Хрупкий мир

        "Всё происходящее замешано на большой кровИ и опирается на всеобщую глупость, лень думать и страх. Наблюдать такое, а, уж, тем более быть в таком участником - очень горько и больно. В народ введён инородный имплант. Вживлен, культивирован, адаптирован. Поставлен на ключевые, принимающие решения, места. И кружится весь народ на этой кровавой, разшатавшейся карусели и , наверное, только промыв кровью свои глаза, некоторые начнут осознавать происходящее. Так, впрочем, я говорил с самого начала этой войны..." 


"Пап! Папа, ну что же ты не отзываешься?!" - был жаркий день 2014 года, от озера тянуло свежестью и прохладой. Анютка, капризно надув губы, неудачно поставила, только что принесённое ведёрко с водой и оно, конечно же, перевернулось. Девочка заплакала, но никто не обратил внимания на её расстройство - папа о чём то спорил с каким то чужим, не знакомым дядькой и пропустил мимо ушей Анюткины реплики.
"Ну вот...  что же ты натворила, помощница?" с шутливым упрёком сказала Ане мама - "Теперь будет грязь возле машины! И что толку было её так намывать тогда"? Анюта, упрямо поджав губки, нахмурившись, отправилась к озеру за водой, но тут, словно какой то вихрь её резко поднял в воздух и сильно закружил. Ведёрко из пластмассы вырвалось из разжавшихся от неожиданности, пальчиков и плюхнулось в воду. Звонко хохоча, Анютка прижалась к сильному, мускулистому телу отца и представила, что летит на самолёте. Голова закружилась, да так, что когда отец поставил её обратно на землю, Аня смешно зашаталась, ловя равновесие. Короткий пикник закончился и родители засобирались уезжать. У каждого человека есть свои любимые места. У Ани, в её семь лет, любимым местом было именно это - дикое, чистое озеро в начале леса, не далеко от их деревни. Она сколько себя помнит, столько помнит и это озеро. Раньше, правда, входить в него было не особо приятно из за чёрной, липкой грязи, но её папа с дядями привез много много белого, рассыпчатого песка и устроил замечательное место для купания. Ане грустно было уезжать с пикника, ей хотелось побыть на озере до вечера, но мама сказала, что их давно уже ждёт бабушка и пора ехать. Анютка щебетала всю дорогу до бабушкиной деревни: " Пап, а пап!  А ты можешь обогнать вон тот грузовик?... Пап а нам долго ещё ехать?"
   Отец, не отводя глаз от дороги, погладил её по головке и сказал:" сто двадцать километров."  Аня толком не знала, что такое эти-самые километры, но дорога пролетела, как то совсем быстро и чистая, хорошо помытая папина "десятка", под звонкий, радостный хохот всей семьи, под весёлые песенки, в исполнении Анютки, подкатила на знакомую лужайку. "Ой, бабушка!Бабушка!" радостно залепетала Анютка, выбегая из машины и, со всего размаха, попадая в ласковые объятия любимой бабушки.....
