Вечный узник
В этом мире – в вечной кутерьме.
Все заботы и дела оставил…
Засов лязгнул – вот я и в тюрьме.
Лишь, гремя ключом, прогрохотала
За спиною кованая дверь.
Сразу петь природа перестала,
Смолкли голоса и птичья трель.
Я смотрю в окно через решётку
На унылый и пустынный двор.
И печаль мне сдавливает глотку,
Совесть меня мучает «Позор!».
Я не узник, только мысль мелькнула.
Вот пришёл с работы – тепла жрец,
Шумно дверь стальная громыхнула:
«Слава Богу, дома, наконец…»
Лязгнул вновь засов, гремя ключами,
Мрачный вид решёток на окне.
Я смотрю печальными глазами –
Всё напоминает что-то мне.
Угнетает времени теченье
И однообразный бег часов.
Тут я в добровольном заточенье,
Жизнь моя закрыта на засов.
Но тревожат по деревне раны,
Душа рвётся ниже этажом,
Там, где, словно ватные туманы,
До того – густы, хоть режь ножом.
Неба синь бездонного, не в клетку,
Где гремят ключи между камней.
Где в росе качает ветер ветку,
Луч зари играется над ней.
Где душа не переносит чванства,
В травах мятных отыскав покой,
Там, где ограничено пространство
Горизонтом, садом и рекой.
Громыхает гром небесной дверью,
По лицу – не слёзы, тёплый дождь.
В чудодейственность его я верю,
Так же, как в пшеницу или рожь.
Эти мне оковы сердцу близки,
Вот он – мой острог, моя тюрьма.
Каторга без права переписки,
Где простор бескрайний свёл с ума.
Я б не дал за эту жизнь ни цента
И готов (мне нечего скрывать),
Камеру трёхкомнатную в центре
На шалаш в Ожоге променять.
Рядом с речкой, что в зной холодила
И дарила радость рыбакам,
Чтобы босиком душа ходила
По росе, ромашкам, василькам.
Сердце, может все-таки отпустит
Стальной обруч каменных домов.
И отступят, может, стены грусти
До Урицких, может быть, холмов.
Пусть, увидев, скажут: «С ума сходит,
Хоть дожил уже и до седин…»
Мудрость всегда с возрастом приходит
Возраст тут пришёл ко мне один.
Как бы теперь не было обидно,
Так и будет сталью лязгать дверь.
За наивность молодости, видно,
Быть мне вечным узником теперь.
Свидетельство о публикации №124081502609