Семья Гурвиц на Брайтон-Бич

Семья Гурвиц на Брайтон-Бич

***

Реб Гирш Гурвиц
Жена Голда
Бабушка Хая
Дедушка Арье
Берл – сын, 11 лет
Додик – сын, 8 лет(двойняшки с Нэтали)
Нэтали – дочь, 8 лет
Кэт – дочь, 6 лет
Арон – сын, 4 года
Лена – дочь, 3 года
Дедушка Арье, отец Гирша
Бабушка Хая, мать Гирша

Брайтон-Бич (Brighton Beach) – южная часть района Бруклин Нью Йорка в пределах Кони Айленда (Coney Island) вдоль побережья Атлантического океана. 
Район густо населён русскоговорящими иммигрантами и известен пляжами Атлантики и близостью развлекательных парков на полуострове Кони Айленд.

***

– Папа, ты обещал “Герои и оружие”, если я выучу алейну (молитва) на отлично. 
– Берл, сынонька, я только раввин – не миллионер. Месяц назад я купил тебе “Битву царств”. 
– Я их не просил. Ты купил эту игру для себя, а на меня сваливаешь.
– Давай так, ты подождёшь до хануки, и я тебе подарю этих героев вместо ханука-гелт.
– Давай так, папа, я позвоню маминой бабушке и попрошу её приехать к нам на месяц.
– Ну хорошо – хорошо. Бабушку не надо. Завтра ты получишь героев с оружием.

***

– Гирш, у меня есть два первых: вчерашний борщ и свежий куриный суп. 
– Давай суп.
– А тебе что, мой борщ не нравится?
– Хорошо, давай борщ.
– Не делай мне одолжение. Ешь суп.
– Голда, не делай гармидер без причины. Я же не могу кушать два супа.
– Иди в столовую. Суп уже на столе.
– Хорошо, собери его а тарелку.
– Ой, как смешно. В семье нет денег, а он шутит.
– А что еврею делать ещё, если у него нет денег –  быть серьёзным?! Дорогая, я просто хочу поднять твоё настроение.
– Мне не надо его поднимать. К нам приезжает моя мама, она и поднимет мне настроение. Ешь суп. Он очень горячий, шлемазл.
– Нормальный. А где курица? Утонула в супе?
– Нет, она только приняла в нём ванну. Курица на второе.
– Да, Голда, дорогая, кстати, я сегодня могу прийти поздно, в таком случае ужинайте без меня.
– Гирш, я давно хочу тебе сказать, что проповеди твои слишком и чересчур…
– Голда милочка, прости, что перебиваю, но ты знаешь, почему Господь сначала сотворил мужчину, а потом женщину? Ты не знаешь… Так я скажу тебе: потому что Ему не нужны были женские советы.
– Вот это потому, что у него не было разумной жены, как у тебя. Посмотри, сколько на земле проблем.

***

– Вот послушай, Гирш, давай без обиды.
– Да, Голдочка, я и не собираюсь обижаться. Говори, я слушаю.
– Позавчера в синагоге после службы ты принимал лесть твоих прихожан с восторгом и упоением, ты купался в ней.
А у меня хоть IQ выше твоего – я скромнее. 
– И как же ты это высчитала?
– У меня два диплома. Я, в конце концов, совладелица успешного бизнеса, приношу в семью денег больше. И ты будешь настаивать, что ты меня умнее?
– Нет, Голда. Это факт. 
– Факт… Даже факт! А кто, где и когда его установил.
– Ты и я вместе, когда поженились. Только я женился удачнее. У меня жена умнее, чем у тебя муж. 