    Где то, неподалёку громко заревел мотор.Анна встрепенулась и видение растворилось в глубинах памяти. Она стояла на своём любимом озере. Правда, вместо ярких солнечных лучей в небе брезжил пугающий, недобрый рассвет. Снова послышались автоматные очереди. Непонятные фразы, брошенные чужим, не родным языком, донёс предутренний, прохладный ветер. Грохнул гулкий взрыв и Анна невольно опустилась на влажную от росы, траву берега. Со стороны её села громко и монотонно заработало какое то автоматическое орудие(как потом Анна узнала - крупнокалиберный пулемёт). Стреляло долго - минут двадцать, пол часа почти без остановки и потом смолкло. Гулко, по тракторному взревели несколько моторов и Аня поняла, что бронетехника и танки, что стояли возле клуба сегодня в три часа утра, наконец то поехали куда то... Может отступили? - забилась надеждой наивная мысль. Анна решила аккуратненько пробираться в своё село.Она уже почти привыкла, что идти по дорогам нельзя - там постоянно разъезжали иностранные джипы, танки и какие то ещё, не знакомого вида ей, машины. Анюта шла по лесным тропкам, натоптанным грибниками, а в тихом, предутреннем лесу, казалось, со всех сторон гремело, гудело, горело и бахало. Анне трудно было всё это воспринимать как реально происходящее - такое ощущение, что происходит что то совсем невозможное и не с ней. Казалось бы, только не давно они с подругами, такими же семнадцатилетними, как и она, девчонками, веселились, танцевали в сельском клубе и собирались с Веркой Васильевой, уже уходить - ведь уже в четыре нужно вставать управляться с хозяйством, у неё тоже мамка лежачая и все хлопоты по дому, как и у Ани, на Веркиных хрупких, девичьих плечах и хотя бы часочек сна необходимо выкроить для отдыха. В рёве музыки, Вера, как к зеркалу подошла к окну и всмотревшись в своё отражение, поправила причёску, развернулась к Ане и хотела было что то сказать, как вдруг вместо головы подруги, вместо её озорного взгляда образовалось что то совсем не вообразимое, несуразное - какой то красного цвета взрыв. Звонко зазвенело стекло. По потолку и белёным стенам клуба разлетелись алые брызги. А тело Верки с полурасставленными руками, так и стояло спиной к окну...но без головы совсем. Вместо головы у Веры откуда то бился невысокий кровяной фонтанчик. Внезапно погас свет и гром музыки оборвался. Вместо него из разбитого и распахнутых окон ворвались звуки рёва танковых моторов, крики множества голосов и стрёкот автоматных очередей. Все в клубе ошалело стали озираться и инстинктивно пригибаться при каждом новом выстреле. Кто то включил смарт и Анна увидела в его свете, как плетями, безвольно опустились руки Верки и её тело, снопом свалилось под ноги ребят. Тем временем, по крыльцу загрохали тяжёлые сапоги и момент ступора внезапно прошёл - все стали выпрыгивать в распахнутые окна клуба. Затрещали москитные сетки и, как в ответ им, с улицы затрещали автоматные выстрелы.Витёк Савельев, тянувший Аньку за руку к окну, вдруг, дёрнулся как то странно и осел, отпустив её руку. Все в панике прыгали в окна, однако, никто не обращал внимания, что фасадная и левая стороны здания была под наблюдением каких-то людей. И, спрыгивая на землю, каждый ловил пулю и падал тут же, неподалёку. Анна пробежала в комнатку музыкантов - её окно выходило во двор клуба. Везде стоял гвалт и крики ужаса, ревели моторы джипов и танков, гремели очереди выстрелов и треск, вышибаемой Анной , москитной сетки, в этом ужасе никто так и не услышал. Ноги сами принесли её на озеро. Тут было тихо. Вода, перед утренней зарёй, в безветрии, как зеркало, отражала явно розовеющее небо.Тут было её любимое место. Место её силы.  Казалось, что это, всё то, что заставила Анну в предрассветный час появиться тут - сон, страшный, ужасный сон. Но даже холодная вода озера и предутренняя прохлада чистого, лесного воздуха не смогли прогнать его. В глазах то и дело мелькали страшные картины смертей её друзей и подруг, вспышки автоматных очередей и взрыв головы Верки. Ей очень хотелось поверить, что это жуткий сон, но она судорожно вздрогнув, вспомнила тот солоноватый привкус крови на губах, который она с ожесточением смывала в озере. Это был не сон. Серый рассвет уже вполне позволял различать окружающий ландшафт. К с детства привычному ему, добавились коробки танков, бронемашин, джипов, фигурки солдат, мельтешащие в дали.