Две собаки

(По мотивам «The Twa Dogs», by Robert Burns)

В честь Койла названо то место,
Где собрались однажды вместе
Июньским днём — когда жара
Склоняет к лени, но хандра
Из дома гонит в три часа, —
Два меж собою дружных пса.

Один из них служил у лорда
И звался Цезарем — как гордо!
Всё выдавало — шерсть и рост, —
Что был не местным этот пёс,
А из краёв, где моряки
Приносят в дом улов трески.

И говорил ошейник медный,
Что ум у Цезаря не бедный —
Он был учёный джентельмен.
Притом гордыни не имел,
И мог общаться он со всякой,
Пусть и бродячею, собакой:
У мельниц, кузниц — где угодно
С любой дворняжкой беспородной,
Он, с нею будучи друзьями,
Мочился с радостью на камни.

Другой же пёс был скоттиш-колли.
Хозяин, гнувший спину в поле,
Был поэтичен и придумал
Назвать любимца тонко — Люат:
В честь пса из сборника «Фингал»
Собаку он свою назвал.

И Люат был отличным псом.
Его игривый хвост кольцом
Всегда приветливо вилял,
Когда он где-нибудь гулял.
И грудь была его бела,
Спина же чёрною была.
Его любили все вокруг,
Ведь Люат был хороший друг.

И нет сомнений, что друг с другом
Не скучно было на досуге
Обоим псам. И очень часто
Они любили вместе шастать,
Ловить кротов, мышей, улиток —
Да, развлечений был избыток.
Но вот, устав от всех забот,
На траву сел и тот, и тот.
И началась у них беседа
О всемогущем человеке.

ЦЕЗАРЬ

Ты знаешь, я так часто думал,
Как вам живётся, милый Люат.
Богач живёт, я знаю как —
С большим размахом! А бедняк?

Наш Лорд любой налог берёт:
Пушнину, птицу, рыбу, скот.
Встаёт в одиннадцать часов,
И по звонку слуга готов
Подать роскошный экипаж,
Собрать и лошадь, и багаж.
Богач достанет свой кошель,
И Жоржи выглянут сквозь щель.

А повар тратит чуть не сутки,
Чтоб принести рагу и утку,
Пирог и свежее печенье
И все другие угощенья
На ужин Лорду. А объедки
Потом съедаются нередко
Его служебным персоналом —
И даже так я не сказал бы,
Что братец твой — наш бедный люд,
Что пашет в поле, тащит плуг —
С пажами лорда ест на равных.
Гораздо хуже! Ужас, право.

ЛЮАТ

Да, Цезарь, очень тяжело
Даётся это ремесло.
Весь день крестьянин на ногах,
Усердно трудится в полях,
Копает землю допоздна,
А дома дети и жена —
Попробуй всех их прокормить
И все налоги заплатить.

Когда же хворь или недуги
Приходят в бедную лачугу,
Неурожай приносит голод,
Крестьянин гнётся, но не стонет.
И вопреки худым ненастьям,
Он остаётся просто счастлив,
И в детях радость он находит —
Так и положено в народе.

ЦЕЗАРЬ

Но наша знать зовёт вас «чернью»,
И может просто хлопнуть дверью
Перед рабочим-землеробом.
С пренебрежением и злобой
Глядит богач на бедняка,
Как я и ты — на барсука.

Я видел много-много раз,
Как мой хозяин щурил глаз,
Когда крестьянин приходил
И в срок аренду не платил.
Как часто в страшный день уплаты
Я слышал крики из палаты,
Угрозы ободрать как липку,
Как говорят, раздеть до нитки!
А арендаторы терпели,
А сами живы еле-еле.

ЛЮАТ

Бедняк с младенчества привык,
Что в жизни он всегда должник,
А потому не так страшна
Судьба, что нам отведена.

Бедняк, надеясь на удачу,
В поту лица весь день батрачит,
И даже мысль о воскресенье
Ему приносит наслаждение.
Огонь пылает в старой печке,
И дети весело щебечут.
Глядит на них Бедняк с женой,
И на душе у них покой.