***

– Шамес Голдвин.
– Да, ребе Гирш.
– Там что, играют в шахматы?
– Да, а разве нельзя?
– Нет, можно, но кто это там играет?
– Ребе, не стыдно ли Вам. Как Вы могли запамятовать Додика Штеймана?
– Я знаю Додика, но я знаю его способности. Я спрашиваю, с кем он играет?
– О ребе, этого я не знаю. Это кто-то новый в нашей синагоге.
– Хорошо, шамес, спасибо.
Шалом, уважаемые. Как игра? 
– Шалом, реб. Я тут задумался и не услышал, как Вы подошли, – извинился Додик.
– Шалом, ребе. Я Ури Вагол, приехал из Кливленда навестить моего кузена Феликса Штеймана.
– Мистер Ури, рад видеть Вас у нас. Вы любите шахматы?
– Да как Вам сказать, в СССР я занимался ими почти профессионально. Даже стал, как у нас называлось, мастером – мастером спорта по шахматам.
– Ого! Это очень сильно.
– Да, но с моего приезда я нигде не играл. Нет времени. Да вот племяннику не откажешь.
– Додик вас уговорил играть с ним в шахматы? Вот это номер!
Додик, а чего ты сел играть с мастером? Ты понимаешь, где ты? Смотри, сколько людей на вас сейчас смотрят.  
– Ребе, вы говорите с таким упрёком. По-вашему это некошерно играть в шахматы в субботу?
– Додик, так играть в шахматы грех в любой день недели.

***

– Ребе Гирш, вы когда-нибудь были счастливы совершенно?
– Счастлив – да, не без этого, но вот совершенно… Мне надо подумать, а Вы, мистер Фишман. 
– О! Я был. Целых 26 лет – ни тревог, ни забот. 
– А Ваша жена Клара. Была ли она счастлива?
– Конечно, но меньше немного – 23 года.
– А потом?
– А потом нас познакомили.

***

– Гирш, мне было сегодня так стыдно в магазине от Арончика. 
– От Арончика, Голда? Такой смышлёный и послушный. Четыре года, воспитательница говорит, что по уму ему все десять. А что случилось?
– Мы повстречались с мистером Лицзянем. Преподавателем Case Western, ну ты помнишь. Он принял Арончика за девочку: какая у вас доченька-красавица с золотыми волосиками. Арончик спускает штаны и говорит: смотри, я сыночек.
Герш, я впервые в жизни видела круглые китайские глаза.

***

– Ребе Гирш.
– Да, мистер Колкер. Что я могу сделать для Вас?
– Ребе Гирш, жена родила сына 31 декабря.
– Я это уже знаю. Я же приходил поздравить Гиту в Вашем присутствии. Вы разве не помните?
– Нет, я, безусловно, помню и Вам много благодарен за внимание. Но у меня есть трудная, так сказать, дилемма. Если я запишу его на год позже, то он на год позже пойдёт в ешитву, если я запишу его на год раньше, он на год раньше пойдёт в армию. Посоветуйте, как быть.
– А Вы запишите как есть.
– И правда. Какой Вы таки умный, реб Гурвиц.  А мне бы это даже в голову не пришло.

***

Четыре пожилые подруги играют в карты во дворе синагоги перед службой. Голда тасует.
– Ой вейз мир, – тяжело вздыхает Фаина, усаживаясь удобнее.
– Май готеню, май готеню, – горько поддакивает ей Дина.
– Ай-я-яй я-яй, – переживает Мария, ёрзая на своём стуле.
– Девочки, – перебивает их Голда, – хватит о детях. Давайте играть в карты.

***

На второй день Суккота после небольшого банкета в синагоге кантор Янкель Шакун отозвал ребе Гурвица в сторону:
– Ребе, я думаю, что наша красотка-секретарша перебрала достаточно и ей не следует садиться за руль. Не подвезёте ли Вы Клару, Вам это по дороге.
– Конечно, конечно. Посадите её в мою машину, я скоро выйду.

У Клариного дома ребе Гирш притормозил, та выпрыгнула из машины и побежала вовнутрь. Ребе поспешил домой – его ждала Голда, чтобы ехать на обряд бракосочетания в Хиллель-клубе.
В дороге краем глаза ребе Гирш увидел выглядывающую из-под сиденья жены туфлю на высоком каблуке. 
– Вот пьяная Клара,  – подумал ребе. Скандала он не хотел, не хотел и объясняться. Показав на выставку картин справа вдоль дороги, реб Гирш ловко выхватил туфлю из-под сиденья и удачно вышвырнул её в окно. 
У клуба ребе Гирш терпеливо стоял у открытой пассажирской двери, а жена всё никак не выходила. Она искала под своим сиденьем, где ничего не было и быть не могло, и не могла успокоиться. 
– Что ты там потеряла, Голда? Нам пора идти, – нетерпеливо спросил ребе Гирш? Скажи мне, может, я знаю.
Ничего я не потеряла, – ответила Голда с отвисшим лицом. – Я скинула с ноги туфлю по дороге, а теперь её нет. Это же не иголка. 
– Ну не знаю. Мне уже надо идти, ждут, а ты вернись домой и надень другие туфли.