Но, в то же время, Анькин розовый, кричащий костюм заставлял Анну быть в разы осторожнее и крайне внимательно просматривать сою дорогу. Что же делать?! ЧТО ТЕПЕРЬ делать? Всё, всё в один миг разорвалось и осыпалось никчемным пеплом. Казалось бы - кое как жизнь стала налаживаться.. Ушла нудящая, разрывающая сердце обида и боль от утраты отца, погибшего в автокатастрофе, мало по малу начала приходить в себя после этой утраты мама - вот уже вчера начала шевелить левой ногой!.. А тут... Мама! Как ужаленная шершнем, вполошилась Анна. План дальнейших действий не вызывал никаких сомнений. Итак: для начала убедиться, что с мамой всё в порядке; потом осмотреться и налаживать жизнь в новой обстановке. Совсем не ясно на долго ли это ... Кто это напал на деревню у Анны сомнений не было совсем - по заполошным крикам и отдельно брошенным фразам, она явно слышала украинское наречие. Конечно слышала и польскую речь и, вроде германскую - одним словом братья привели своих хозяев... В очередной раз Анне стало безудержно больно за безпросветную глупость части своего народа, которому кто то пояснил, что он(народ) совсем не руский, а украинский, а это, мол, очень разные вещи! А то, что из рассказов своего дедушки, который бил фашистов на втором украинском фронте, она твёрдо знала, что кроме руского народа есть узбекский, таджикский,ингушский,дагестанский,киргизский,грузинский, азербайджанский,армянский, казахский,тувинский,чукчи и масса прочих народностей и никогда не слышала от деда расставленных акцентов по поводу инородности белорусов или украинцев. Бывало дед заговаривал о предателях, которые предали свой народ, так ими он называл  эстонцев, литовцев и латышей, но, что бы искать рознь в одном народе, до такого дед не опускался и всегда повторял сыну и внукам: помните - кто будет вам, когда-нибудь говорить о том, что руский и украинец или белорус - разные народы, плюйте смело тому в лицо и пусть идёт застрелится, если на Память Предков ему наплевать, если он не чует сердцем, не способен видеть душой...
    Анна прошла по лесной тропинке к окраине села. Тут живёт, на отшибе, глухой, слегка дуроковатый дед Степеныч. Он вечно тащит себе на двор всякий хлам - пустые пивные банки, провода и ещё чего то там от автомобилей, отвечая на вопросы односельчан однозначно: буду  из мусора делать вещи. И, хотя, кроме десятка сковородок, отлитых Степанычем, пока никто ничего не видел, заготовка сырья к переплавке у него не прекращалась ни на день. Забором его двор огорожен не был, а была огородка от скота - две толстые горизонтальные жерди одна на уровне щиколоток, другая на уровне пояса человека... Но красивая, резная калитка, как память прежнего зодчества была и Анне довольно-таки нормально была видна вся усадьба Степеныча. Сразу бросились в глаза какие то непривычные взгляду кучи обгоревшего тряпья возле калитки. Анька, озираясь, внимательно просмотрев все видимые отсюда дома,шустрой синицей промелькнула через дорогу и вбежала в калитку. Её тут же стало обильно рвать от увиденного - в двух метрах от калитки, лицом к выходу лежало сильно обгоревшее тело в нетронутых огнём, новеньких берцах с огромными шипами подошв. Поза тела говорила о том, что обладатель его умирал в сильнейших муках. Кожа была закопчёна пламенем, на одной руке кусок её был просто оторван и валялся тут же, неподалёку. Волос на голове не было совсем. Лысый, обгорелый затылок уже облепили большие зелёные мухи-навозницы и казалось, что он слегка шевелится... Анна, уняв пустой, взбунтовавшийся желудок, кое как прошла дальше и увидела ещё двоих "гостей". Они лежали близко друг от друга, как будто ослеплённые чем то, столкнулись и повалились без сил. Синтетическая одежда практически вся сплавилась на их телах, тела были в волдырях и обугленными. В страшной тишине гудел рой вездессущих огромных мух, пожинающих свою жатву. На подгнившем крылечке, с многочисленными пулевыми отверстиями в груди и в голове, лежал Степаныч с каким то агрегатом на ремне, перекинутом через плечо. Узкая, длинная трубка, похожая на дуло берданки, , видимо, при падении, упёрлась в сухую солому двора, от чего та слегка загоревшись, выжгла у его ног небольшой островок, который едва ещё дымился. Но этот дымок был очень мизерным по сравнению с тем, что творилось вокруг с природой. Всюду по селу, как взбесившиеся, бегали коровы, кони, козы, гуси. Вокруг горели поля, которые уже было начали убирать, да не успели. Было очень дымно, да так, что порою не было возможности вдохнуть свежего воздуха. Степаныч лежал, прижимая своё, непонятное оружие, по стариковски корявой рукой и на лице его читалось уравновешенное спокойствие. Спокойствие человека, исполнившего свой долг. Задыхаясь, Анна бросилась огородами к своему дому. Лай собак слышен не был  - она увидела вскоре почему: во дворе Веселковых лежал во весь свой могучий рост алабай Умка с развороченным очередью черепом из месева которого белели огромные белые зубы несокрушимой, казалось бы, челюсти пса.
