внезапно,
Что край цивилизованной земли
Находится как раз-таки в России.
Логистика при всей условной силе
Тут вне дорог просыпалась в песок.
Пехота, арт-система – обе срок
Погибели не знали и в помине,
А вот кавалеристы краткий век
Как рода войск учли слезами век,
Когда нужды не стали знать в конине.
Обозных, боевых – всех сивок жаль.
Их укатала русская печаль.

Придя главнокомандующим, ушлый
Кутузов тайной тактике ничуть
Помех не создавал, поскольку в русло
Войны вся логистическая жуть
Огромных корпусов Наполеона
Тянулась от Парижа и Леона,
И через всю Европу до земель
Исконно русских, где крестьянин – зверь
По отношенью к ордам оккупантов.
Надменная и злая евро-рать
Шла грабить и насиловать, карать
И снова грабить силой интендантов
И в вдрызг оголодавшей солдатни.
Чтоб выжить, оккупанты все-то дни
Искали пропитание: педантов
Армейской дисциплины по пути
Всё меньше становилось: не в чести!
            *             *             *
За армией Барклая гнался лично
Со всею главной силой Бонапарт,
Но русским удавалось феерично
Разгрома избегать. «Весь путь в набат
Так бьют колокола, что я уверен:
Будь он хоть жеребец, хоть сивый мерин –
Крестьянам вряд ли мил Наполеон!
К его приходу будет разорён
Весь край: и нами, и самим крестьянством,
Чтоб стал в погоне недокормыш вял, –
К востоку отступая, размышлял
Барклай де Толли с твёрдым постоянством. –
Смекнул ли Бонапарт, что он – тот Красс,
Кого парфянам бить и в этот раз»?

С таким же напряженьем от погони
Французов ускользал Багратион,
Старавшийся не думать об уроне,
Поскольку был с рожденья наделён
Воинственной    натурой и горячей:
«Приказан мне отход, но я-то зрячий
И вижу, что французов бить пора!
Мы шапками способны на ура
Геройски закидать их, побеждая!
Отдав деревни, сёла, города
Врагам, опять бежим. Бежим куда?!
Тут у министра тактика простая.
Он – немец и ему земель не жаль.
Как только это терпит государь»?!

Что князь Багратион был скрыть не в силах,
Так это на министра гнев в сердцах.
Дрова, как на соломенных настилах,
Мгновенно разгораются, на страх
Готовым от костра скакнуть подальше.
Гнев князя – это гнев без тени фальши:
«Пестрят дурные слухи, как одна:
Барклай себя изменой запятнал!
Отчистить дурь нельзя, однако драю!
Ужель он болен трусостью? Иль чем?!
А ведь министр, госсовета член!
Но я в негодовании сгораю,
Не в силах обуздать в Барклае хворь.
Ответно на    меня    он лает – хорь!

Угодно ли обилие дрязг раю?
Барклай был наш. Чего же ради он
Решился на измену?! Хата с краю?
Я сбрендить рад, – ворчал Багратион, –
Но только бы предателю Барклаю
Ни в чём не подчиняться! Разделяю
Я мнение всех армий, что пора
Нам бить Наполеона. Топора
И пики ополченцев нам и   то   ведь
В достатке, чтоб пехоту поддержать.
Смоленск оставим?! На исходе ржать
Вслед станут, в спину нам удар готовить
Французы и поляки. Стыд, позор!
Да лучше мне с казаками в дозор

Водить всего лишь роту на Кавказе,
Чем горько наглотавшись до ноздрей
Предательско-изменнической грязи,
Бечь от французских конных егерей!
Барклай, объединив сто двадцать тысяч,
Гоня то авангард наш, то   зады   вскачь,
Вёл к Рудне нас и тут же бросил вспять
Стремглав на раз, два, три, четыре, пять!
К тому же, из трофея-документа
Открылось, что о плане наступать
Мюрат заочно ведал. Как узнать
Мог маршал с точным выбором момента
О тайне наступленья?! Налицо
Измена наших немцев-подлецов»!

Значительно поздней тому скандалу
Сыскалось объясненье. Некто наш
Беспечный офицер, отнюдь не «даун»,
Послал письмо мамаше, ведь мамаш
Про всё оповещать вне всякой меры
«Обязаны» сыны, пусть офицеры,
Пусть даже и в условиях войны,
Когда должны быть риски учтены.
На ту беду в имении мамаши
Во всю располагался сам Мюрат.
Письмо перехватив, ох, был он рад
Узнать, где будут русские на марше
В ближайшем точном времени! Увы,
Реалии безмозглых таковы.

Мюрат, узнав не вдруг о тайном плане,
Письмо приняв как судьбоносный дар,
Приказ дал генералу Себастьяни,
Чтоб тот не подставлялся под удар.
Дивизия того ушла от драки,
И только вездесущие казаки
Сумели потрепать французский штаб…
Опасный для Барклая был этап:
Вернул он срочно армию к Смоленску –
Туда с опереженьем Бонапарт
Гнал лучшие дивизии, на старт
Ней и Мюрат вновь выставили с блеском
Своих кавалеристов. В русский тыл
Им путь лишь Неверовский заградил.
            *            *            *            
Барклай для многих словно стал отбросом
Командного состава в эти дни.
Однажды генерал смутил вопросом
Сеславина: «Солдаты… как они
Относятся ко мне, к моим приказам,
Когда почти без боя раз за разом
Всё дальше отвожу я вглубь войска?
Солдат какой-то как-то «приласкал»
Меня отборной руганью мне в спину.
Я стойко сделал вид, что не слыхал.
Не важно, кто наш враг: франк или галл.
Равно как нам слону всадить дробину,
Сейчас вступать всей армией в тот бой,
Где враг на ноль помножит нас с тобой.

Пока нам рано думать о сраженьях,
Я только об Отечестве пекусь,
Храня нас в отступленьях – в выдвиженьях
Туда, где, взяв резервы, я впрягусь
Сам в поиски такого места, поля,
Где выдержим сражение любое
И, даст Бог, Бонапарта разгромим.
По крайней мере, нас не посрамим
И вынудим Француза к отступленью».
«Да, Михаил Богданович, все вас
Ругают на чём свет стоит в анфас
И в спину, опускаясь к исступленью
И гневу в адрес ваш, но лишь пока
Вы не намнёте всласть врагу бока»!

        (продолжение в http://stihi.ru/2024/08/25/6771)