Сашка. Часть первая

1   

         Малыш на попечении бабушки в войну.
               
        Перед великой по тяжести войной в горняцком городе Ксения, самовлюблённая красотка, родила сына. Дала имя Саша. Огромные беды приготовила судьба малому. Однако всё по порядку.

        Горожане работали, в основном, в шахтах. Ещё  сажали картофель, и в тайге, окраина которой проглядывалась даже из центра города, продуктами промышляли. На шахтах тогда преобладал ручной труд.  Внедрялось «стахановское» движенье. Рекорды горняков отражали газеты, фотографии передовиков украшали Доски почёта. Иногда бригадам создавали особые условия с прицелом на рекорд, с помощью которого корректировался месячный план добычи угля.

       Ежедневно шумел городской базар. Сельчане привозили доморощенные продукты – растительные, мясные, молочные. Однажды пожилая, но ещё энергичная баба прохаживалась вдоль рядов рынка.
        - Васёк! – окликнула она кого-то, подойди!
        Плюясь скорлупой ореховой, подошёл к ней высокий парень:
        -  Мам, денежек дай, конфет куплю сёстрам.
        - Отец не дал на конфетки?
        - Нет.
        - Жадный... - Она потащила парня за рукав   рубахи. – Обойдутся. Жмыху куплю.
        Подойдя к телеге, заваленной мешками,  она купила у мужика полпуда жмыха. Сын кинул  мешок на плечо.
        - Погоди, Вася! – остановил его белобрысый парень. – Сестрёнка твоя уроки вчера пропустила. Не заболела?
        - Нет. Она тебя ждала, у окна сидела, выглядывала… – улыбнулся Васька.
        - Если перестану к вам заходить, учиться бросит?
        - Смешно... 
        Плюнув под ноги, Васька догнал мать.
        - Мам, меня Ерёмин о Ксюше спросил.  Видел бы, как поленом ты её… 

        Васька кинул мешок на крыльцо. Стукнуло в сарае ведро: это баба села под корову. А в горнице  отмытый пол играл с лучами солнца. Девочка в кухне передвигала чугун на плите. Возмутилась:
        - Это чего на крыльце твой мешок делает?
        - Ань, ты в школу опоздаешь, – отмахнулся от неё брат.
        Девочка ткнула тетрадку и книгу под мышку и выбежала на крыльцо.
        - Пойду, мам! – пропищала.
        Услышала:
        - Иди, дочь, иди.
                2
               
        Солнце коснулось горизонта. Пареньки и девушки в парке разговаривали, собравшись у танцплощадки. Ветерок шевелил ветви берёз, и они как бы дирижировали музыкантам. В стороне стоял блондин среднего роста.
        - Скучаешь, Витя? – окликнул его чубатый парень, прогуливающий с рыженькой девушкой.
        - Да он Ксюшку ждёт, - засмеялась рыженькая. – Зря: мать её не выпустит из дома. 
 
 
        "Не выпустит, точно..." – грустил Ерёмин. Он пошёл из парка, закурив на ходу. Направился к избе, где живёт его милая девушка; вошёл в калитку. Ему всё знакомо тут – лавка у окна, камень для засолки капусты, лежащий у бочки. «Погожу, может, на минуту  выскочит. Пожениться бы нам, школу брошу, работать стану  –  куском уже и так попрекают» - подумал.

        А в соседнем дому, где жил блондин, тёк  запах борща, заправленного грибами. Тускло светила лампочка в кухне. Там, на стене, висели вязки лука, их трогал с табурета старик Ефим Ерёмин. У духовки зад грела Еремеиха. Седые её волосы колыхались на морщинистой шее, брови наплывали на веки.
        - Пора ужинать,  – повернулась она к мужу.
        - Маньки и Витьки нет...
        - Маньку я послала к Рязанчихе за брагой, да вон    топает...
        - От Рязанчихи? – спросил Ефим появившуюся дочь, сойдя с табурета.
        - От неё, - писклявый голос. Нос девушки   сморщился, почуяв запах грибов.
        - Рассказывай, что у них? - обратилась к дочери Еремеиха, косясь на банку. - Дома сам?
        - Нету. Другие дома. Ксюша ревёт. 
        - Ревёт? – удивился Ефим.
       - Её из дома не выпустили, - отвечала, хихикнув Манька.
        - Из-за Витьки её гложет мамаша, - сказала Еремеиха, качнув головой.
        - Никого не гложет тётя Агата, а стирается, - засмеялась Манька.
        - Пора бы пожрать, чего языки чесать! - призвал Ефим.
        Манька наполнила миски; Ефим негнущимися пальцами подтянул миску свою к себе:
        - Вкусно! А Витька свежего не похлебает, где  носит...
        - Известно где, - сказала Еремеиха, хмыкнув. – Он рубаху нацепил новую, знамо, у её дома крутится.
        - А  парочка ничего! - Ефим высказался. – Да и тебе она, знаю я, она по нраву; может, поженим. Сама о том думаешь…
         - Не знаю… Наш гол, как сокол, голу возьмет, с голоду и подохнут.
         - Болтай… - прикрикнул Ефим. – Витька не калека, и работящий.
         Запахло картошкой, жаренной  с говядиной.
        - Старая, ты бражки хоть налей. Забыла? - встрепенулся Ефим.
        - Заболталась, и забыла. Мань, давай, разлей всем бражку, а я огурчиков наложу малосольных.
      
