Таланту Льва Толстого. Случай и гений!

     Великие люди ведут человечество к достижению известных целей,
состоящих или в величии их
или в бесславии их.
Это гениальность или случайность для них?
Или это разум, либо отсутствие его у них?
Гениальность – это величие ума их,
Случайность – путаница в умах и путях их и, конечно, иных.
   
   Если допустить, как то делают историки,
что великие люди ведут человечество к достижению известных целей,
состоящих или в величии России или Франции,
или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции,
или в общем прогрессе, или в чём бы то ни было, имеющим важные резолюции,
то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении,
которых было у многих историков в их собственном откровении!
    Если цель европейских войн начала нынешнего столетия
состояла в величии России,
то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн
и без нашествия на земли России.
    Если цель - величие Франции,
то эта цель могла быть достигнута и без империи
и без революции.
   Если цель - распространение идей, которым рады,
то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты.
   Если цель - прогресс цивилизации, то весьма легко предположить,
что, кроме истребления людей и их богатств, попыток уничтожения нации,
есть другие, более целесообразные пути для распространения цивилизации.
    Почему же это не иначе, а именно так случилось?
Потому что это - этак случилось!
«Случай сделал положение;
гений воспользовался им», — говорит история, не имея возражения.
    Но случай – это что такое ?
А гений – это что такое ?
    …Слова эти только обозначают
известную степень понимания явлений не всегда случайных.
   Я не знаю, почему происходит такое-то явление; думаю, что не могу знать;
потому не хочу знать
и говорю: случай, - чтобы было что-то сказать.
   Я вижу силу, производящую
несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие;
не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений,
а гений – это высшего разума на его ум воздействие.
    Для стада баранов тот баран,
который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму
и становится вдвое толще других, должен казаться гением, хоть он и баран.
И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран
попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу,
и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром,
убивается на мясо или на колбасу,
должно представляться поразительным соединением гениальности
с целым рядом необычайных случайностей.
    Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними,
 происходит только для достижения их бараньих целей;
стоит допустить, что происходящие с ними события
могут иметь и непонятные для них цели, —
и они тотчас же увидят единство, последовательность в том,
что происходит с откармливаемым бараном.
    Ежели они и не будут знать,
для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать,
что всё случившееся с бараном случилось не нечаянно
и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении –
всё в мире не случайно.
    Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели
и, признав, что конечная цель нам недоступна,
мы увидим последовательность и целесообразность
в жизни исторических лиц, нам в истоии доступным;
   нам откроется причина
того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия,
которое они производят без всяких сомнений,
и не нужны будут нам слова случай и гений.
    Стоит только признать,
что цель волнений европейских народов нам неизвестна в столетия сии,
а известны только факты, состоящие в убийствах,
сначала во Франции,
потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России,
и что движения с запада на восток и с востока на запад
составляют сущность и цель этих событий – их поток,
и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность
в характерах Наполеона и Александра – они иные,
но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми,
как и все остальные;
и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий,
что были,
которые сделали этих людей тем, чем они были,
но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы,
хоть о мелких событиях уже забыли.
     Отрешившись от знания конечной цели,
мы ясно поймём в потоке времени,
что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других,
более соответственных ему по цвету и семени,
чем те, которые производит оно,
точно так же невозможно придумать других двух людей, равных по значению,
со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени,
до таких мельчайших подробностей тому назначению,
которое им предлежало исполнить по их историческому предназначению.
______
Л. Н. Толстой. Война и мир. Эпилог. Часть первая
II
Если допустить, как то делают историки,
что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции,
или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции,
или в общем прогрессе, или в чём бы то ни было, имеющим важные резолюции,
то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении,
которых было у многих историков в их собственном откровении!
    Если цель европейских войн начала нынешнего столетия
состояла в величии России,
то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн
и без нашествия на земли России.
    Если цель - величие Франции,
то эта цель могла быть достигнута и без империи
и без революции.
   Если цель - распространение идей, которым рады,
то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты.
   Если цель - прогресс цивилизации, то весьма легко предположить,
что, кроме истребления людей и их богатств, попыток уничтожения нации,
есть другие, более целесообразные пути для распространения цивилизации.
    Почему же это не иначе, а именно так случилось?
Потому что это - этак случилось!
«Случай сделал положение;
гений воспользовался им», — говорит история, не имея возражения.
    Но случай – это что такое ?
А гений – это что такое ?
    …Слова эти только обозначают
известную степень понимания явлений не всегда случайных.
   Я не знаю, почему происходит такое-то явление; думаю, что не могу знать;
потому не хочу знать
и говорю: случай, - чтобы было что-то сказать.
   Я вижу силу, производящую
несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие;
не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений,
а гений – это высшего разума на его ум воздействие.
    Для стада баранов тот баран,
который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму
и становится вдвое толще других, должен казаться гением, хоть он и баран.
И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран
попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу,
и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром,
убивается на мясо или на колбасу,
должно представляться поразительным соединением гениальности
с целым рядом необычайных случайностей.
    Но баранам стоит только перестать думать, что всё, что делается с ними,
происходит только для достижения их бараньих целей;
стоит допустить, что происходящие с ними события
могут иметь и непонятные для них цели, —
и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном.
    Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался,
то, по крайней мере, они будут знать,
что всё случившееся с бараном случилось не нечаянно
и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
    Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели
и признав, что конечная цель нам недоступна,
мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц;
  нам откроется причина
того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия,
которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
    Стоит только признать,
что цель волнений европейских народов нам неизвестна,
а известны только факты, состоящие в убийствах,
сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии,
в Испании, в России,
и что движения с запада на восток и с востока на запад
составляют сущность и цель этих событий,
и нам не только не нужно будет видеть
исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра,
но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми,
как и все остальные;
и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий,
которые сделали этих людей тем, чем они были,
но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
     Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймём,
что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других,
более соответственных ему по цвету и семени, чем те, которые оно производит,
точно так же невозможно придумать других двух людей,
со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени,
до таких мельчайших подробностей тому назначению,
которое им предлежало исполнить.

https://ilibrary.ru/text/11/p.335/index.html