Глава 18 последняя

Один раз когда автор в конце девяностых был в Брюсселе, его поселили в номер с вращающимся стенами, ощущение, скажу я вам, было не из приятных! Сама комната абсолютно круглая, на стене обычные торшеры, картины, обои с этими бурбонскими лилиями, золото на розовом фоне, как в «Трёх мушкетерах», два раза в день стены начинали бешено вращаться,  крутиться  против часовой стрелки так, что все сливалось в одну сплошную полосу непонятно, какого цвета, сам пол оставался неподвижным, как и все в номере.  Он был наверху гостиницы на центральной площади города после Ссущего мальчика и знаменитой шоколадной с фонтаном в витрине из оного, кондитерская «Годайва», в бистро неподалёку давали неплохой сырой стейк «тартар», мясной фарш из парной говядины с разбитым на ней сверху сырым же яйцом, сверху добрая щепотка соли с чёрным перцем. Такие места надо знать специально, иначе фарш может быть не очень свежим, можно отравиться. И вот, с  желудком, полным бифштекса по-татарски сидишь, пьёшь белое бельгийское пиво, его там у  них сортов пятьсот, и ловишь вертолёты, после пяти минут такого голова начинает сильно кружиться.

Дело в том, что на стенах круглого пентхауса была крышная реклама, когда надо, включали моторчик, стены и она вращалась над площадью, освещая ее неоновым красным светом, буквы были составлены по часовой стрелке, сидящие внизу, задрав голову, могли оставить свой взгляд на месте, перед ними на одном и том же месте появлялось «S», «O», «N», «Y», Sony, Sony, Sony, Sony, Sony, и так со всех точек. Минут через десять стены останавливались, и все прекращалось, реклама становилась неподвижной, чтобы ее прочесть, надо было читать. «Взять бы, намазать говном эти стены, в центре приковать какого-нибудь должника сзади к стулу наручниками и пытать, — от злости думал автор, — самому встать рядом в комбинезоне… Все равно противно! Весь будешь вонять, как-будто у тебя в заднице протух член.»

Сам «побег» когда ноги ходят по свободе. Чтобы ощутить такой вкус, сначала его надо лишиться, ещё в Лефортово Сергей понял, как мало ему нужно за забором, лишь бы спокойно помыться в собственной ванной! Чего он никак не мог предугадать, ушуршит второй раз в шуршу, от тюрьмы, от сумы и от Америки не зарекайся. Поэтому, следуя указаниям, полученным в записке, он с радостью бежал, что называется, на рывок. Двери из комнат свиданий отворились, человек семьдесят арестантов кинулись к воротам, охранникам и часовым на вышках за это хорошо заплатили, Китай страна не дорогая, хватит на многое. Зеки быстро снесли ворота и высыпали арестантской гурьбой на улицу, беспощадные «козлы» регуляторы, которым просто надоело сидеть, бежали «так», начали мародерствовать, грабить соседние с тюрьмой лавки и мелкие магазины, железными кулаками разбивали стекла, забираясь внутрь и забирая оттуда ширпотреб и продукты, испуганные владельцы прятались под столами; двух или трёх полицейских, нёсших дежурство неподалёку, поймали и изнасиловали палкой в задний проход не по-детски, народные дружины из тибетцев, которые в Лхасе помогают патрулировать улицы, охотно разошлись по своим домам,  мало, кто был там по собственному желанию, трудовая повинность, отец Сонам на лошади встречал беглецов у подножия монастыря Потала, сзади на поводу шла вторая  под седлом и с праздничной уздечкой, предназначенная для поэта, завтра он планировал начать обучать его особой древней медитации на природу собственного ума, называемой Дзогчен, начинающейся с того, что практикующий сидит и смотри в небо широко открытыми глазами, нельзя даже мигать, почище, чем фиксировать внимание на подвешенном шаре, как в Индии.

— Это кто, — спросил он Сергея, показав старинным мушкетом на пуштуна, — и это, — на тайваньца. Крепкий кунфуист встретил его вопрос с достоинством, я из партии «Гомиьдан», враги Мао, Массарих опустил взгляд в землю, вот она, воля золотая, приедем , все уснут, заставлю спасителей раньше времени увидеть тот самый свет.