                3               

        Виктор околачивался у дома её. В дому бабка, та, что купила на базаре жмых – соседки за рассудительность обращались к ней по имени-отчеству – дочь младшую отправляла в ограду развесить мокрое бельё; но дочь старшая её подслушала.
        - Я могла бы развесить бельё, - ломая пальчики, сказала она, в кухню войдя.
        - К белобрысому намылилась? Не пущу! Сиди   дома.
        - Мам, я не ребёнок. Когда ты перестанешь мне   поперёк дороги вставать?
        - Ты школу закончи, шалава! Рвётся…. Пришибу!
        Старуха схватила полено из поленницы. Ксения нырнула за дверь. 

        Виктор увидел её. 
        - Ксения!
        - Да пошли отсюда…
        Парень взял на руки девушку и пошёл с ней к калитке. Она обняла его. Почувствовав упругое горячее тело, он задрожал.
        - Пусти… – она поняла его дрожь.
        - Из-за меня ругаетесь? – спросил он её.
        - Догадливый…
        - Ксюша, ты успокойся. Пошли, посидим на сеновале? Стихи там почитаю. Не бойся, я пальцем не прикоснусь...
        Глянув насмешливо на него, девушка подалась за ним. Пахнуло ароматом сена. Поднявшись по лестнице, Виктор подал ей руку. Пройдя по чердаку, пара села на  топчан.
        - Много насочинял? –  спросила она.
        - Я сейчас прочту... Найти надо тетрадку, и зажгу  керосинку...
        - Огонь увидят, ты наизусть, - она прошептала, приткнувшись к нему…
        - Милая... – он шепнул.
        - Это стихи?
        - Нет…
        И почувствовал её губы. Через мгновение окунулся в сладкое.

                4

        - Еремеиха –  пьяница, - сказала тётя Соня соседке. –  Где первый стакан, там и второй.
        - Попивает... – закивала соседка.- Да и Ефим вчера, думаю, надрался: время позднее, а он ещё не стукнул по колодкам.
        - Пошил, может, всё...
        Скрипнула дверь, вышла на крыльцо Еремеиха.
        - Здорово, бабы! – заметила тёток... – А я думала в церковь пойти, да мой спит.
        - Поднеси ему браги  – проснётся, - съехидничала тётя Соня.
        - Нет её, вчера выжрали, - призналась Еремеиха. – Надо бы поставить двухведерный бачок...
        - Поставь, соседка, поставь. Двухведерного вам на неделю хватит, - ехидно сказала тётя Соня.
        - Пойду, -  простонала Василиса, – печь затоплю.
        Покачиваясь, ушла в дом; её там повело.
        - Старик, - стала будить она супруга, - сходи на базар, купи чекушку и шерсти, ох, опохмелиться бы надо... 
        - Браги нет? – спросил, пробудившись, Ефим.
        - Может, нацедишь.
       В кухне Ефим налил в стакан муть.
        - Чекушку-то брать не на что, – буркнул, вытерев рот рукавом.
        - Ты же сапоги пошил, продай.
        - Так полдня простою. Ладно… Сумка где?
        - На сеновале. Сейчас Витю разбужу, поди, дрыхнет.  –  Засеменила к лестнице. Забралась наверх. И увидела голую пару. Вниз скатившись, потрясла лестницу, заорала:
        - Кинь, Вить, сумку! Довольно дрыхнуть! 
        Витька, только сейчас проснувшись, нашёл сумку и швырнул вниз. Василиса, шваркнув её мужу, понеслась к соседке.  Окликнула:
        - Выйди, Агаша, что-то спросить хочу.         
        Не причёсанная, приплыла на крыльцо Агафья Кирилловна:
        - Чего рано, дело есть?
        - Так спросить хочу, где ваша краля ночь пробыла? – въедлив голос у Василисы.
        - Она к Полине убралась. А тебе что? 
        - Хм, к Полине…  Глянь, где голуби пробыли. Но не расскажи никому... -  сказала, раззявив рот в улыбке, Еремеиха: от сарая,  взявшись за руки, шли к ним молодые.
        Агафья Кирилловна процедила:
        - Запорю суку!
        - Да лучше поглянь, какая парочка, - сказала, продолжая  улыбаться, Еремеиха.
        - Где была? – спросила у дочери Агафья Кирилловна.
        -Задачки решали… - ответила Ксения. Василиса хмыкнула.
        - Мы поженимся…- взором ясным Виктор   озарил обоих матерей.
        - Батюшки, они поженятся, – всхлипнула Агафья Кирилловна. – Тебе же восемнадцати нет, как жить будете?
        - Как все,  – заупрямился Виктор.
        - Бесовы дети... – проговорила, смахнув слезу, Агафья Кирилловна.- Но до свадьбы  по сеновалам  не  шаландайтесь.   
        - Ясно…-  ответила дочь, наклонив голову. - Мам,  тятя  дома?
        - Не бойся, сказала, что ты к Польке ночевать  пошла.

