Отделим зёрна от плевел. Лермонтов. Кн. 2. Часть31

Начало: Введение - http://stihi.ru/2024/06/10/1086


«Теперь я не пишу романов – я их делаю»
==========================================
Часть 31

Не хочу, – и не буду, – вдаваться в подробности конкретно самих воспоминаний Екатерины Александровны Сушковой (Хвостовой в замужестве), ибо они производят впечатление художественного романа, нафантазированного и приукрашенного явно в пользу самой «жестоко обиженной»  мемуаристки, которая, взывая к сочувствию читателя, одновременно с этим горделиво и с подробностями, не брезгуя и откровенной ложью (например, про «булочки с опилками» к чаю и т.д.) повествует читателю историю «любовных отношений»   с   с а м и м   Михаилом Лермонтовым, очевидно и напоказ хвастаясь как самим фактом отношений, так и списком лермонтовских стихотворений, подаренных ей юным «неуклюжим, косолапым мальчиком» Мишелем.  При этом она беззастенчиво присовокупила к своему списку стихотворений и те стихи, что были написаны поэтом гораздо позже, и к ней самой никакого отношения не имеющие. Кто близко знал г-жу Хвостову, – например, писательница Н.Д. Хвощинская-Зайончковская, – были откровенно возмущены неправдой опубликованных воспоминаний: она написала о Лермонтове «совсем не то, что она   с а м а   ж е    рассказывала»…

Чтобы внести некоторую ясность для тех, кто «ни разу не в курсе», скажу следующее. Это случилось ещё   д о   страстной любви к Наталье Ивановой. Когда Мишелю было полных 15-ть лет, – «Катиш-black eyes» (блэк айз – чёрные глаза) было уже «хорошо» за 18-ть; и она «уже две зимы выезжала в свет», посещая московские балы и принимая ухаживания мужчин в светском обществе. Над влюблённостью «двоюродного брата Сашеньки Верещагиной», – которого «все называли просто Мишель», «неуклюжего, косолапого мальчика» (по её словам), – она едко насмешничала и даже глумилась для забавы, унижая достоинство и отравляя честолюбие подростка, – при этом весело проводя время в компании с ним, учащимся в Благородном пансионе при Московском университете, и с его кузиной – 20-летней Сашенькой Верещагиной… Но откровенные высмеивания влюблённости «мальчика Мишеля» …всё же не мешали ей принимать от него стихи, удовлетворяя собственное самолюбие: принимала, и, как выяснилось после гибели поэта,  –  х р а н и л а…  Но когда Михаил Лермонтов закончил обучение в Юнкерской школе и появился в свете не в «студенческой курточке», каким запомнился, а в щегольском офицерском мундире Лейб-гвардии Гусарского полка… –  она стала благосклонно принимать его ухаживания в надежде получить предложение «руки и сердца», только… теперь уже настала очередь Михаила Юрьевича «посмеяться» над нею: «…я хорошо отомстил за слёзы, которые меня заставило пролить 5 лет тому назад кокетство  m-lle С. Но мы ещё не расквитались! Она терзала сердце ребёнка, а я только помучал самолюбие старой кокетки…», – пишет он Сашеньке Верещагиной, на глазах у которой и происходили постоянные унижения и ядовитые насмешки над поведением и чувствами её кузена… К тому же, как лермонтоведы видят из переписки Лермонтова с М.А. Лопухиной и А.М. Верещагиной, – обе его приятельницы-конфидентки (доверенные лица) были против Сушковой и её брака с Алексеем Лопухиным.