— Это друг, — сказал Сергей, — а это… — Он подошёл к лошади отца жены, вынул из притороченных к седлу ножен старую кривую саблю, взял ее на вытянутые руки и медленно пошёл к афганцу, якобы даря ее ему, предлагая, Гараид хищно улыбнулся. Он поднял голову и пошёл к Сергею, сейчас порубим всех, тайванец застыл, что он делает?!! Поэт знал, что он делал, бросился на Массариха, как кошка, и, жертвуя своей правой ладонью, толкнул бандита в шею всем лезвием, которое держал параллельно, как ломом сбивают голову снеговика, когда снег подтаял.

Понимаете, получилась  горизонтальная металлическая коса, планка, гриф, так в жиме лёжа толкают от груди штангу, то же, только стоя, или вытягивают вперёд, взяв в обе руки трость, в лечебной гимнастике. Голова международного террориста, срезанная строго горизонтально, отвалилась вперёд, упала на грудь Сергея, семитские глаза афганца широко распылись больше от удивления, чем от ужаса. С правой руки поэта, которым он держал острие, посыпались на землю один за другим его пальцы, кроме большого и мизинца, большой упирался в тупую строну лезвия, а мизинец — кто знает, почему? — повис на тонкой ниточке сухожилий, основной удар приняли на себя другие. Та самая рука Сергея, которой он писал стихи, держал в ней реже карандаш, чаще авторучку, стала изуродована навечно, ей он никогда никому ничего не напишет, если только запротезируют.

Кунгфуист-шпион молча кинулся к нему на помощь, благодарный, взять на руки, погрузить на лошадь, старый партизан остановил его, осадив ее перед ним, он понял, поэт решил закончить своё нынешнее воплощение по собственному желанию. По тибетским обычаям если человек решил совершить самоубийство, мешать ему не стоит, иначе совершишь большую негативную карму, желательно даже помочь, он и помог своим недеянием. Сергей левой рукой, здоровой, которой все ещё продолжал крепкой рукой сжимать саблю за рукоятку, направил острие произведения воинского искусства — тибетская кованая сталь, сверху серебро, малахитовый эфес, медная, покрытая золотом высшей пробы, гарда, сабля освящена именем святого Гесара  — себе в горло, потом расслабился до  максимума настолько, насколько смог, и шагнул вперёд, острие вышло под третьим шейным позвонком сзади, разрубив спинной мозг и центральную нервную систему, поэту было ничуть не больно, а даже приятно. Дзогчен ему стал не нужен, он освободился. Колесо рождений и смертей в шести кругах сансары покинуло его, а он его. Под властью омрачений профессор уже не родиться никогда, только из сострадания, Гамаюн достиг просветления и стал Буддой, ни страха, ни надежд. Страница перед вами немного задергалась, не так ли? Подождите, скоро в воздухе раздастся странный громкий звук ниоткуда.

— Сладко как, — сам себе сказал он. — И светло! — Держа саблю здоровой рукой, осторожно придерживая, он медленно опустился на колени, потом упал лицом вперёд, оставшись так, армянское харакири, горло скрывало ручку, на которой он лежал, левая рука на земле под углом, правая тем, что осталось от ладони, вверх вдоль туловища, из шеи вертикально вверх в сине-чёрное небо тонким красивым шпилем торчало блестящее лезвие, металлическая антенна, по которой вознеслась сверкающим разрядом в пространство душа поэта, как и хотел, Арута кончил жизнь трагически и умер свободным. Через минуту отец Сонам и разведчик вскочили в седла.

— Моя дочь сейчас стала вдовой, возьмёшь ее в жены? — спросил один из лидеров подполья Тайванчика. — Ты — наш!

— Если за китайца пойдёт, — ответил он, пошла. Сонам со шпионом жили дружно, совершили для Тибета немало славных дел и умерли в один день в Европе.