    Стены отчего дома, вопреки её ожиданиям, не принесли Анне ни облегчения, ни радости от встречи... ничего кроме, шевельнувшейся где то, в глубине сознания, непонятной злости и ненависти. Кирпичные стены её дома были в глубоких пробоинах.Окна все разбиты и дымный смрад гулял по помещениям дома. Анна, испугавшись, что мама может задохнуться в этом угаре, первым делом бросилась к её кровати.., но то, что она там увидела очередным ржавым гвоздём пробило её душу... Мама лежала на спине с широко раскинутыми ногами. Всё, что было от подбородка до поясницы представляло из себя какой то фарш... Глаза, любимые мамины глаза были выколоты, горло разрезано, рот, как будто бы разорван. ...
 Отрешённо, собираясь с мыслями, Анна нашла в чуланчике лопату и на грядке из под редиса долго рыла прямоугольную яму. Боль души была такая, что незначительным и не важным стало абсолютно всё вокруг. Как в мороке, она одела тело мамы в новые её вещи, взывая от натуги, перетащила её тело и опустила в свежую яму. Яма получилась немного короче, чем нужно и мама, как бы полулежала, полусидела в ней. Как заведённая, Анька, наскоро простившись с самым дорогим и близким в мире, ей, человеком как могла, быстро закидала могилу землёй. На память, сделав пару снимков дорогого ей лица.
     Анна суетно собиралась. Куда? Теперь у неё осталась только одна родная душа в этом мире - мама папы, бабушка Надя. "Сколько ехать до бабушки?" вспомнила она сквозь всю свою боль и улыбнулась - "Сто двадцать километров". Сбросив на грязно натоптанный пол свой красочный костюм, она быстренько надела тёмно серые джинсы, тёмно зелёную футболку, чёрные кроссовки и оглядела себя в зеркало - результат её удовлетворил - обыкновенная, серая мышь. Именно такой эффект ей был и нужен. Длинные, каштановые свои волосы она тщательно завязала сзади, что бы не рассыпались по плечам. Всё. Вот и все сборы. Прощай мама, прощай мой родной, мой любимый дом. Анна приблизительно представляла свой маршрут, ведь она неоднократно ездила с родителями к бабушке на машине. Но машина стояла обгоревшим остовом посредь гаража и никаких вариантов больше не было. Ей захотелось найти кого-нибудь из оставшихся в живых и она стала из дома в дом заходить и окликивать хозяев. Никого из нападавших поблизости не было, но и на её крики никто из сельчан не отзывался. Повсюду валялись истерзанные тела одно сельчан и, что приметила Анна, те, кто погиб от пуль, по её мнению, довольно-таки легко отделались... Можно сказать - повезло... Дойдя до середины села и клуба, она увидела последствия ночного ужаса, но ещё ужаснее её ждала картина в самом клубе: там находились совсем другие люди, нежели , когда была там она. Взрослые женщины и мужики навалом валялись в лужах запёкшейся крови с оргомными дырами в частях тела, с оторванными конечностями, с развороченными черепами.  Вдруг, внезапно, она услышала едва слышимый стон. Анна бросилась на звук и увидела в самом уголочке, у сцены, едва заметный блеск глаз и лёгкое движение головы. Приблизившись, Аня узнала бабку Егоровну из соседнего напротив дома. Та зашамкала быстро облизывая пересохшие губы, увидев Анну и что есть было у неё сил простонала "Пиииить". Анька оглянулась на барную стойку - там со вчера было много минералки. И точно! Пол бутылки стояло на стойке, не закручено пробкой. Анна аккуратно попоила Егоровну. Что тут было ? спросила она старушку. - " Ооой, Анечка! Что тут было! Что было " - запричитала бабка Согнали нас всех ироды, прямо, как в сорок третьем в клуб и сталь из машин крупнокалиберными пулемётами по клубу стрелять... Огромные пули отрывали головы людям, рвали на куски тела, а они там хохочут...