Приписанная Пушкину Гавриилиада. Глава 5

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Глава 5. О так называемом «пушкинском плане» «Гавриилиады»

    
     Основным аргументом авторства Пушкина в написании «Гавриилиады» служит так называемый «пушкинский план» «Гавриилиады», и поэтому необходимо рассмотреть его самым пристальным образом.

     Сразу следует отметить, что в творчестве Пушкина планы сочинений не находятся в неразрывной связи с написанными им произведениями. В Полном собрании сочинений Пушкина в 17 томах («Воскресенье», М., 1994-1997 гг.) имеется целый раздел, который так и называется: «Планы ненаписанных произведений».
     Кроме того, известен автограф Пушкина под названием «Список № 4», в котором перечислены темы как написанных Пушкиным произведений, так и ненаписанных, и среди ненаписанных поименованы: «Ромул и Рем», «Иисус», «Павел I», «Курбский».

     С другой стороны, в указанном Полном собрании сочинений Пушкина я не нашёл планов поэм «Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Анджело» и «Езерский», но это, конечно, не может служить поводом для сомнений: Пушкин или не Пушкин написал их.
 
     «Пушкинским планом» «Гавриилиады» считаются слова: «Святой дух призвав Гавриила описывает ему свою любовь и производит в сводники [Гавриил влюблён] Сатана и Мария», написанные в шесть строк. Эти слова были «найдены» в пушкинской Кишинёвской тетради № 2365 (лист 28). Фотокопия указанного листа приведена в приложении № 5.1.

     Первое впечатление от этого «плана»: он, как бедный родственник, прилепился там, где ему по большой милости нашлось хоть какое-то место. 

     Подтверждением того, что недоумение по поводу месторасположения «пушкинского плана» «Гавриилиады» имеет совершенно естественную основу, являются следующие оценки взаимосвязи текста и рисунков Пушкина профессиональными исследователями его изобразительного творчества:

     Пушкинские рукописи полны рисунков. Об их богатстве знает всякий, кто соприкасался с подлинниками. В работе Пушкина это – боковая ветвь, но она так велика и многообразна, как ни одна другая. Она сопутствует почти каждой странице его черновиков. Это самый настойчивый спутник его труда. Думать о пушкинских стихах, – значит вызывать в памяти его графику, так же, как рассматривать его рисунки, – значит мыслить о его поэзии.
(Эфрос А.М. «Рисунки поэта». «ACADEMIA», М., 1933 г., стр. 7)

     Рисунки Пушкина <…> менее всего случайны, но они совсем не профессиональны. Они возникают под пушкинским пером постоянно и щедро. Это верные спутники его труда. Когда он пишет, – он рисует. Рисунки не десятками, а сотнями покрывают его рукописи. Кто хоть раз видел их, для того облик Пушкина, наклонившегося над своими черновиками, неотделим от профилей, ножек, завитков, кустов, пейзажей, фигур, ложащихся под его пером на поля и пробелы листа.
(Эфрос А.М. «Автопортреты Пушкина». «Гослитмузей», М., 1945 г., стр. 11-12)

     Рукописи Пушкина с постоянными спутниками черновых набросков стихов – рисунками вызывают в памяти описание альбома Онегина, начертанное поэтом как бы с натуры:

Он был исписан, изрисован
Рукой Онегина кругом.
Меж непонятного маранья
Мелькали мысли, замечанья,
Портреты, числа, имена,
Да буквы, тайны письмена,
Отрывки, письма черновые,
И, словом, искренний журнал,
В который душу изливал
Онегин в дни свои младые…
 