Маца начал возбухать, он был из тех вредных горцев, которые не боялись отвечать ментам правдиво и честно:

— Какой Розов, слушай? Не знаю никакого такого Розова! — Страшный удар коленом в лицо, бил товарищ Блондин, свалил его на пол вместе со стулом, Маца плевался зубами и ругался, носа у него не стало. Внезапно дверь кафе со звоном разлетелась, туда ворвались искавшие кунака по всему Арбату вооруженные до зубов его братья по тейпу Лема и Иса, последний приготовился в станцевать свой любимый танец дервишей, два автомата в руках и кружись, все лягут, кто в кафе, сам пацан в прошлом товарищ Красный точными ударами сломал ему обе руки, не каратэ, боевое самбо, когда-то они ходили в гости к самому Харлампиеву, основателю своей школы этой борьбы, самой сильной.

«Акээмы» упали на пол, они были точь в точь той же модели с той же надписью, что и зарешало. Леме и Маце спеленали ласты, заковали в цепи, отвезли на Лубянку, там они пропали. Официально дело о смерти майора было закрыто в связи с добровольной явкой с повинной всех фигурантов, оставшихся в живых, которым суд присудил различные, но строгие меры наказания. Тем самым чеченская ОПГ на Арбате полностью перестала существовать, оружейника Лемы, того, кто им пристреливал автоматы, выдали через десять лет из Иордании, как и все остальные, на Калининском проспекте тоже никого не стало, некоторое время ещё функционировала бригада Бати, после того, как его убил какой-то снайпер на совсем непонятной никому стрелке на огромной территории ВДНХ, куда он поехал один, и она распалась; афганцы, кавказцы, центровые все ушли с Арбата, их сдул ветер перемен, которых требовали сердца живших там  коренных москвичей, ужасная смерть майора была только их началом. Потом пришли нулевые, все в этом месте стало государственным, отнимали одни, пользовались этим другие, а владели третьи, сейчас старый центр Москвы место сравнительно безопасное, в час, в два ночи там можно прогуливаться обычному человеку с девушкой или детьми, и слава Богу. Он под полным контролем Беловодья, все могут спать спокойно.

— Киллер, слышь, я тебе скажу, типа, откровенно, и все дела, — сказал Антон, — возвращайся! Сидор… Этот чмырь… Он ведь взял тебя и этого Синего простыми солдатами, так? Это все прошло! Без тебя в Москве будет трудно, дадим тебе бригадира. — Он имел в виду погоны. Заяц, Архип и Грант не сказали ничего, есть язык, который от слов не зависит. Знали, в Афгане Шах вставал в три часа ночи, брал боекомплект, поднимался в горы читать следы, замятость травы, разбросанность камней, почему с ним сейчас не так говорят юг или север, еды с собой никогда не брал, шоколад или конфеты.  Давным-давно люди говорили на одном языке, а потом забыли его, этому Всеобщему языку, помимо прочего, Киллер научился в Афганистане, бес-трава усиливает его считку, выпьешь горький, ароматный раствор из неё, сразу все прочтёшь и прозреешь, поэтому автор за неё вообще упомянул.

Чем ближе сержант был к дембелю, тем больше трудностей оказывалось в его службе! То, что подполковник Воеводин называл «новичкам везет», постепенно переставало действовать, снайперская дуэль с Питером Херцогом на границе с Пакистаном, где живут совсем другие пуштуны, чем в столице, была трудной, действовали упорство и отвага людей, полностью исполняющих свой воинский долг, Киллер и Биря не могли ни торопиться, ни потерять терпение, иначе знаки, которые Господь расставил на их пути, могли так и остаться ими незамеченными. Самой большой печалью Шаха наряду с отсутствием его друга, а теперь коллеги поэта была отсутсвие возможности узнать, где морпех, и что с ним, надеялся, пусть там, где он сейчас, ему будет хорошо, вообще говоря, вернувшись из Зазеркалья, Киллеру было не до друзей. Как только он вернул общак люберецким, Шах решил совершенно испариться, Москва теперь стала точно не для него.