прямо снова я пережила фашистов как будто..."  - Бабушка, а у тебя всё цело?  - "Нет, девочка.... перебило мне обе ноги и повыворачивало кости... Крови вытекло, как с хорошего кабана...я и не думала, что во мне столько её было" - Вдруг Егоровна запнулась, подкатила глаза, судорогой свело старухин рот и из него вывалилась вставная челюсть...Хриплый вдох и предсмертные судороги мелко затрясли, не полностью видимое из-за труппов односельчан, заваливших её своими телами, старческое, жилистое, тщедушное тело. Как Анна не тормошила старуху - та не подавала больше никаких признаков жизни. Анна отыскала две, нетронутые полтора литровые баклажки, положила в холщёвую сумку, валявшуюся среди наваленных по полу гор тел и пошла, как можно быстрым шагом по направления к слободе "Беленькая", где жила бабушка Надя. Вокруг не было ни гудения машин, ни гвалта народа.., только вдалеке слышались канонады взрывов, стрекот  автоматных очередей и гул работающих больших моторов.., как когда то раньше гудели в полях огромные сельскохозяйственные трактора. Высоко в небе, по прежнему пели жаворонки и резали воздух крылом ласточки со стрижами. Однако, вдруг, совсем непонятный, чуждый звук, добавился к этой какафонии. Он то нарастал, то как то откатывал, становясь менее назойливым. Внимательно задрав голову в верх, Анна увидела сквозь листву придорожных тополей чёрную точку, совсем не похожую ни на одну птицу. Безпилотник ровно, без, харрактерных для живого летуна, движений, взмахов крыльев, стремительно летел по направлению покинутого Анной села. Девушка, сойдя с дороги, опустилась в придорожный кювет и, прижавшись к корявому стволу тополя, стала внимательно наблюдать за дроном. Тот, быстро, как и появился, так и скрылся с поля зрения девушки. Только та собралась снова выскочить на дорогу, как послышался издалека гул моторов. Анна кинулась в чащу, прилегающей к дороге, рощицы и как оказалось - не зря. По всем законам подлости, именно напротив того места, где пряталась от дрона Анна, остановилась командная машина колонны. Хлопнули дверцы и на дороге, у капота показался здоровенный детина в новенькой, какой то не понятной, чёрного цвета, форме. Он что то кричал своим подчинённым, на не понятном языке, очень похожем на немецкий и размахивал здоровенными своими ручищами. Вот и враг теперь на нашей земле - постоянно крутилось у Аньки в голове. Она затаилась и замерла, лёжа под большим кустом.Боясь посмотреть в сторону врага, она услышала шелестящие по траве, приближающиеся, грузные шаги. Анна робко приоткрыла глаза и увидела ещё одного немца. Тот щёл, что то напевая дребезжащим, противным голосом. Вдруг он остановился у большой, старой сосны, что была уже в двух шагах от Аньки, бурча себе под нос какую то белеберду, он судорожно искал в мотне своих штанов что то очень важное и потом, издав сладостный вздох, редко окрапил ни в чём не повинное дерево, после чего так же грузно и неуклюже побрёл к своей машине. Чувство наивысшего отвращения, в перемешку с огромным чувством страха накрыло девушку и её стало трясти от нервного напряжения.  Из далека, со стороны дороги, послышался гул моторов большой техники - в Анькино село ехали несколько танков. Перед самым их приближением, здоровяк в чёрной форме шустро уселся в кабину своего джипа и, возглавляя колонну, поехал туда, откуда только что пришла, трясущаяся от лихорадящего мозг страха девушка.