     Рисунки Пушкина возникают главным образом вокруг стихотворных текстов, но далеко не всегда они сопровождают их. Иные произведения настолько поглощали поэта, что уже никакая посторонняя мысль не отвлекала его от труда. Лихорадочно быстро покрывает крылатый почерк лист за листом рабочей тетради. И ни единого рисунка не видим мы на протяжении всего произведения. На одном дыхании написана осенью 1824 года в Михайловском «Клеопатра» (первая редакция стихотворения). Совершенно лишены рисунков рукописи «Бориса Годунова», создававшегося в часы величайшей сосредоточенности мысли.
     Зато «Евгений Онегин» с его лирическими отступлениями, раздумьями о себе, свободно уводящими поэта от плавного течения романа, давал простор Пушкину-графику. Рукописи «Онегина» покрыты рисунками, и больше даже сторонними роману, нежели связанными с ним.
     Сюжеты рисунков поэта разнообразны. Мгновенные наброски – деревья, кустики, женские ножки, лодочки, птицы, лошади – рождаются в ту минуту, когда в голове поэта теснятся образы, а мозг ещё слишком возбуждён, чтобы слагать стихи, когда «пальцы тянутся к перу, перо к бумаге, минута – и стихи свободно потекут…».
     Появляются рисунки и во время «творческих пауз» – по удачному выражению Абрама Марковича Эфроса, основоположника изучения рисунков поэта. Профили, реже фигуры – это портреты. Автопортреты. Иллюстрации к своим произведениям. Фигура уходящей женщины. Наброски руки. Играющей на клавикордах. Биллиардист с кием. И снова профили, профили, профили…»
(Цявловская Т.Г. «Рисунки Пушкина». «Искусство», М., 1983 г., стр. 6-7)

     Замечательный рисовальщик, абсолютно не скованный нормами и условностями цехового профессионализма, он постоянно, на протяжении всей своей жизни сопровождал свою поэтическую (в самом широком значении слова) работу рисунками, запечатлевая на страницах рукописей образы друзей и знакомых, исторических деятелей прошлого и выдающихся современников, литературных кумиров, реализованных и нереализованных персонажей своего литературного творчества. Он рисовал своих близких, любимых, рисовал собственно душевные состояния человека, наконец, рисовал самого себя – себя просто потомка «арапов» Александра Сергеевича Пушкина и себя – Пушкина-художника, Пушкина-поэта или же Пушкина-отрока, Пушкина-старца, коим, естественно, никогда не был.
(Керцелли Л.Ф. «Мир Пушкина в его рисунках. 1820-е годы». «Московский рабочий», М., 1983 г., стр. 6-7)

     Квинтэссенция из приведённых выписок: рисунки Пушкина – сопровождение поэтической работы Пушкина; они возникают вокруг стихотворных текстов и располагаются им на полях и пробелах листа. То есть, в двух словах: текст у Пушкина – первичен, а рисунки – вторичны.

     Исходя из этого, попробуем восстановить процесс творчества Пушкина на интересующем нас листе 28, при этом исходя из того, что на листах 27-29 находится черновик стихотворения «Чаадаеву».
     Несомненно, что сначала вверху листа 28 были написаны несколько строк текста, начатого на предыдущем листе. Затем, на мой взгляд – также несомненно, Пушкин стал рисовать портреты разных людей, расположив в центре листа портрет Гёте, и заняв рисунками почти всю остальную часть листа. Я надеюсь, никто ведь всерьёз не возьмётся доказывать, что сначала был написан «пушкинский план» «Гавриилиады» – из четырнадцати слов, почему-то выполненный в шесть срок – а уж потом появились рисунки.
 
     Если бы «пушкинский план» «Гавриилиады» появился ранее рисунков, то, бесспорно, он был бы положен на бумагу совершенно по-другому. Попробуйте прочитать «пушкинский план» «Гавриилиады» так, как он видится на листе:

     Святой дух призвав
     Гавриила описывает
     ему свою любовь и
     производит в сводники
     [Гавриил влюблён]
     Сатана и Мария

     и задайтесь вопросом: для чего могло бы понадобиться таким несуразным образом разбивать этот немногословный текст? Я не сомневаюсь, что после любой продолжительности раздумий ответ может быть только следующим: текст писался после рисунков – на оставшемся месте.   

     Но, допустим, всё-таки, что «пушкинский план» «Гавриилиады» написан ранее рисунков.
     Но как тогда ответить на вопрос: зачем Пушкину было ютиться с этим текстом на строго ограниченном (кем? чем?) участке листа, располагая текст самым бестолковым образом, если впереди у него было ещё четыре десятка чистых листов (всего в тетради № 2365 – 71 лист)?
     У меня нет никаких вариантов ответа, кроме того, что подобного случиться не могло. 

     А это естественным образом рождает подозрение, что не рука Пушкина вписывала этот «план».