— Так Господь управил, — повторял он про себя, мысленно прощаясь с большим городом и с пацанами, сам удивляясь своим мыслям. До сих пор ему казалось, что эти знаки часть мира, то же, что голод или жажда, поиски любви или своя особая работа по отстрелу живых мишеней, посланных ему Им же. Он не думал, что язык, на котором говорит с ним Бог, показывая, чего от него хочет, — Шамбала в аудиоформе. Будущее Шах не считывал, отгадывал иногда, ибо оно принадлежит Всевышнему, и он лишь в исключительных обстоятельствах приподнимает над ним завесу согласно «Корану». Как ему это удавалось? По знакам нашего настоящего! Именно в нем, в настоящем, был весь секрет Киллера, уделите этой книге должное внимание, сможете улучшить и ваше. Хотя вообще… Не заботься о будущем, делай, что должен, и пусть каждый твой день проходит так, как заповедано Ясным светом, Бог это он, будь, что будет.

Профессиональный криминальным мир Москвы знал , Пятигорск — это не только самый лучший курортный город страны, настоящий экономический, политический и культурный центр Северного Кавказа, немного более хмурый по погоде по сравнению с соседним Кисловодском, ещё и знаменитая тюрьма «Белый лебедь», ее постоянные обитатели, и выпускники не менее знаменитой Георгиевской малолетки всесоюзного значения, кадры решают, и окрестные станицы от Горячеводска до Невинномысска преимущественно со славянским населением типа Кущевки, в которых могли застрелить и закопать под камень за не правильный разговор и не подобающее статусу бродяги поведение, а внутренний ремонт казачьего дома обходился по сегодняшним ценам до зеленого миллиона.

Это и Эльбрус с его потрясающими курортами типа Дамхурц, горнолыжными базами и шикарными подпольными ресторанами с казино, некоторые жили в этом городе не хуже Америки. А так же многочисленные общины, армянская, черкесская, украинская, еврейская, грузинская, греческая, корейская, азербайджанская, настоящий Париж в миниатюре. Город от истории воровской, и по духу, Киллеру там не то, что заняться будет нечем, отдохнуть станет некогда, физическое выражение одной из плоскостей Шамбалы в нашей стране кроме Горного Алтая — Пятигорск. Число пять символизирует единство пяти цветов, пяти стихий и пяти элементов, воды, огня, земли, ветра и пространства, или Пустоты, до сих пор в горах около него есть пещера, замурованная большим камнем, внутри в состоянии особого психического транса, в котором не нужно есть, дышать или пить, находятся два буддийских монаха, вошли они в него очень давно, когда придёт Будда будущего Майтрейя, двери их убежища разомкнуться, они выйдут оттуда и будут помогать ему всех спасать. Где она, я знаю, но не скажу, не просите. Так или иначе, больше Шаха в Москве никто никогда не видел, за ним последовал из пустого от Башни параллельного мира призрак Эльзы, тетушка вернулась к себе домой.

Инна, Оля и Оксана тоже пропали, Андрея отдали в подростковый детский дом имени Шумской недалёко от железнодорожной станции «Турист», электрички в которую ходили от Савеловского вокзала, там он что-то нарушил, отправили на малолетку, далее теряется. Если не сгинул на одной из бесчисленных взрослых зон, куда его подняли по достижении восемнадцати лет, то освободился и, возможно, сейчас читает эту книгу, скорее всего, под чужой фамилией, судьбы Дюши и Антона сложились по-другому, сейчас это не важно, что было, то прошло. Грант с Папой дружили ещё некоторое время, потом первый навсегда уехал за границу, второй ограбил его театр и присел на марихуану, потом, когда деньги кончились, на долгие года, в данный момент отбывает большой срок, при ограблении в храме искусств произошёл случайный пожар, погибли люди, что его не пугает, он бессмертный. В тюрьме, как автор слышал, Папиным рассказам никто не верил, сотрудники ФСИН отмечали, что он крайне легко переносит любые, даже не совместимые с жизнью, трудности и гораздо медленнее стареет, чем другие арестанты, почти нет, говорит всем, что потом уедет навсегда в Непал, чтобы быть там обычным буддийским монахом, как Далай-Лама, его возили на психическое освидетельствованием, все нормально. Вроде, вс!