[ Дорогой Читатель, простите мне этот совет, но прошу Вас: не забывайте (это я о письмах), что мы с Вами читаем, рассуждаем и судим (?..)   т о,   что вовсе   –   н е   д л я   н а с   –   писано. Но, поскольку, как я уже сообщала,   н а м   с   В а м и   (в порядке исключения, конечно)  –  Михаилом Юрьевичем   …р а з р е ш е н о,   то мы можем узнать подробности этой «московско-петербургской истории», растянувшейся на целых пять лет, непосредственно от самого Лермонтова, изложившего петербургскую часть «истории» в письме к Александре Михайловне Верещагиной (в замужестве баронессы фон Хюгель). Н-но. Прежде, чем Вы начнёте вчитываться и понимать написанное Михаилом Лермонтовым, хочу упредить Вас, что ежели Вы, – лично Вы, – являетесь человеком великодушным и прощающим мерзавцев, даже когда они и не думают раскаяться в содеянной гадости… то, пожалуйста: не торопитесь соглашаться с «мартыноводами» и осуждать Лермонтова;   н е   
с т а в ь т е   с е б я   н а   м е с т о   m - lle   C a t h e r i n e   С у ш к о в о й   и не пытайтесь оправдывать её только потому, что она – женщина. И… не жалейте её, ибо она   –   «добросовестно»  …з а с л у ж и л а   полученное. И ещё. Не забывайте лермонтовское: «…т е п е р ь   о н а   п о ч т и   п р и н у ж д а е т   м е н я   у х а ж и в а т ь   з а   н е ю…», – из ранее прочитанного нами письма Михаила Юрьевича от 23 декабря 1834 года к Марии Александровне Лопухиной. То есть, как мы видим, это именно поведением самой мадемуазель Сушковой – лично – было инициировано «петербургское» продолжение... – правда, она рассчитывала совсем на другой конец «любовной истории», так как, по-видимому, считала свои «женские чары»… неувядаемыми.]
 
Итак, – читаем письмо Лермонтова к А.М. Верещагиной, отправленное из Петербурга в Москву зимой 1835 года:

     «Любезная кузина! Я решил уплатить вам долг, который вы не соблаговолили с меня требовать, и надеюсь, что это моё великодушие тронет ваше сердце, с некоторых пор ставшее таким жестоким ко мне. В благодарность за это я прошу лишь несколько капель чернил и два-три росчерка пера, которые бы известили меня, что я ещё не совершенно изгнан из вашей памяти. …… Наконец, если вы будете и далее упорствовать в своём молчании, я могу вскоре прибыть в Москву – и тогда мщение моё не будет иметь границ. На войне, как вы знаете, щадят сдавшийся гарнизон, но город, взятый приступом, без пощады предают ярости победителей.
       После этой гусарской бравады я припадаю к вашим стопам, чтобы испросить себе прощение, в ожидании, что вы мне его даруете.
       Окончив прелиминарии, начинаю рассказ о том, что со мною случилось за это время, как делают это при свидании после долгой разлуки.
       Алексис мог рассказать вам кое-что о моём жить-бытье, но ничего интересного, если не считать таковым начало моих приключений с  m-lle Сушковою, конец коих несравненно интереснее и смешнее. Если я начал за нею ухаживать, то это не было отблеском прошлого. Вначале это было просто развлечением, а затем, когда мы поладили, стало расчётом. Вот каким образом. Вступая в свет, я увидел, что у каждого есть какой-нибудь пьедестал: богатство, имя, титул, связи… Я увидел, что если мне удастся занять собою одну особу, другие незаметно тоже займутся мною, сначала из любопытства, потом из соперничества.   
       Я понял, что  m-lle С., желая   и з л о в и т ь   м е н я  (техническое выражение), легко скомпрометирует себя ради меня; поэтому я её и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя. Я обращался с нею в обществе так, как если бы она была мне близка, давая ей чувствовать, что только таким образом она может покорить меня… Когда я заметил, что мне это удалось, но что ещё один шаг меня погубит, я прибегнул к маневру. Прежде всего в свете я стал более холоден с ней, а наедине более нежным, чтобы показать, что я её более не люблю, а что она меня обожает (в сущности, это неправда). Когда она стала замечать это и пыталась сбросить ярмо, я в обществе первый покинул её, я стал с нею жесток и дерзок, насмешлив и холоден с ней, я ухаживал за другими и рассказывал им (по секрету) выгодную для меня сторону этой истории.   О н а   так была поражена неожиданностью моего поведения, что сначала не знала, что делать, и смирилась, а это подало повод к разговорам и придало мне вид человека, одержавшего полную победу; затем она очнулась и стала везде бранить меня, но я её предупредил, и ненависть её показалась и друзьям (или недругам) уязвлённою любовью. Далее, она попыталась вновь завлечь меня напускной печалью; рассказывала всем близким моим знакомым, что любит меня, – я не вернулся к ней, а искусно всем этим воспользовался… Не могу сказать вам, как всё это пригодилось мне; это было бы слишком долго и касается людей, которых вы не знаете. Но вот смешная сторона истории. Когда я увидал, что в глазах света надо порвать с нею, а с глазу на глаз всё-таки ещё казаться ей верным, я живо нашёл чудесный способ – написал анонимное письмо: «M-lle,   я   ч е л о в е к,   з н а ю щ и й   в а с,   н о   в а м   н е и з в е с т н ы й… и т.д...,   п р е д у п р е ж д а ю   в а с,   б е р е г и т е с ь   м о л о д о г о   ч е л о в е к а:   М. Л.   О н   в а с   с о б л а з н и т,   и   т. д…   в о т   д о к а з а т е л ь с т в а   (р а з н ы й   в з д о р)   и   т. д.». Письмо на четырёх страницах! Я искусно направил это письмо так, что оно попало в руки тётки; в доме гром и молнии… На другой день еду туда рано утром, чтобы, во всяком случае, не быть принятым. Вечером на балу я с удивлением рассказываю ей это; она сообщает мне ужасную и непонятную новость, и мы делаем разные предположения – я всё отношу на счёт тайных врагов, которых нет; наконец, она говорит мне, что её родные запрещают ей говорить и танцевать со мною, – я в отчаянии, но остерегаюсь нарушить запрещение дядюшек и тётки. Так шло это трогательное приключение, которое, конечно, даст вам обо мне весьма лестное мнение. Впрочем, женщина всегда прощает зло, которое мы причиняем другой женщине (а ф о р и з м ы   Л а р о ш ф у к о). Теперь я не пишу романов – я их делаю.
       Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слёзы, которые меня заставило пролить 5 лет тому назад кокетство  m-lle С. Но мы ещё не расквитались! Она терзала сердце ребёнка, а я только помучал самолюбие старой кокетки, которая, может быть, ещё более… но во всяком случае я в выигрыше: она мне сослужила службу. Я ведь очень изменился! Не знаю, как это происходит, но только каждый день придаёт новый оттенок моему характеру и взглядам – так и должно было случиться, я всегда это знал… но я не думал, что это будет так скоро. Надо вам признаться, любезная кузина, причиной того, что не писал к вам и  m-lle Marie, был страх, что вы по письмам моим заметите, что я почти недостоин более вашей дружбы… ибо от вас обеих я не могу скрывать истину; от вас, наперсниц юношеских моих мечтаний, таких чудных, особенно в воспоминании.
       < ……………………………………………………………………… … … …>
       Но довольно говорить о моей скучной особе, побеседуем о вас и о Москве. Мне передавали, что вы очень похорошели, и сказала это г-жа Углицкая; … Она мне также сообщила, что  m-lle Barbe  выходит замуж за г. Бахметева. Не знаю, верить ли ей, но во всяком случае, я желаю   m-lle Barbe  жить в супружеском согласии до   с е р е б р я н о й   свадьбы, и даже долее, если до тех пор она не разочаруется!..
       < …………………… ... ...>
Не знаю, надоедать вам – лучшее ли это средство добиться прощения? Восьмая страница приходит к концу, и я не решаюсь начать десятую… Итак, любезная и жестокая кузина, прощайте, и если точно вы возвратили мне своё расположение, дайте мне знать о том письмом от вашего лакея, ибо я не смею рассчитывать на собственноручную вашу записку.

       Имею честь быть тем, что помечают в конце письма…
                Вашим покорным   М.  Л е р м а н т о в ы м.