    Анне несколько раз, до прихода темноты, приходилоь скрываться от недобрых глаз чужаков, по хозяйски разъезжающих на приличной скорости по пустынным дорогам брошенных сёл и деревень. В глубоких сумерках она вошла в соседнюю со своим селом, деревню. Пробираясь по водосточным канавам, по кюветам, она по кошачьи аккуратненько двигалась, заглядывая в окна домов. Казалось, что все дома были пусты и брошены хозяевами. Вдруг, на самой окраине деревни, за плотной оконной занавеской, Анне привиделся тёплый, мерцающий свет. Анна тихонечко подкралась к окошку дома, выходящему в огород и еле слышно постучала в него... Свет свечи или керосиновой лампы метнулся.., за окошком послышалось сдавленное и испуганное "Кто там" и приоткрылся уголок занавески окна. Настороженно из окошка выглянуло старушечье лицо - Анна, догадавшись, включила экран телефона и подсветила себе лицо. Телефон почти в туже секунду погас окончательно, но бабульке хватило времени рассмотреть гостью. Здравствуйте бабушка Наташа! Сказала Анна, узнавая в старухе травницу, к которой её изредка отправляла мама за какими то лечебными травами. Старуха признала Аню и велела ей быстрее заходить. Скрипнула не смазанная дверь, Анна почти впорхнула внутрь и судорожно затворила за собой дверь. В доме, как всегда, пахло многочисленными травяными сборами, домашним уютом. От стоящей посреди дома старой, мазанки печки шло умиротворяющее тепло. " Ну, здравствуй, Анютка!" - с теплом в голосе сказала Наталья Прокопьевна - "Проголодалась с дороги то?" У Анны горло свело спазмами рыданий и она, прислонившись к входной двери, медленно опустилась на мокрую тряпку, предварительно расстеленную хозяйкой, для вытирания подошв обуви, при входе в дом с улицы. "Ну ты, конечно, поплачь, девка, поплачь... но гляди не увлекайся! Ныне истерики, в прямом смысле слова, боком выходят людям. И не мочи штаны о мокрую тряпку! Ну ка! Давай я тебе на руки солью...Посидим повечеряем, чайку с мятою выпьем, а потом и разговоры"... Сказала гостеприимная хозяйка дома. Анна умылась с дороги тёплой, колодезной водой, согретой в печи, в огромном чане, вытерлась чистым, пахнущим свежестью, полотенцем и, увлекаемая хозяйкой, уселась за простой деревенский стол, слаженный то ли из дуба, то ли ещё из какого дерева. За ужином говорила бабка Наталья. В нескольких словах рассказала она Анне все события, которые произошли в их деревне за эти прошедшие, уже, почти , сутки. Оказалось, что около двух часов ночи у них погасло электричество и мужики, повыскакивав из своих домов, пытались его восстановить, но поняв, что ток не приходит по высоковольтным проводам на трансформаторы, начали решать, как поступать дальше. Вот тут то и залетела в их деревню первая вражеская машина. Люди, говорящие на украинском и только, языке вышли с оружием к мужикам на сход и дали понять, почти на русском, перемежая свою речь общепонятными матами, что всем необходимо быстро отсюда убираться, спасая свои жизни и самое минимальное количество того, что могут они увезти. Мужики эти пожелания выслушали каждый по своему - кто с недоверием и сомнением, кто в панике, трясясь как от мороза, но быстренько разошлись по домам и стали в десятиминутный срок, что называется: становиться на крыло. Один только Валерка Кудинов никуда не поехал и вышел с сайгой своею на охрану деревни от вторжения. Украинцы попытались ему сказать, что бы тот не дурил, а просто спасал свою жизнь и жизнь своих близких, но Валерка сказал, что это его дом и бежать ему