— На каком основании, — спросите вы, — автор писал все это? Кто сам по жизни? —Встречный вопрос:

— С какой целью интересуетесь? —,Ответьте? Мы могли бы написать, конечно, что Шах был не тем, кем он казался! Посланец Шамбалы, который в финале забрал всех  туда — Олю, Ляпу, Сергея и прочих получить просветление и в нужное время оттуда вернуться, помогая устанавливать на земле вечную гармонию. Однако это было совсем не так, следуя той самой исторической правде, о которой в последнее время много пишут.

…Киллер открыл окно, светлые солнечные лучи ворвались в комнату в доме N49 в Пятигорске на улице Козлова, где он вырос. Свет осветил каждую мельчайшую деталь в том помещении, где, свесив голову на грудь, как Штирлиц, дремал свои положенные послеобеденные двадцать минут Киллер, казалось, никакого параллельного мира никогда не было, и бессмертия, когда придёт его черёд, он умрет, сержант проснулся от яркой волны снаружи, прервавшей его сон, сержант сказал:

— Привет, Биря!

КОНЕЦ

Эпилог.

Так кто же всё-таки был агент? Автор проверил ФБР, ЦРУ, Английскую секретную, все известные спецслужбы в мире, даже ФСБ и Интерпол, никаких Грейвзов! Ни в одной из этих спецслужб он никогда не числился, автор подумал, может, это какой-то сумасшедший?  Изобрёл пистолет, замаскировал его под «глок», предлагал всем, кому хотел, имея друзей в какой-нибудь газете? Например, «Нью-Йоркский комсомольце»?Когда автор подобрал один из таких в середине девяностых на улице в Москве, он отнёс его прототипу майора Розова, назовём его Григорий, чтобы тот пробил его по своей базе, оперативник МУР, старший группы 2го убойного отдела, вернул его ему со словами:

— Пистолет зарегистрирован, тебе не о чем беспокоиться! — Не на автора, просто, «пистолет зарегистрирован». Тогда автор стал думать, что этот Грейвз человек со связями... Информация, которую дал ему оперативник, оказалась достоверной, но чтобы кто-то мог отмазать совершившего убийство? В любой стране?? Такого быть не могло!! Свободный от работы в отделе маркетинга одной известной фирмы, в воскресенье он вышел погулять в один известный парк, подстрелил там ворону. Гадкая птица смерти упала, противно каркнув, вокруг собралась толпа, испуганно убежал за милицией проклятый дворник.

Пришло двое  форме с собакой, автора отвели в местное отселение, оформили изъятие оружия, посадили в обезьянник на скамейку и закрыли клетку. Через час спустился дознаватель, извинился, отдал ему «глок» и отпустил, как-будто ничего не было. Никаких объяснений! Тогда автор испугался по-настоящему и решил продолжать копать, но глубже, как учил на журфаке препод Кузнецов. Тогда он и представить не мог, что копает себе вечное изгнание за границу, дело в том, что в романе агент не сказал, после того, как кто-то решил свои проблемы с помощью волшебного чемодана и у него остались те самые патроны, они прекращают быть волшебными, отследить совсем легко. В ворону попало пять пуль, девяносто пять автор потратил, как следовало, после чего  ему уже никогда не увидеть ни Москву, ни Россию, а жить придётся в стране, у которой с его родиной, горячо им любимой, нет и не предвидится договора о выдаче. Грейвз его подвёл, как многих, зато получилась попытка написать роман, он произошёл. Проверяйте тех, кто хочет вам помочь, особенно крупно, иногда они многое не договаривают.

Или мы все стали жертвами крупной аферы? Сколько нас таких, дважды отстрелявшихся! «Траст» ведь очень старая и могущественная организация — и очень грязная! — они давно в Москве. Говорят, на него работал сам Сталин... Который такие дела делал. Не думайте больше об этой цифре, иначе вы обнаружите… Гроб, в котором лежат тысячи кусочков не понятной никому головоломки на дне могилы, которую копаете себе сами, желание проследить истоки Тринадцати сродни обнаружению потоков, ведущих в Шамбалу, благодарите Бога за то, что вы о них не узнали! Сам автор лично агента Грейвза не видел, если бы видел, то хотел бы сказать ему спасибо. Кто он такой? Мы с вами, когда у нас есть возможность подарить кому-то сто пуль.

