На излучине времени. Цикл сонетных элегий

(Цикл питерских сонетных элегий)

             «И всё забыл, и по простору
              Невы великой — волю дал
              Блуждать задумчивому взору.»
                Иван Тургенев, 1843г.

1
Туманный морок уходящих встреч
неуловим в твоих глазах усталых.
В слезу прибоя отражением алым
упало солнце со скалистых плеч.
            И тает след пустеющего пляжа,
            и  шепот губ теперь уже не важен,
            лучом  зари не может он обжечь.
И воздух сумрака почти недвижен.
В субстанции воды блестит волна,
и трудно к счастью подобрать слова
в закате цвета переспевших вишен.
                Над медью неба звёздная финифть,
                и хочется весь этот мир любить,
                и стать к тебе прикосновением ближе.
2
Минувший день, открывший двери в ночь,
ушёл за край багрового светила.
Хромая тень  его уже остыла,
барьер времён не в силах превозмочь.
         и Млечный Путь рекою небосклона
         несёт  разводы чёрного гудрона
         угрюмых  туч, плывущих с  ветром  прочь.
В подсветке фонарей уснувших зданий
Адмиралтейство взвившейся стрелой
полночный час пронзает над Невой
и хрупкость темноты смертельно ранит,
            и где-то между звёзд  душа моя
            в разбитой ипостаси бытия
            ступает по стеклянной острой грани.
            
3
Темнеет  вена тонущей зари,
и невская вода дрожит понуро,
под мостовым пролетом Бетанкура
считая в отраженьи фонари.
        И проглотивший серость шумный город,
        потоком фар бетонных улиц вспорот,
        о времени угаснувшем скорбит.
В нём прошлое по грани мирозданья
несёт в небытие  моя река,
и след тумана  сгустком молока
закутал  память в горечь расставанья.
           Остался чаек мимолетный крик,
           как боль о том, чего я не достиг,
           и не найти у неба оправданья.
4
Нева во мгле пока ещё мертва,
но луч зари  багровой каплей света
уже послал волне любовный трепет
хмельного дня, заметного едва,
          и,  кажется, что с первым поцелуем
          холодное течение танцует,
          вплетая в сумрак утра кружева.
И медленно парит стеклянный воздух
в гранитном склепе городского сна.
Струится у причалов тишина,
свивая в небе облачные гнёзда,
            роняет в пробуждение реки
            немого созерцанья лепестки,
            дыханьем обнимая Серный остров.

5
Прошит стальными жилами пилона
хребет моста в излучине реки,
и я пришит бессилием тоски
к многоэтажной серости бетона.
                Смотрю на воду, подводя итог
                песчинке дня, упавшей в кровоток
                моей судьбы, текущей монотонно.
Но вдалеке, за городской чертой,
в камлании ветров под бубен солнца
прибрежная сосна на дюнах гнётся,
и бьётся в эпилепсии прибой.
               Я там с волной кружусь в шаманском  танце —
               смешной поэт, погрязший в декадансе,
               сплетаю нить заката с темнотой.
6
Рассвет вонзил краснеющие пальцы
в дымящееся горло серых труб,
с домов снимая мглистую чадру,
на скатах крыш пытался удержаться,
                скользнул в Неву змеиной чешуёй
                и, отразившись облачной игрой,
                окрасил небо контурных абстракций,
и ослеплённый стразами лучей
проснулся город многолюдных улиц,
асфальтовые жилы натянулись
волокнами из тысяч мелочей,
                и на Дворцовой ангел одинокий,
                благословляя суету потоков,
                с тоской вздохнул неведомо зачем.
            
7
Я пил дождем расстрелянное утро,
вдыхая отраженье пустоты,
а осень стригла чахлые кусты,
швыряла в грязь берёзовые кудри,
             промозглым ветром морщила Неву,
             вздымала бёдра лодок на плаву,
             чертивших воду пенным  перламутром.
Сквозь сумрак туч чахоточный рассвет
мне ведал о деменции пространства,
забывшем в небе летнее лекарство,
которым был когда-то день согрет,
             и плеском волн балтийская стихия,
             с моей души смывала ностальгию,
             бросая россыпь брызг на парапет.

8
Себя в себе так трудно отыскать,
с молитвой ждать мучительную вечность.
Как взлёт подёнок  жизни скоротечны
и в цикле повторяются опять,      
      как в череде закатов и восходов
      сжимают дни объятья непогоды,
      срывая ветром ивовую прядь,
и, неизбежно, ржавая окрестность
с дождём несёт осеннюю печаль,
а по утрам морозную печать
на лужах оставляет зимний вестник.
       Так время к Богу замыкает круг,
       и ждёт, когда благословеньем рук
       грехи отпустит образ бестелесный.

9
Гуляет вечер по фронтонам Биржи,
за стол садится  в уличном  кафе
и смотрит, как на аутодафе               
сгорает солнце в балахоне рыжем,
           бросая искры в облачный узор,
           в кардиограмму крыш, за горизонт,
           где сок черничный краем неба выжат.
Расскажет  он о мглистой пелене
над зданием Двенадцати Коллегий,
стекающей в Неву под плеск элегий,
плывущих на растерзанной волне,
             о вечности Вселенной в каждой капле,
             и тени, слушая его, обмякнут
             и растворятся с городом во сне.

10
Танцуют тени дремлющих домов,
и ловит ночь в ладони жемчуг света
сквозь дыры туч  наброшенного  пледа
на лунный город поднятых мостов.
        В нём тишина  несбывшихся желаний
        блестит  Невой, лежащей в Божьей длани,
        и капли звёзд роняет в бездну снов,
а на воде, в течении  ленивом,
клубятся страсти сумрачных глубин,    
дельфиньи волны гребни пенных спин
несут густыми стаями к заливу
         и плещут безисходность злой тоски
         прибоем на прибрежные пески,
         и шепчут брызги слов речитативом.

 11   
Прожектор неба полную луну
в экран Невы направил кинолентой,
и титры волн легли в ладони ветра
и с прошлого сорвали пелену.
        В нём  страсти жизни видятся иначе
        как сериал, где мой лимит истрачен,
        где только сумрак, тянущий ко дну.
И ночь пройдет, испарина дыханья
забудет трепет антрацитных губ,
в немую вечность звёзды убегут,
рассвет наполнив розовым прощаньем.
        И лишь река останется одна,
        ей долг эмоций  выплачен сполна —
        стихи водою  высечены в камне.

12
Колодец времени почти исчерпан,
и вывернута жизнь до тошноты.
В ней мусор повседневной суеты
по вечерам обгладывают черви
         и оставляют кости белых слов,
         во тьме экрана рифмами  стихов
         сплетая нити обнажённых нервов.
Строка к строке… с души уходит груз,
и в поиске вопросов и ответов
мерцают звёзды пикселями света,
в курсоре лунном бьётся слабый пульс,
         и я кормлю клавиатуру текстом,
         и зёрнам мыслей в поднебесье тесно,
         а значит я живу, пишу, борюсь…