некуда. Тогда старший из украинской группы тому сказал, что будь на нашем месте наёмники, то вас тут всех бы и без разговоров уложили бы сразу... А ты собираешься один против многотысячного войска... В конечном счёте уехал и Валерка, увёз тёщу, жену и троих своих деток. И как только Перестал слышаться гул Валеркиного микроавтобусика за околицей,Сразу же в деревню въехало огромное количество техники. Кто ехал дальше, кто расселялся по брошенным домам, кто устраивался в местном, стареньком клубе. К бабке Наталье забежали было два молодца, пошмыгали носами, позадавали вопросы, дали свежую, не ощипанную курицу ей и ушли с концами и больше этих хлопцев она не видела. Потом, к утру, основные части техники проследовали куда то в глубь, к Судже, а в деревне осталось полтора-два десятка украиноговорящих парней. Они накололи ей дров для печи, натаскали из колодца воды(ведь без электричества не было ни газа, ни воды во всём селе), она им сготовила супчик из той курицы соседской и  те ушли в клуб, видимо там был у них штаб какой-то и просидели в том клубе почти до ранних сумерек. Потом приехали какие то то ли немцы, то ли литовцы и украинские ребятки собравшись покинули деревню, а за ними, под сопровождением четырёх танков, уехали и "фрицы". Но, пока немцев не было, к ней приезжал внук Кирилл и её дочь - мать Кирилла. Приехали на "жигулях" и говорят скорее собирайся!  Что вокруг творится!!! Люди гибнут просто на ровном месте! Собирайся не медленно!"  - " А ты чего?" вставила вопрос Анна - " А чего я?" Я в шестилетнем возрасте у ТЕХ немцев галеты воровала и не боюсь я их совсем ни  сколечки! Ни кого!Набрали дети огурцов на закрутку себе, собрала я им наши семейные альбомы, попрощалась с дочей, попрощалась с внуком и поехали они назад...мимо клуба...  Вдруг сдышу - очереди автоматные, крики хохлячии, суета одним словом... Я бегом к клубу, а хлопцы на украинском спрашивают внука, что мол, ты приехал сюда?, А тот отвечает за бабушкой, мол ну и я тут как тут - говорю мои это, хлопчики, мои. Ну те  погалдели и говорят, что бы духу твоего тут не было! Проваливай, мол и Кирюша мой, под нос себе что то побурчав, поехал в Белгород... Дай боги ми всем здоровья и сил!" Анна наевшись до отвала и напившись ароматного сладкого, с мёдом чая, просто валилась с ног и Наталья уложила её на пуховую перину около тёплой стенки печи. После всех её мытарств и безсонной ночи, Анна провалилась в сладкий, глубокий сон, едва ухом коснулась, пахнущей душистой свежестью, подушки. Сны были сумбурные, но не страшные - видимо подсознание охраняло её психику и не давало ей сорваться в истерику. Проснулась Аня от возни хозяйки по кухне - та готовила завтрак. Божественно пахло свежеиспечённым хлебом и душицей и корицей и чем то таким сладким и родным, что Анна совсем никак не хотела  просыпаться. " Вставай лежебока! По утреннему, радостно, напевно проговорила Наталья Прокопьевна. Уже рабочий день у лиходеев начинается! Ведь они наёмники, а что это значит, что, согласно контракта, у них есть обязательное право на своевременный обед, завтрак и ужин и, как говорится: война войной, а обед по расписанию! Вот и тебе, девонька, если спешишь к Надежде своей, нужно не засиживаться по гостям..." Анна и сама всё это прекрасно понимала, но покидать такой уютный, тёплый островок обычной и ранее совсем не имеющей никакой ценности, жизни, ей совсем и никак не хотелось. На скоро поведав за большой чашкой чая, Прокопьевне свои злоключения, она снова разрыдалась, вспоминая