     Подозрение усиливается, когда приходит понимание, что четырнадцать слов «пушкинского плана» «Гавриилиады» сбиты в единое таким образом, чтобы при минимуме слов излагаемого текста добиться максимального эффекта причастности его к сюжету «Гавриилиады».

     И тогда становится понятным, почему для «пушкинского плана» «Гавриилиады» существует незыблемое правило – писать текст, расположенный на автографе в шесть срок, исключительно в единую строку, чтобы не возникали «ненужные вопросы»:   

                Б.ПЛАН
                (ЛБ 65, л. 27)

     Святой дух призвав Гавриила описывает ему свою любовь и производит в сводники [Гавриил влюблён] Сатана и Мария
(Пушкин А.С. «Полное собрание сочинений» в 17 томах, «Воскресенье», М., 1994-1997 гг., том 4, стр. 368)


     Интересный вопрос: почему Пушкин в 1828 году, узнав о начавшемся расследовании дела о «Гавриилиаде», сразу не уничтожил «план «Гавриилиады»?
     Об этом всё время забывают (старательно избегают, не хотят, не умеют) подумать желающие приписать Пушкину «Гавриилиаду».

     Общеизвестно: у Пушкина была отменная память. Он не смог бы забыть о том, что в одной из его тетрадей находится план, богохульный сам по себе, и предполагающий наличие кощунственного произведения. Почему Пушкин не уничтожил лист с «планом «Гавриилиады»? Для этого достаточно было пары минут – найти «план «Гавриилиады», выдрать из тетради страницу и сжечь её. Почему Пушкин не сделал этого?

     Скорее всего, Пушкину было известно, что во время следственных действий по делу о «Гавриилиаде» в квартире у Митькова В.Ф. были опечатаны все документы и затем самым внимательным образом прочитаны (приложение № 2.1., документы № 5 и № 7).
     Пушкин, конечно же, вполне мог допустить, что и его рукописи тоже будут подвергнуты досмотру. 
     Почему он не уничтожил «план «Гавриилиады»?

     Но если по-настоящему исследовать эту тему, то сначала надо озадачиться вопросом: а мог ли «план Гавриилиады», при условии, что его написал сам Пушкин, дожить в его бумагах до 1828 года?

     Пушкин хорошо знал методику следственных действий: в 1822 году, в Кишинёве, практически на его глазах был арестован Раевский В.Ф. – «первый декабрист» или «декабрист без декабря», как его впоследствии называли, – и все бумаги Раевского В.Ф. были внимательно просмотрены следователями.

     В 1824 году Пушкин был исключён из службы и сослан из Одессы в Михайловское за известное письмо об афеизме. В статусе поднадзорного ссыльного хранить Пушкину документы, однозначно уличающие его в безбожии, причём самого вызывающего, кощунственного толка, было бы глупо до безумия.
     Если бы сам Пушкин написал «план «Гавриилиады», он, конечно же, избавился бы от него в то время.

     После событий 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге, Пушкин в Михайловском, узнав об аресте заговорщиков, с многими из которых он был близко знаком и даже дружен, посвятил некоторое время уничтожению имеющихся у него документов, которые могли каким-то образом скомпрометировать арестованных или его самого – это факт широко известен.
     Если бы сам Пушкин написал «план «Гавриилиады», он, конечно же, избавился бы от него в это время, если бы не избавился от него ещё до того.

     Также широко известен факт, когда в Михайловское в сентябре 1826 года явился фельдъегерь сопровождать Пушкина в Москву для встречи с императором, и Пушкин, не зная, что его ждёт в самом ближайшем будущем, «проредил» в очередной раз свои бумаги.
     Если бы сам Пушкин написал «план «Гавриилиады», то он, конечно же, избавился бы от него в это время, при условии, что не избавился от него до сего времени.

     Так и в 1828 году, узнав о начавшемся расследовании дела о «Гавриилиаде», Пушкин, если бы он сам написал «плане «Гавриилиады», безусловно избавился бы от него, если бы, конечно, не избавился бы от него до этого момента. 

      И если «пушкинский план» «Гавриилиады» после всех «чисток» Пушкина своих бумаг всё-таки дошёл до нас в целости и сохранности, то это, естественно, не Пушкин написал его.