Кому мстил профессор Арутюнов? Самому себе! За что? За малодушие... За то, что всегда жил не так, как хотел. За то, что пошёл в стадо вместе со всеми, за мэйнстрим, за то, что на самом деле жил совсем не так, как хотел. Сергей не смог прожить свою жизнь, как в литературе, только в творчестве, а он был должен без всяких  оглядок и условностей. Когда его творчество закончилось в тюрьме в Тибете, жить ему стало не за чем, да он и не смог бы делать это по-старому, предчувствуя это, поэтому, когда Шах предложил, влился в ОПГ, чем кое-что исправил. Все не смог, увы, было поздно!

Помните сон, который увидел наставник Папы в Непале,  он так же означал, что поэт непременно умрет в финале его духовных поисков. Автор считает, иногда он писал гениально, момент этой гениальности Сергея не был никем оценен, ему еще за неё прилетело, судьба попросила его убить китайца-коммерсанта, поклонника феодальных семейных отношений, впрочем, он был к этому готов. Когда у человека есть любое кунг-фу, пусть в стихах, бить будут его, изгонять отовсюду,  как в боксе,  будешь боксировать хорошо, тебе же прилетит. И ты будешь проигрывать — раз за разом… — но, в этом проигрыше  возрастать в своём мастерстве, в данном случае спортивном.

Сидеть в тюрьме ему было не надо, так произошло! Тюрьма ему была не нужна не потому, что в тюрьме его бы стали избивать, Киллер бы этого не допустил. Тюрьма была ему не дом, он не жил нашей жизнью, да, он пришивался когда-то к кому-то, был в подростковых ОПГ в теме, слово пацана, потом ушёл в другое, в войска, в милицию, в службу и так далее, в автоматные темы, они сидели в нем и в его стихах, он был там глубоко, как Кара-Мурза. Во-первых, он бы проводил все время в карцерах, ему давали пятнадцать, ещё пятнадцать, потом бы просто умер, не выдержало бы сердце. Во-вторых, он не смог бы сесть с бродягами, которые все в крови, второй раз топят по пятнашке, например, как Амирам Григоров, у которого папа долго был в заключении, не потому, чтобы Арута бы к ним плохо относился, просто другие люди, эргрегор, автор может это подтвердить. Воровской жизни Сергей не знал, и это самое главное! Тюрьма была ему не нужна, он бы там тихонько умирал, потому что в воровской мир он бы никогда не пошёл, во-первых, поздно, раньше надо было начинать, во-вторых, зачем? Этой жизнью он бы жить не стал, даже бы, если б мог, не собирался в тюрьму по принципу  «мои университеты», не знал, в какой стороне она находится, выйдя, не создал бы своё ОПГ Арутюновские, он же не Кирилл Чертановский! «Севастополь» их боялся… Это автор может говорить с такими, как Кирилл наравне, потому что у него за плечами даже много чего того, что не было у Кирилла. Сейчас это, конечно, ему уже не нужно.

Сергей был счастлив в своём и своим творчеством, и это все. Его никогда не издавали потому, потому, что он бы стал всем мешать. Не понятный многими и не  признанный, если бы он был вынесен на широкую публику, потому, что стихи у него действительно были хорошие, многопластинчатые поэтические рептилии, сложные, слоистые, которых нельзя много читать,  брать по чуть-чуть, поэтический коньяк с сильным градусом нельзя лупить, как портвейн.

Кабанов, а что Кабанов,  просто такие «слова», или этот дурак Рейн, у Сергея были такие пласты, современные, трехмерные, полифония, первый голос рассказчик в третьем лице, второй автор, третий гнозис, как он это делал, Бог его знает! Даже Чичибабин хуже, автор считает, в своих ранних произведениях, и нет, они все разные, у Аруты были очень интересные смыслы, красивые не в бровь, а в глаз, специально писал красиво, мог, армянский «дудук», выдувал, играючи, кстати, стихи профессора  совершенно все армянские, а не славянские! Москвич, да, но любой москвич не так бы все писал, посмотрите тексты «Любэ» или «Дюны», тоже  москвичи, ну или тот же самый Макаревич. Сергей ненавидел фантаста Олега Дивова, компилятор чужих текстов, чисто украинское, отец у Олега был украинец. Копиисты русской культуры!