P.  S.    Передайте, пожалуйста, мои поклоны тётенькам, кузинам, кузенам и знакомым.»   


(Конец цитирования)


…А Михаил Юрьевич, кстати, – в глазах «любезной кузины» вовсе и не старается выглядеть «белым и пушистым», и даже признаётся, что у него появился страх оказаться «почти недостойным дружбы». Но всё же он пишет абсолютно открыто, честно и искренне, не скрывая своего удовлетворения от «игры в любовь» со «старой кокеткой m-lle С.», иронично называя это «трогательным приключением» и – ниже – «злом», которое легко прощается теми женщинами, коих оно не коснулось…

Но… – как видится лично мне… – для Лермонтова сия «месть» – лишь «психологический практикум»: выполнение исследований в объёме «психология общения», способствующее проведению экспресс-диагностики собственных коммуникативных и личностных качеств. (А иначе, – не зная тонкостей человеческой психологии, – …как бы ему удалось так гениально написать первый в России психологический роман «Герой нашего времени»?.. Ведь Лермонтов не скрывает, что по окончании этой «истории» он остался «…во всяком случае в выигрыше: она мне сослужила службу. Я ведь очень изменился! Не знаю, как это происходит, но только каждый день придаёт новый оттенок моему характеру и взглядам – так и должно было случиться, я всегда это знал… но я не думал, что это будет так скоро»… И действительно: в непривлекательном образе Негуровой Елисаветы Николаевны в романе «Княгиня Лиговская» (1836 г.) нетрудно узнать Е.А. Сушкову. Помните, как в письме к Верещагиной Лермонтов написал «Но мы ещё не расквитались!»?.. – так вот, оказывается, он имел в виду именно это: Сушкова оказалась очень «смачным» прототипом…

И – будем справедливы: Екатерине Александровне Сушковой – всего лишь – «прилетела обраточка». Она «получила своё»: воздаяние –  полной мерой, о чём сама, впрочем, с нескрываемым удовольствием, в подробностях и с упоением «раструбила на весь мир» в опубликованных воспоминаниях, при этом – не скрывая, что её распирает от гордости: ибо очень немногие из дам могли похвастаться стихами, обращёнными к ним самим Лермонтовым!.. (Вы можете прочесть её воспоминания, если пожелаете, в книге «М.Ю. Лермонтов. Воспоминания современников», 1989 года издания, стр. 86).  Да и кто бы знал, что есть-де где-то какая-то Сушкова-Хвостова, если бы не её знакомство с поэтом? Ну... что поделать: повезло!.. И она, не растерявшись... – извлекла из этой ситуации для себя всё, что только было возможно, и, в своё время, пребывала в самом центре внимания великосветской аристократии, что, конечно же, весьма льстило её самолюбию и «повышало вес» в светском обществе... И разве её публикации и поведение в свете не подтверждают нам правоту Михаила Юрьевича?   
 
А если Вы вдруг подумаете, что… я «наговариваю» на Катрин Сушкову из желания защитить и «обелить» своего любимого поэта Лермонтова, и всё, мол, «было совсем не так» и «она же женщина», то могу Вас заверить в своей объективности и непредвзятости, ибо, – согласитесь, – она бы никогда (даже «под дулом пистолета»!) н е   с т а л а   б ы   п у б л и к о в а т ь   в 1869-м году – для каждого любопытствующего – в «Вестнике Европы» этот самый настоящий позор собственной пошлой жестокости к влюблённому в неё, – умному и талантливому мальчику-подростку, – и при этом…  более того: отдать на всеобщее смакование подробности нескрываемого мужского хохота над её мечтательными потугами выйти – за него же – замуж…   
   
…Так если уж ей-то самой это   н р а в и л о с ь:   и   в с п о м и н а т ь,   и   т и р а ж и р о в а т ь...  –   то в чём же вы хотите обвинить поэта?!. Лермонтов   з н а л   её изнутри, он давно   п о н я л   её суть, – и поэтому уберёг друга Алексея Лопухина от опрометчивого брака. – …Браво, Лермонтов!


Продолжение:
Часть 32. Трактат про Её Величество Поэзию
http://stihi.ru/2024/08/20/575


Вернуться:
Часть 30. «…поэзия, залитая шампанским»
http://stihi.ru/2024/08/14/1803