***

– Гирш, твой папа Арье был здесь, привёз Додика.
– Ну хорошо, а чего так быстро? Почему он меня не подождал?
– Он был зол и сказал, что мы не воспитываем наших детей.
– Ну это старая песня бабушек и дедушек. А он сказал в чём дело?
– Конечно, сказал. Он возил Додика на спине – они играли в ковбоев, пока дедушка Арье не ударился головой об угол тумбочки.
– И разбил голову?
– Нет, крови не было, но шишка приличная, головная боль, тошнота, головокружение. Папа лёг на кровать, приложил лёд к ушибу, а Додик спрашивает: 
– Дедушка, так ты меня больше катать не будешь? – Нет, внучек, больше не могу – съездился.
– А что такое съездился?
– Колени болят. Больше не могу, меньше – тоже.
– Вообще-вообще?
– Вообще-вообще.
– Тогда, Додик говорит, дедушка, я тебя пристрелить должен. Так ковбои делают. Ты уже всё равно старый.

***

 – Папусик, – встречает ребе Гирша на крыльце Нэтали, – ты обещал, пойдём в парк, Додик и Натан уже ждут со своими досками.
– Я знаю, доленька, мальчики, я помню. Но я так устал, у меня ноги готовы отвалиться. Давайте завтра, дети мои. Завтра – это точно.
– Папочка, а давай сейчас, до того как у тебя ноги отвалятся.

***

Ребе Гирш поехал на кладбище совершать обряд похорон.
Нэтали приходит со школы.
– Мама, а где папа? 
– А что такое, лапусик, может, я смогу помочь?
– Нет, мне нужен только папа, а где он?
– Он на кладбище.
– Во?! А зачем сразу на кладбище? Может надо было сперва к доктору в больницу?

***

Поздним вечером семья Гурвиц в машине домой едет через неблагополучный район Нью-Йорка. На перекрёстке дорогу перебегают девушки.
– Проблем ищут, – кивая жене, говорит ребе Гирш.
Через минуты они проезжают мимо группы негров.
– А вот и проблемы ждут, – замечает Додик.

***

Голда в турнире по боулингу. На соседней дорожке играет дедушка, на вид около семидесяти. Он без остановки болтает с окружающими, красиво острит и удачно шутит. Очаровал и Голду. И вот они вместе идут на парковку. Старик просит:
– Голдочка золотая, меня забирать приедет жена, Вы при ней со мной не разговаривайте. Она думает, что я оглох семь лет назад в мои семьдесят.
– Я восхищена Вашей мудростью и изобретательностью, – восхитилась Голда.

***

– Мама, нас шесть сестёр и братьев, а почему у тёти Лии и дяди Шломо нет детей совсем?
– Потому что, Натанчик, им аист ещё не принёс.
– А-а... Они ещё верят в аиста. Тогда понятно.

***

Голда и ребе Гирш сидят на веранде, над ними высокое дерево с галдящими птицами. Голда просматривает телефон, Гирш читает сидур.
– Да, дорогая, – говорит Гирш, поворачиваясь к жене.
Голда гневно и долго смотрит на мужа и только потом отвечает.
– Если на воронье карканье ты ещё раз скажешь: да, дорогая, ты будешь иметь вырванные годы.