Чуткий на фальшь и в себе самом, в конце концов Сергей себя убил, поступок самурая. Это и была та  самая месть самому себе за то, что он жил не так, как  хотел, красной нитью проходящая через всю трилогию. За малодушие, за то, что он не смог прожить эту жизнь так, как мог и был должен! Как ему сказали звёзды при рождении, все в той или иной мере грешим этим, редко кто проживает жизнь именно свою честно.

Сергей должен был в жизни делать то, что он описывает в литературе, не раздваиваться. Понимаете? Убил, значит, убил, кололся, значит, кололся, рыдал, значит, рыдал! Литературный герой вообще не имеет права на жизнь, если писательств не может ему следовать, у него учиться, а не наоборот, компьютер должен управлять нами, а не мы им. Аруте надо  было жить, как в стихах, и все было бы нормально,  эта «Окопка», «Окалина», «восемь к одному» обязательно и непременно должны были каждый день быть у него в реале.

Но тогда бы он не писал, скажете вы, только «двигался», как Шах, прирожденный пол вой командир, у которого на литературу не оставалось ни сил, ни времени, сколько таких, и будете по-своему правы. Инфантильности поэта в жёстком мире в недрах московских и подмосковных бандитских бригад, управляемых признанными лидерами воровского мира, места бы не осталось, на стрелках не до песен. Голову на плечах сохранить бы... Полностью «Окопка», даже не «Бандитка», оказалась только в его творчестве, подтачивало все время, подборку из ста армейских стихов он закончил, а больше выразить бы уже не смог, родить. Когда не можешь или не нет необходимости ничего порождать, это старость, конец жизни.Месть профессора Арутюнова была месть той части себя, которая в нас всех, этот «профессор» есть во всяком. То, о чём автор сейчас пишет,  никто не будет читать, это настолько узко! Зато тот, кто прочтёт, тне забудет.

Мысли такие… Понимаете, профессор был, как звезда, он взлетел и горел, и сиял, — почему Сергей никогда не мог выразить себя в обычном общении, потому что он хорошо писал, автор пишет плохо, потому что много общался с негодяями и злодеями, чёрная карма мешает творчеству, поэтому общается хорошо, на базаре взять никто не может, проверено, потому, что он плохой писатель, литератор и поэт, зато хороший переговорщик, Арута был плохой потому, что гениальный, можно так сказать, Татьяна Бек писала лучше, чем он, технически, но она не поднималась до тех моментов, которые часто ловил Сергей, поэтому они сияют, его вещи, сияние его и погубило, читайте Кинга, в этом свете он сгорел, сломанная жизнь.

Почему ее сломали? Сломали выдающегося востоковеда Григория Ткаченко, надломили украинского актёра и поэта Домбровского, как Василя Стуса, он не может вернуться на родину. Пятнадцать лет в лагерях строгого режима от звонка до звонка провёл читинский музыкант и поэт-песенник Эдуард Иконников. Три года вместо двух провёл в армии провёл питерский поэт Владимир Захаров, а там каждый день дорог. Примеров много. Ломали и автора, но потом он сумел выпрямиться, когда выпрямляешься, тяжело, иногда все вокруг умирают. Ты встаёшь один, как в кино, но ты встаёшь, понимаете? Автору повезло, он сумел. Почему от автора отошли многие из его коллег по девяностым, многие?  Не такие смелые. Понимаете, жизнь ломает людей двухметрового роста с правильно набитыми кулаками. Это другое… В Китае такое есть, не сломанные воины, уйти не сломанным, в Японии, понимаете? Вот о чем я хочу сказать.