о маме Старая женщина искренне жалея её, как могла утешала, пытаясь найти нужные слова, но Анюта и сама смогла задушить в себе истерику и, наскоро собравшись в дорогу, пожелав гостеприимной хозяйке самого наилучшего, быстрым шагом, продолжила свой не лёгкий путь. По утренней прохладце, Анна идя по обочине, преодолела пару десятков километров. Потом, отлёживаясь, пряталась от новых "хозяев" в водосточной трубе под дорогой. Когда стихли все шумы  в районе её местонахождения, он продолжила свой пеший путь. Но расстояние преодолевалось очень медленно. Вот, к обеденному времени, закончилась первая баклажка с минералкой. И тут ей, вдруг, ни с того и ни с сего необычайно повезло! Вдруг, она услышала гул, приближающейся машины. Она забежала за дерево у обочины и аккуратно выглянув в сторону звука, увидела знакомую зелёную  "Газель" молочника, что ездил по всем дворам, у кого были коровы и покупал, скупал по заниженной цене молоко у  хозяек. Анюта выскочила на середину дороги и замахала суматошно руками, прося машину остановиться. Дядька Славочка - " Славочка " - так его звали за глаза все  старушки немедленно остановился и Анна быстро шмыгнула в приоткрытую боковую, раздвижную дверь салона. В салоне было около семи-восьми человек и место на самом заднем сидении Аня нашла себе быстро и сразу. В салоне стоял гомон голосов - у всех была изломана, исковеркана уже жизнь и каждый переживал потерю своего прежнего мира, как мог... Проезжая Уланок, белая табличка которого была пробита в нескольких местах пулями, машина попала под обстрел. По обе стороны дороги стреляли друг по дружке люди в камуфляже и, проезжая этот опасный участок, "Газель" попала под шквальный огонь автоматных очередей. Пули били по жестяному кузову машины, как когда то Аня слышала, бил по отцовой машине град. Старичок в тёмно синей жилетке, внезапно подпрыгнул с места и свечой свалился под ноги попутчикам.Пуля прошила ему грудину и свалила его сразу наповал. Запричитали, закудахтали бубульки и взрослые тётки, пытаясь растормошить свалившегося, но тормашить уже было некого... Подобрали одинокую старушку, а убитого выложили на остановке - родных у него, как оказалось, с ним вместе, не было. Старушка семидесяти восьми Лет от роду Шла пешком от дочери, до которой она так же пошла пешком, после того, как танковыми снарядом разнесло её домишко. Она всю дорогу никак не могла понять и спрашивала малознакомых, случайных попутчиков : НУ КАК ОНА МОГЛА? Оказалось, дочь не пустила мать на порог, сказав "Что ты ко мне пришла? У меня своих детей кормить нечем!Иди туда, откуда пришла.." Анне очень странно было осознавать это произошедшее со старушкой... И в каждом рассказе попутчиков(а их было много и рассказывали эмоционально) сквозила непонятная отчуждённость, будто бы каждый сам за себя и все вокруг чужие и ждать помощи неоткуда. Было необычайно обидно за весь народ, за этот необычный, пронизывающий холод в людских душах, за их ледяные сердца. Под вечер, они заехали в Белую и с Аней вышли сразу трое толстенных тёток, а "Газель" пошла дальше, на Белгород.
 Аня устало подошла к бабушкиному дому. Из его окон, из за тюлевых занавесок, лился яркий, электрический свет. Стёкла окон были на месте и вокруг вообще не было слышно ни взрывов, ни выстрелов, ни суматохи с иностранной речью. Тут был мир и покой. Какой он, всё-таки, хрупкий этот наш мир - неотвязно в голове Анны бродила именно эта, одна, тяжёлая мысль.

17. 08. 7533 Л.С.М.З.Х.                2024 готт их эры.