***

– Шалом, реб Гирш.
– Шалом, Борух. Ма нишма (что у тебя)?
– Совет нужен.
– Я сейчас предельно занят, Борух. Давай в другой раз.
– Но у меня дело неотложное, рабби Гирш, пожалуйста.
– Тогда рассказывай, я буду внимателен.
– Реб Гирш, я хочу жениться.
– Женись, Борух, женись. Дело в хозяйстве нужное.
– Но у меня нет невесты.
– Не женись. Как возможно?
– Но я знаю девушку на выданье.
– Прекрасно, женись на ней.
– Да, женись – а она некрасивая.
– Не женись, Борух, не женись.
– Но другой у меня нет.
– Женись на том, что есть.
– Мама её меня не любит.
– Не женись, это плохо.
– Папа обещает миллион и берёт в компанию.
– Женись,  тут отказаться глупо.
– Реб Гирш…
– Извини, Борух. Смотри в окно. Через улицу смотри. Что видишь?
– Церковь.
– Вот иди туда и крестись.
– А это вдруг чего, реб Гирш?
– Будешь тогда попу голову морочить. Дай мне закончить проповедь.

***

– Натан, я тебе говорю уже не первый раз. Перестань отбирать у Нэлли её куклу. Ты же мальчик. У тебя есть твой конструктор.
– Мама, вот для него мне и нужна кукла.
– Натан, если ты не исправишься, папа купит тебе скрипку.
– Не надо, мамочка. Вот увидишь, я больше не буду.

***

– Мама, Додик звонит мне и плачет, что дедушка взял и не отдаёт ему его велосипед.
– Здравствуйте, мама Хая. Что там случилось?
–  Да, Голда, приходит срок, когда детей надо учить жизни, так завещал Хашем. 
Я тебе скажу, дочка, что было. 
Дедушка Арье начал учить с Додиком Тору, ему уже исполнилось пять. А мальчик убегает кататься на велосипеде, что вы с Гиршем ему купили, когда привезли к нам на лето. Он этот велосипед ставит у стола и смотрит на него вместо книги.
Тогда Арье принёс в дом наши старые стенные часы и стал в них копаться. Додик застыл рядом и с завистью стал смотреть на эти колёсики и стрелки, их движения под стук маятника. Он попросил у дедушки можно ли ему иметь эту игрушку.  Арье сказал да, но в обмен на велосипед. Иди, парень, в свою комнату, подумай и реши. Додик быстро прибежал обратно и сказал, что согласен. Обменялись. На другой день Додик принёс часы и попросил велосипед обратно. Нет, – сказал папа. Это было твоё решение.
– Я понимаю, но он же ещё ребёнок, мама.
– Голда, он сперва еврей. Пять лет та пора, когда еврею надо начинать учить Тору и принимать обдуманные решения. Это всё, Голда.

***

Бабушка Хая выходит на крыльцо.
– Клара и Натан, оставьте санки и идите в дом сейчас же?
– А что, бабушка, нам холодно?
– Нет, вы хотите кушать.

***

– Гирш, Арончик уже замучал меня – хочет собаку. Может, купим?
– Голда, никаких собак в доме. Пусть попросит тётю Риву. Живут по соседству. К ним и будет ходить играть с собакой.
– Он уже просил.
– Она отказалась…
– Ну конечно. Они едва с котом управляются. У них нет собаки.
– Бабушку Хаю?
– Ого! Ты думаешь из Флориды они будут каждую неделю привозить сюда собаку Арону поиграть?
– Скажи Арону, пусть попросит Джерри.
– Кого? Я не знаю никакого Джерри.
– Натонски знаешь?
– Конечно, мы с Гретой друзья.
–  Джери – это их пёс. Пусть с ним и говорит.
– Ты так думаешь?
– А что мне ещё думать?
– Глупо, но я ему скажу.
– Слушай, Гирш, всё уладилось с Арончиком. Твой совет сработал.
– Что Джерри ответил Арончику?
– Ответил Грег Натонски.
Он объяснил Арончику, что Джерри мальчик, вырастет будет мужчиной, а мужчины не рожают, рожают женщины. Значит, Джери нужна жена. Но Джерри только четыре года. Вот когда он вырастет и женится, то его жена родит Арончику щеночка.
Арончик спросил, когда это будет. И мистер Натонски объяснил, что легальный возраст в нашем штате 18 лет. Нужно подождать лет 14-15. – Всего? –  сказал Арончик? –  Ну тогда я подожду. – Да, Арончик. Закон есть закон, его надо соблюдать. – Хорошо, –  согласился Арончик. Это недолго, я пока поиграю в “Полёт на Альгамбру”.
– Ну вот, Голда, Барух Хашем.
 