А дай бедняге кружку эля,
И он, взволнованный от хмеля,
Отложит все свои заботы,
Своих хозяев и работу,
Забудет свой тяжёлый быт
И горячо заговорит
О церкви и о государе,
О таксах и столичных нравах.

А как приходит время тыкв
И Хеллоуин свой бледный лик
Перед народом обнажает,
То вся деревня оживает:
Любовь трепещет, блещет ум,
И всюду смех, и всюду шум.

А там приходит Новый год,
И снова весел наш народ.
И пиво пенною струёй
В стаканы льётся — и с лихвой!
Старик другому старику
Вручает трубку табаку.
А молодёжь вовсю болтает,
В горелки, в салочки играет,
И я меж ног у них верчусь,
Танцую, лаю, веселюсь.

Хотя отчасти прав и ты:
Ведь очень многие плуты,
Имея силу или власть,
Поиздеваться любят всласть
Над кротким классом бедняков
И, как охапку сорняков,
Нас прямо с корнем вырывают,
Своей гордыне угождая
Или в доверие втираясь
Лендлорду, что идет в парламент.

ЦЕЗАРЬ

Скажу тебе, мой Люат, честно,
Не ради веры или чести
Приходит наш лендлорд в парламент.
В палате он не весит грамма —
В чужих руках марионетка.
Зато идёт на оперетки,
Играет в карты дипломат
И очень любит маскарад.

В Гаагу едет он в турне,
И там купается в вине.
В Версале с ловкостью глупца
Он всё имение отца
Транжирит. И, забыв про стыд,
Летит куражиться в Мадрид.
Затем он шашни крутит в Риме,
Флиртуя с девкой в роще мирта.
Потом водицей из графина
Омоложается в Берлине,
Чтоб сил немножечко набраться
И вновь куда-нибудь погнаться.

Нет, не во благо государства
Живет политик по-гусарски!

ЛЮАТ

Теперь-то я могу понять,
Как быстро может тратить знать
Своё богатство: сад и дом,
Что нашим кормятся трудом.
Вот если б только праздный лорд
Вдруг променял на сельский спорт
Кутёж, поездки за границу —
Нам легче было б с ним ужиться!

Средь наших злого нет народу:
Ну скажет лишнего немного,
Деревья малый срубит в роще,
Подстрелит зайца — ну и что же?
Зато не сделает подлянки
Наш парень даже после пьянки.

А правда ль, Цезарь, что у знати
Всё время отдано усладе?
Ведь ни нужда, ни хлад, ни голод
Им от рожденья не знакомы.

ЦЕЗАРЬ

Эх, не получишь ты услады,
Коль поживёшь среди богатых.

Да, холода им не страшны,
Столы у них всегда полны,
И изнурительным трудом
Они не заняты притом.
Но так устроен человек:
Где горя истинного нет,
Там появляется тоска
Из-за любого пустяка,
И чем пустяк этот ничтожней,
Тем истязанья невозможней.

Крестьянин грядки прополол —
На отдых, радостный, пошёл.
Девица пряжу допряла —
И тоже сразу весела.
Но леди или джентельмен
Несчастны, хоть у них нет дел.
Они слоняются по дому,
Их жизнь ужасно монотонна.
Хоть ничего их не тревожит,
Скучны их дни, тоскливы ночи.

Ни маскарады, ни балы,
Ни скачки вовсе не милы
Их сердцу, полному унынья
От жизни тусклой и рутинной.
Мужчины всё спускают в карты,
Они всегда пьяны, развратны.
Они желают жить красиво,
А утром жизнь невыносима!

А леди, милые друг с другом,
Проводят время тесным кругом.
Как сёстры, все под ручку ходят,
А сами завистью исходят.
И за столом не чай с вареньем
Подруги пьют, а злое зелье.
А после каждая пустышка
Стремится сжульничать в картишках
И на кон ставит состоянье,
А проиграв, исходит бранью.

Есть исключенья среди джентри,
Но высший свет устроен скверно.

***

Меж тем последний солнца луч
Укрылся в стае тёмных туч.
Коровы чавкали в хлеву,
Жуки жужжали на лугу.
А псы сказали: «Славно, друг,
Что мы собаки, а не люд»,
И, восхвалив собачью жизнь,
До новой встречи разошлись.