— Ты  должен писать, писать, писать, идти за своим сердцем, рвать своими стихами, — говорил задолго до вышеописанных событий Сергею Грант Грантов, сидя у него на кухне в Чертаново. — У тебя пока этого нет, у Ханжина иногда есть. При всём при том, хотя у него нет твоей  подготовки… Сергей, тебе надо в твоих стихах суметь подраться. Поломать противника в углу у канатов.  Обычно ты с ним боксируешь, не всегда хорошо, иногда просто нужно поломать. Так и вот — тудудуду! — просто!! Не важно, как!!! У тебя этого нет, когда тебе хочется,  начинаешь его ломать, потом перестаёшь, выпускаешь его из угла, начинаешь с ним боксировать. Помнишь, ты мне рассказывал про винчун, теперь я тебе. Да, ты достаёшь, но ты… Тебе надо его порвать, можешь начинать с первого четверостишия, ведь сам бой можно вести так, как Тайсон, посылать в нокаут с первого (раунда), не заботясь о зрителях. У Ханжина иногда это есть, ты читал его стихи, Высоцкого начинает рвать, «баба с веслом», «рязанский лимитчик Есенин», вот вам, суки, педерасты, вот так! У Амирама есть момент рвать, но, понимаешь, он когда ломает, он… Начинает забивать. То есть, фигарит, бьет сверху по голове в стихах, противнику конец, это не то, Киллер говорил, ломота должна быть изящной. Помнишь? Ну выходит такой здоровый мужик и начинает тебя, бля, рвать, отрывать тебе  руки и ноги, ты должен ронять противника, понимаешь, выигрывать у него, так ты правильно все делаешь, иногда  по очкам, иногда есть нокауты, а ты должен, ну как тебе сказать, зарубиться! Вот этого у тебя в стихах недостаточно, хотя у тебя это есть, ты должен это продолжать,  видно по всему, как фильм «Потоп», помнишь, пан Владыевский? Вот он правильно делал, держался в седле хорошо и рубил прямо пополам. Вот так где-то, да. А как у самураев, у нас с тобой не получится, потому что там когда катану ведёшь, иногда надо делать движение нарочно медленно. Понимаешь? Но это не возможно в этой нашей классической греческой парадигме. В Спарте этого не было, у тебя Спарта, запомни, что у тебя не каратэ, Спарта идёт, пятиборье, вот это всё. Бокс, борьба, у тебя чисто греческие, южно-греческое с восточным, это не кунг-фу и не каратэ. Ну кунг-фу ни у кого нет, пытался этот самый Торчинов это сделать, роман «Самка», востоковед, с прозой абсолютно не угадал. Потому что у неё свои законы, это разные вещи абсолютно, писатель и учёный. Много читать и уметь хорошо написать, это все херня! Пелевин когда-то пытался, ну так, кое-чо было похоже, ты знаешь, сейчас уже ни у кого нет! Вот «Троецарствие»,  это да, именно то, что надо, но это сложно. Очень надо знать. Избивали же постоянно уличные зеваки в Китае такого авторитета синологии, как Май Богачихин? Ну вот. Все, закончил. — Грантик налил себе крепкого  чая и ушёл, в себя, конечно.

А Амирам? Атос вернулся как-то из Пятигорска со своей бригадой, залепили ему хлебным мякишем в квартире окна, двери, все щели герметично, жевали всей меньшпохой, болели челюсти, потом налили воды, сделали бассейн, купались, Амирам надел семейные трусы. Его бесценные книги загрузили на антресоли, там, где хранился его старенький «тт». Потом цеплялись за верхушку сталинской люстры, с неё ныряли. Соседи в глазок смотрели и завидовали, просили, пустите к воде! В финале Ашот поднырнул, открыл дверь, в подъезде начался вселенский потоп… Ашоту никто из местных не предъявил, несмотря на отсутствие Розова, за него по-прежнему могли приехать, подтянуться. И за Амирама, например, Грантик. Его успешная жизнь в искусстве продолжалась так же долго, как поиски Шамбалы. Ладно, пора заканчивать, а то настучат автору по голове за то, что это все рассказал.

28/11/2023 - 21/08/2024 CHINA