        Ксения раскрыла книгу. Громко стонал в спальне отец - Семён.
        - Ксеня, как там Полечка?
        - Нормально, всем привет передала.
        - Спасибо ей, а я вот хвораю.
        Ксения промолчала: положив голову на стол, она  спала.

                5

        Тишина  в доме Рязанцевых: Семён опять в больнице, Васька в Одессе – стал учиться на механика корабля, Агафья у Полины, ну а Ксюшу увезли после  схваток в роддом; Анюта осталась одна дома.
        Виктор оставил школу и уже прошёл на фабрике курс молодых электриков. Стал зарабатывать свой кусок. А вечерами вертелся у роддома. Фабричный комитет пообещал молодым квартиру. Узнав о том, Агафья Кирилловна сказала: «Сынок, ты ходи чаще к ней, успокаивай, только если убежите на другую квартиру, я вам не мать».
 
        Он снова у роддома. Женщина-медик из окна его поманила пальцем.
        - С карапузиком поздравляю! - объявила, когда он вошёл.
        - Спасибо… – шепнул Виктор, словно не хотел сына разбудить. Домой он летел, как на крыльях! Попутно бутылку водки купил.
        - Мам, сын! Забыл ч, какое сегодня число? В альбом запишу
        - Двадцать второе, - глядя на  бутылку, промурлыкала Еремеиха.
        - Запишу  число, год.
        - Сколько он весит, не спросил? - поинтересовалась Еремеиха.
        - Ох, не спросил. Ничего, вырастит, будет тяжёлым.

        Все мысли его были о жене и сыне. Из больницы прибыла она бледная, будто слеплена из воска. Но нежно глядела на мужа.

        Время очень не любит однообразия, если новое  появится, старается вмешаться. Ксения   изменилась –  не льнула больше к Виктору, грубила. Устроившись  кассиром на фабрику, стала домой поздно приходить, часто отмалчивалась, думала о своём. Виктор забеспокоился.
        - Терпи, сыночек, - заметив настроение зятя, обронила Агафья Кирилловна, - со вторым ведь ходит, вот потому такая. Разродится, лизаться будете снова.
        - Терплю я, мам, но чую что-то.
        - Пойдём, - сказала старуха, руки вытирая о передник,- раскину карты.
        Она рассыпала карты на столе.
        - Плохо легли... – сказала.- Ксюша  с пиковым королём... Это будет, это было, это ждёт. Казенный дом выпадает. – Нервно собрала карты. – Осторожнее будь на работе.
        - Ничего не случится, скорей бы уж родила...        Поднял сына на руки, подкинул вверх.
        - К сватье сходим? - предложила Агафья Кирилловна.
        Неся сына, Виктор целовал ему щёки, видя в нём Ксюшу. «Неужели влюбилась она в кого? Если так, не буду жить…» - ударила мысль. Остановился у родительской избы.
        - Витя, - в форточку голос послышался Василисы, –  заноси внука, гостинчик я ему припасла.