Окстись
в точке брильянтовой зелени лба.
Этот рассвет и нескучная жизнь,
вдруг посылаются грубо, и на ...
... на облака или в скатерть земли,
брызгая соками ржавых монет.
Боже, услышь, помоги — и замри
в эту секунду, как пыльный предмет.
Может и наше пространство замрёт,
двигая только фантазию сна,
и человек у стены не умрёт
с точкой брильянтовой зелени лба.
В список закатаны боль и слова,
и по порядку от верхней строки
кто-то разбрасывает имена —
сломанной веры больные стихи.
Я проклинаю всю прозу и ад
в строгих страницах былого пути,
и откровению тёмному рад,
если возможно кого-то спасти
от тошноты, пустоты — ото дня
скорых расправ на брусчатке беды,
где окровавленный след, как свинья
ищет какие-то злые плоды.
Злые плоды заурядных людей,
правила скорби, привычный уют, —
для невозможных и серых ночей,
с грохотом сердца, с расстройством минут.
Осень полюбит и сможет простить,
ветром погладив макушки лесов,
всю неприемлемость старых обид
в чашах глубоких аптечных весов.
Всё примирительно станет сполна,
и перекрестит взволнованно кисть
каждую жизнь, что отправлена на ...
и позабудет желанье отмстить
с тихой молитвой изношенных слёз
в поле застенчивых раненых глаз,
в шелесте русских кудрявых берёз,
что принимают и порчу, и сглаз.
Всё принимают, и нежно кладут
листья на коврик пожухлой травы.
Там где могила — последний приют,
там где конец и начало главы.
Перекрестить, — резко вскинута кисть
в точке брильянтовой зелени лба.
Этот рассвет и нескучную жизнь
я вспоминаю без прозы и зла.
Свидетельство о публикации №124082203010