Ничего тайного 13

Понимание структуры индивидуального когнитивного пространства чужого сознания – личной Вселенной, это не чтение мыслей, и даже не нахождение тех слов и предложений, которые остались в невысказанном виде.

А, вообще, чтение чужих мыслей - дурацкое, совершенно бесполезное занятие, годящееся, разве только, для развлечения почтеннейшей публики. А ещё – оно находится на границе между обычным надувательством и психологической манипуляцией.

И даже маленький ребёнок, обладающий креативным мышлением - в самой начальной стадии, может успешно противостоять воздействию не абы кого, а почти мифологического персонажа в данной области. Детально об этом можно прочитать в моём рассказа «Мальчик и Мессинг».

В любом случае такое чтение не открывает никаких новых горизонтов. А вот определение структуры сознания не только даёт понимание системы мышления, которым данное сознание пользуется, но и позволяет с большой точностью определить, как оно формировалось.

Более того: можно раскрыть самые настоящие «тёмные места» в судьбе обладателя данного сознания. И они могут настолько проясниться, что в такую ясность будет ещё сложнее поверить, чем даже в самые фантастические предположения, версии и допущения.

Считается, что творческие люди – поэты, в частности, обладают способностью видеть, а, следовательно - пророчить свою судьбу. Анна Ахматова даже прямо предупреждала: «Поэты, не предсказывайте свою смерть – сбывается».

Николай Рубцов не просто предсказал свой преждевременный уход из жизни – он высказался гораздо точнее и не ошибся: «Я умру в крещенские морозы…» Эти несколько строк послужили жирной питательной средой для последующих доводов и выводов, насчёт проницательной силы не только поэтического слова, но и несомненного умения поэтов предсказывать грядущее. 

Только в данном случае - это не предсказание, а зафиксированный алгоритм одного из возможных вариантов реальности.

Если бы Рубцов хоть немного изменил – даже не структуру сознания, а лишь инерционное движение своей жизни, которое прямо вело его к тому, чтобы этот зафиксированный алгоритм материализовался – он бы потом мог написать другое произведение, допустим, нечто такое: «Вот прошли крещенские морозы, и шумят по-прежнему берёзы, и с мечтою о грядущем лете, жить я продолжаю на планете».

И то, что гнало его «по всей земле, по сёлам и столицам» – тоже не имело отношения ни к ветру, ни тем более, к Советской власти. «Гонители» Рубцова прямиком к воплощению зафиксированного алгоритма, что называется – в жизнь, а фактически – в смерть, находились гораздо ближе – даже не на расстоянии вытянутой руки.

Так что, можно точно попасть в «десятку» потому, что ты хороший стрелок, а можно просто подойти к мишени на такое расстояние, что промахнуться будет невозможно.

Не будь Людмилы Дербиной – была бы обледенелая ступенька, острый угол стола, или просто остановка изношенного сердца.

И слёзные причитания: «Ах, сколько бы он ещё мог написать!» - это просто пустые слёзные причитания, касательно будущего конкретного человека, которого у него, при существующем состоянии сознания, просто не могло быть - ни при каких обстоятельствах.

Впрочем, мы очень часто относим к трагедиям и трагическим случайностям то, что на самом деле является закономерным финалом.