***

– Гирш, послушай, что Берл сегодня мне ответил.
– Да, Голда.
– Я говорю. Если ты будешь таким непослушным, я заболею и умру. Он говорит, мама, а если я буду послушным? – Ну тогда я буду жить. – Тогда, мама, я буду непослушным-непослушным, а потом один день послушным, и ты снова будешь жить.

***

– Кэт, что с тобой? Какой ужас! Ты что подралась?
– Да, мамочка, с Диной.
– Но ты же девочка. Девочки не дерутся.
– Мама, Дина мой лучший друг, а друзья должны помогать друг другу. Дина ударила меня совком по голове, и я, как друг, должна была её поддержать, и тоже ударила её по голове. Только я промахнулась, попала по руке. Тогда она как друг тоже хотела ударить меня по руке, и тоже промахнулась…

***

– Как тебя звать, красавица?
– Лена, дядя доктор, а ещё лапочка, доленька, моя радость. У папы я дочура, котик и зайчик.
– Ух ты! Сколько у тебя имён и все такие красивые. А как зовёт тебя бабушка?
– Леночка, моя хорошая, ну что эта гадость опять натворила!
– А что это у тебя с пальчиком, Леночка?
– Вот пальчик опух. Очень больно, если дотронешься.
– Что-нибудь случилось? Есть какие-нибудь объяснения, миссис Гурвиц?
– Не могу допроситься, мистер Горков. Спросите сами, может Вы поймёте.
– Леночка, расскажи доктору, что случилось с твоим пальчиком. Мне нужно знать, чтобы помочь тебе.
– Меня укусил Максик, мы с ним играли.
– Максик – это братик твой?
– Нет, он даже лучше. Он собачка у тёти Клары.
– За что же он тебя так?
– Я не знаю. Наверное, потому что я его укусила.
– А за что ты его укусила?
– А чего он на меня гавкает?
– А сейчас, Леночка, я тебе сделаю ма-аленький укольчик. Ты же не боишься.
– Ещё как боюсь.
– А что тебе надо, чтоб не боялась?
– Шоколадный батончик.
– Ха, я дам тебе пять за укол.
– Тогда делайте два.

***

– Гирш, сынок, я сегодня был в твоей синагоге. Что это такое ты сотворил, что весь кагал восхищается этим?
– Ха, папа, это и в самом деле занятно. Я услышал о таком случае, кажется в России. Я был очарован и подумал о радости Голды и о гордости моих ребят, Барух Хашем. Я сделаю так же, подумал я.
Помнишь, месяц назад мы отмечали 30 лет Голде?
– Да, это мы не смогли приехать – маме делали операцию? 
– Ты прав, но я тебе ещё не рассказывал подробности.
За год до праздника мы с Голдой обговаривали план. Я прямо попросил её сказать, какой подарок она хотела бы получить.
Она назвала какие-то вещи, а её мечта колье Брауза “Азоль”, но это только мечта, сказала Голда, –  у нас нет таких денег.
Перед сном дети пришли ко мне в кабинет спросить, что это, о чём мечтает мама. Ребята, – сказал я, – это красивое и дорогое женское украшение. Я рад бы был подарить его маме, но у меня нет столько денег. Вот если бы вы помогли мне, то вместе мы могли бы собрать нужные деньги. Я, к примеру, буду откладывать из моих карманных, если вы согласны и будете собирать часть ваших карманных… Они согласились.
За неделю до дня рождения мы поехали в ювелирный Бейкера. Там я стал в стороне, а дети поскакали к прилавку. Продавец выложила колье, а Берл как старший гордо высыпал на прилавок собранные ими деньги. Продавец подняла на меня глаза. Я прижал палец к губам и показал ей банковскую карту – колье стало нашим.
Во время банкета тамада объявил подарок от семьи Гурвиц. Я приподнёс Голде великолепный букет. Она благодарно приняла, но не увидеть на её лице смеси чувств было невозможно, когда я сказал, что у семьи Гурвиц есть ещё шесть представителей, и дети поднесли ей колье на бархатной подушечке.
Голда зарыдала, как… ну я не знаю как. Я даже подумал о скорой помощи, а дети орут, скачут, обнимают её за ноги, она всхлипывает и целует их. Такая счастливая кутерьма, Барух Хашем!
– Это здорово, Гирш. Это очень здорово! Как жаль, что мы с мамой не видели этого. 

