В старинной Англии давно

В старинной Англии давно,
Жил рыцарь Ланселот.
Как все пил красное вино.
Он не красив, и не урод.

Но что поделать, годы шли.
И не был он любим,
Все дам себе давно нашли,
А он был нелюдим.

Наш рыцарь не был богачом,
И скромно одевался,
Не мог похвастаться плащом,
Он старый и порвался.

Его броню покрыла ржа,
Бока коня ввалились,
А благородство и душа,
Не дорого ценились.

В те времена король Артур,
Устраивал турниры,
Любил он звуки медных труб,
И проявленье силы.

Был на Дженевре он женат,
Любви к ней не питал.
Она любила отблеск лат,
И тех, кто в них блистал.

Для всех была как образец,
Мерилом красоты:
«О! Лишь божественный резец,
Ваял её черты».

Она любила, чтобы ей,
В любви все признавались,
Искать же краше и милей,
И думать не пытались.

И только бедный Ланселот,
Никак не восхищался,
При королеве тише вод,
Быть в стороне старался.

Его спокойствие при ней,
Всегда её дразнило,
И чем бывал он холодней,
Тем больше в ней бурлило.

Смешались ярость и любовь,
Обида, злость, досада,
Как лава в ней кипела кровь,
Не зная, что ей надо.

Она и думать не могла,
Что надо отступиться,
И потому в ней злость росла,
Металась как тигрица.

И Ланселота всякий раз,
Прилюдно оскорбляла.
Словами злобными подчас
Она в него метала.

И он ушёл, оставил двор,
И всех своих друзей.
Пришёл он к дубу в старый бор,
И встал под тень ветвей.

И вдруг из чащи на коне,
Снегов земли белее,
Держась легко в своем седле,
Пред ним предстала фея.

Ответа ждёт своей любви.
И щедро одарила.
«Коль нужно будет, позови»,
Но об одном просила:

Чтоб слово дал он,
Никому о ней не говорить,
Под страхом смерти и оков,
Но тайну сохранить.

И видит рыцарь: конь стоит,
Копытом скалы бьёт,
И латы стали как гранит,
Ничто их не берёт.

Как спала пелена от глаз,
Но в чаще скрылась фея.
Вскочил он на коня тот час,
Глазам своим не веря.

И слышал всю дорогу он,
Сквозь цоканье копыт,
Как в кошельке его дорожном,
Вновь золото звенит.

Вернулся в замок, там гулянье.
Зажил богато, широко.
Но ясно помнил, то признанье,
Забыть такое нелегко.

А злость Джаневру вновь заела,
И на пиру, где был весь двор,
Вдруг с Ланселотом она села,
И завела с ним разговор.

«Без дамы-сердца рыцарь слаб,
Нет храбрости в бою,
Труслив и мягок словно раб,
Без страстного «Люблю».

Но вы богаты и красивы,
Вы храбрый рыцарь короля.
Уже ли мы для вас немилы,
И вы живёте не любя?

И разве нет такой девицы,
Хромой, кривой или косой,
Пускай упрямее ослицы,
Чтоб вам не пела «Дорогой?

Она, видать, простолюдинка,
Та, что смогли вы полюбить.
Хочу, чтоб эта дворянинка,
Явилась нас повеселить!»

Слова такие королева,
Сказала так, чтоб знали все.
Интриговать она умела,
И ставить западни везде.

И Ланселот был сломлен пыткой,
Не смог терпеть придворных смех,
Лишь королеве, он с улыбкой,
Сказал: «Что фея лучше всех».

И в миг его поблекло платье,
Кошель стал пуст и конь исчез,
И он, твердя себе проклятья,
Помчался в тот заветный лес.

Напрасно рог свой надувая,
Лесную фею он искал,
Напрасно каялся, рыдая,
Молил простить и снова звал.

Но не пришла с прощеньем фея.
У дуба встречи с ней упал.
Лица с земли поднять, не смея,
Он во всё горло зарыдал.

За ним пришли и отвезли,
Приговорили: чтоб к рассвету,
Он показал предмет любви,
Или за ложь привлечь к ответу.

Он знал, что чудо не случится,
И смерть он примет на заре.
Пусть королева веселится,
Плетя интриги при дворе.

Не о себе он думал ночью.
Что с феей? Как она?
О, только знать бы, как помочь ей!
Всё для неё свершит тогда!

Не пощадит ни кровь, ни душу,
Что скажет, бросит ей к ногам.
Он сердце извлечёт наружу,
И в её руки вложит сам.

Но вот и суд. Приводят в зал,
Там рыцари с кем вместе он сражался.
На троне он Дженевру увидал,
И смерть принять свою собрался.

Дженевра в гневе оскорбленья,
Решает: рыцарю не жить,
И по закону нет прощенья,
Позор лишь кровью можно смыть.

Вдруг распахнулись настежь двери,
И в зале заседания суда,
Сверкнуло солнце, соловьи запели.
Такого не бывало никогда!

Вошла она, и стало тихо в зале.
Всем стало ясно: рыцарь не солгал,
И красоты такой вовеки не видали,
А суд в оцепенении молчал.

Она стояла в платье листвы вешней,
Из бабочек венец её порхал,
А на руке прекрасной, белой, нежной,
Могучий сокол восседал.

«Решенье я по лицам вашим вижу,
И знаю, что теперь свободен он,
Тебя я, рыцарь, больше не увижу,
За то, что ты нарушил договор.

От зависти лицо моё бледнеет,
От пересудов увядаю я.
Ведь я – Любовь и делаюсь сильнее,
Когда люблю и любят лишь меня.

Когда ж меня пред всеми выставляют,
Гордятся мной, как будто я трофей,
То красота моя и силы убывают,
Они не бесконечны и у фей».

И латы его солнцем засияли,
И серебром вновь заблестела бронь,
В окне открытом судьи увидали,
Что Ланселота ждёт прекрасный конь.

Она ушла. Вспорхнула на коня,
И полетела словно птица,
И слышно было, как звенит земля,
Да только пыль за ней клубится.

Но вот за нею в тот, же миг,
Помчался рыцарь, лошадь, загоняя,
Её не скоро он настиг,
По имени всё время окликая.

Скакали день. Настала ночь.
И лошадь с феей устремилась в реку.
Никто не может рыцарю помочь.
И в воду Ланселот нырнул с разбегу.

Но тянет бронь его на дно реки,
И рыцарь начинает погружаться,
Вот на поверхность всплыли пузырьки…
Не смог до берега добраться.

С трудом глаза его открылись.
Кто-то дышит, прерывисто и жарко на него.
Наш Ланселот и фея очутились,
На острове, что в море, далеко.

И он лежал счастливый и влюблённый,
Среди цветов и птичьих голосов.
Любовью к фее он навеки окрылённый,
Лишь для неё на подвиги готов.