Ничего тайного 14

А вот произошедшее 28 декабря 1925 года в гостинице «Англетер» к таким закономерным финалам не относится – во всяком случае, полностью.

Сергей Есенин не только не хотел умирать - вообще, но и не должен был уйти из жизни в эту ночь. Все его «предсмертные» и «около смертные» строки – имели эмоциональную, или, проще говоря - театральную основу, которую Есенин с реальностью никак не соотносил.

Даже его попытки самоубийства всегда заканчивались неудачей потому, что, изначально не были заряжены и настроены на удачу, если можно так назвать фатальный финал. Хотя именно к такому финалу стремятся настоящие суицидники.

Но Есенин к нему никогда не стремился. Он стремился привлечь внимание – к себе и к своему творчеству, в центре которого так же находилось его персональное эго.

Вся его жизнь и судьба – это многоактовое театрализованное представление, где автор постановок и одновременно исполнитель главной роли, мог умирать – по ходу пьесы, но никак не мог умереть по-настоящему, тем более – по своей воле.

Именно поэтому и в этот, и в предыдущие дни, Есенин активно обсуждал будущие проекты и перспективы – абсолютно искренне. Но если он не хотел умирать – это вовсе не значит, что его убили.

Интересно, кто ему рассказал, что верёвка, не затянутая узлом, а накинутая на шею, подобием шарфа, позволяет в любую секунду выскользнуть и освободиться? Скорее всего, он услышал это в психиатрической больнице, где находился достаточно продолжительное время, причём - в декабре того же, 1925 года.

Я делал не один журналистский материал из таких мест, и не понаслышке знаю, что тамошние пациенты очень любят подобные разговоры – о том, как удачно уйти из жизни, а как – сделать искусную имитацию, чтобы воздействовать таким образом на своих близких людей – разжалобить их, вызвать сочувствие…

Сильный театральный ход – накинуть на шею верёвку, не зафиксированную петлёй, повиснуть, а потом – слегка качнувшись в обратную сторону, выскользнуть и освободиться, получив отпечаток петли на шее - странгуляционную борозду, которую можно предъявить в качестве мощного аргумента – «видите, до чего вы меня довели своим бессердечием и недостаточным вниманием».

А главное – об этом будут говорить, напишут в газетах, расскажут самому Луначарскому, который будет ещё более благосклонным к несчастному поэту, которого только чудо уберегло от непоправимого.

Но чуда не случилось. Несмотря на то, что Есенин даже взялся рукой за трубу отопления, чтобы подстраховаться – он всё равно не сумел совершить спасительный поворот.

История, рассказанная в сумасшедшем доме, оказалась обычной байкой. Даже не зафиксированная петлёй веревка обладает немедленным сдавливающим эффектом, после которого просто пошевелить пальцем будет затруднительно, не говоря уже о чём-то большем. Таковы данные научных опытов, о которых Есенин не знал.

Запланированный спектакль впервые вышел за пределы авторского замысла и обратился в настоящую трагедию. А потом, многие десятилетия спустя, охочие до денег хайпожорные клоуны, превратили произошедшую трагедию обратно в спектакль – точнее, в дешёвую, фальшивую пьесу, с явным политическим душком.

Да, безусловно, что в той комнате, в «Англетере», Есенин был не один. Но остальные присутствующие находились в ином обличие – отличном от человеческого, и уж точно не в форме сотрудников ГПУ.