***

– Здравствуйте, мистер Шедовси, не ожидал встретить Вас. Вы к нам по делам?
– Рад видеть Вас, реб Гирш. Моё дело прямо к Вам.
– Да, я Вас слушаю. Я от нашей синагоги. Мы хотим Вас быть нашим раввином.
– Нет, мистер Шедовси, прошу прощения за отказ.
– Но, мистер Гурвиц, наши условия гораздо лучше со всех точек зрения. Да и климат нашего штата много лучше, соглашайтесь, реббе Гирш. Подумайте, сколько Вам надо.
– Я уже сказал “нет”, мистер Шедовси.
– Жаль, очень жаль, а мы так надеялись. Как насчёт приезжего лектора?
– На это я согласен. А сколько езды до вашего места?
– Смотрите. Совсем недалеко. Если ехать нормально – Вы в дороге три часа, если по правилам только пять. Я доехал за два. 
– О, Вы отменный водитель, мистер Шедовси.
– Ну что Вы, что Вы – я могу и быстрее, только бы полиция не мешала.
– Вы, я думаю, и с самолётом бы управились, мистер Шедовси. Вы водите самолёт?
– Думаю, сумел, если бы дали, я ещё ни разу не пробовал.

***

– Папа.
– Да, Берл.
– Я к тебе как к раввину. Слушаю.
– Хочу про любовь.
– Тем более слушаю.
– Бабушка говорит, что мне ещё рано жениться.
– А ты уже собираешься?
– Я решил жениться на маме. Я её крепко-крепко люблю.
– Но я её тоже крепко-крепко люблю. Как быть?
– Да, я не подумал. Тогда я женюсь на Нэтали.
– А ты её спросил?
– Она говорит, что ей ещё рано.
– Берл, я хочу тебе объяснить, что моя любовь к бабушке с дедушкой, к маме и к моим детям разная.
– Так не бывает. Дедушка сказал, что любовь или есть или её нет.
– Он сказал верно. Представь себе твою любовь как цветок. Каждый лепесток разный, а весь цветок твой. Ты понял это сравнение?
– Да, папа, понял.
– А про дядю Марка. Он развёлся с тётей Марой и собирается жениться в третий раз.
– Дядя Марк сорвал два лепестка со своего цветка и намерен оборвать третий. Он ранил цветы уже двух женщин и хочет сорвать лепесток у третьей. Не знаю, как много лепестков на его цветке, но он его не жалеет.
– А, понял. Но это же нехорошо, папа.
– Да, это непорядочно, бесчестно. 
– А если его любовь потеряет все лепестки, дядя Марка умрёт?
– Нет, не умрёт, но умрёт цветок, и дяде Марку придётся выживать без любви, а это одиночество и сожаление о беспутной жизни.
Сынок, я думаю, что мы уходим туда, куда тебе ещё рано. Тебе надо изучать Тору, она тебя приведёт к понимаю того, чего ожидает Хашем от твоей жизни. Как у тебя дела в классе.
– Ребе Закария хвалит меня.
– Это хорошо, но мне он сказал, что ты подлениваешься.
– Но, папа, это же непросто.
– Берл, я скажу тебе нечто для тебя неожиданное, но прими со вниманием.
Учёба, сынок, это труд, труд тяжёлый и унижающий. Почему так. Потому что, учебник говорит тебе: вот Стив понимает, а если ты нет – то недостаточно способен. 
– А что делать, если не понимаешь? 
– Задавай вопросы себе и учителю. В вопросе нет унижения, унижение в недостаточном усердии. 

***

–  Здравствуйте, мистер Рамшаум. Вышли покурить?
–  Шалом, реб Гирш, да вот и подумать.
–  О чём?
–  Я думаю, для чего писать в слове вода два о?
–  Но в слове вода нет двух о.
–  Я знаю. Так вот я и думаю, для чего писать в слове вода два о, глупо, не правда ли?

***


Продолжение возможно.