На энной планете

В некой секретной галактике Эн, на секретной планете с названием Эн, в некоей секретной стране, (назовем её тоже Эн), в пригороде города Эн, в Энской деревне, сочетались законным браком гражданка Эн, энного возраста и гражданин Эн, возрастом - эн невесты плюс четыре года.
Что и говорить, в этой строго засекреченной стране свадьбы, похороны и, вообще, всякое торжество, проходили строго секретно и примерно одинаково, с одной лишь разницей, что свадьбы, в отличие от похорон, чуть веселей.
Тёще на беду, предвидя увеличение затрат на энную сумму, публика беспощадно прибывала, наигранно хохотала и ярко благоухала контрабандным парфюмом.
Посредине зала, близ накрытого стола, на табуретке стоял стриженый под чубчик отпрыск и на радость своим родителям, писклявым дважды кастрато, уже в который раз страдальчески выводил "Аве Мария". Гости умилённо слушали его, сглатывали обильную слюну и с удовольствием терпели.
Очаровательная невеста была слегка беременна.
Свидетель по имени Эн, назначенный на вечер самым близким другом, на дворе тайком наливал жениху Эн одну рюмку за другой и, как ведется, не забывал про себя.
Свидетельница со сказочным именем...Эн, тоже была близка брачующимся и по просьбе невесты втихаря считала, а со сколькими из приглашенных она, невеста, переспала. Но больше, чем до восьми свидетельница не успевала сосчитать, поскольку постоянное прибытие гостей и их хаотичное движение сбивало её со счёта. В результате этого, данные о бурной юности невесты были навечно засекречены до первой ссоры.
Припозднившиеся бабки, местные алкаши и гордая стайка неприглашённых, растянули перед дверью в дом упряжные поводья и скромно вымогали чего-нибудь. Но уже тепленький женишок, по синусоиде обогнул засаду, словно её и не было.
- Какой же он хозяйственный. Еще не успел жениться, а уже заботится о семейном бюджете. Хорошо, что не транжира. - подумала тёща.
- Ну и скряга же ты, зятёк. Так людей обидеть. Не хорошо. Хана девке. - подумал тесть, криво заковылял в дом, подошёл к столу, оглянулся и незаметно с горя махнул рюмашку. Подумал чуть, оглянулся и махнул ещё одну.
Все ждали тамаду, который немного запаздывал с похорон председателя Эн, колхоза Эн, куда его пригласили распорядителем.
Ждать тамаду не стали. Нетерпеливые гости бойкой струйкой потянулись к столу и когда партер заполнился под завязку, наступила неловкая тишина.
На самом почетном месте сидел генеральный фикалолог самого товарища Эн-Эн.  Он постоянно обитал в столице и был под колпаком у служителей колпака. Засекреченней его за столом никого не было. Он ходил под подпиской о неразглашении, а также подпиской о неразглашении неразглашения, затем подпиской о не совершении попыток неразглашения неразглашений и, наконец, подпиской о не разложении, невыезде, невыходе и невыносе. Подписка на основную партийную газету и на разную периодику в этот список не входила. Положение его обязывало ко всему относиться с подозрением, говорить мало, тихо, с прищуром и тщательно подбирать слова, а также не давать никаких обещаний. Некогда, у него тоже был роман с невестой, но об этом вообще никто не знал, даже свидетельница. Как вы думаете - почему? Правильно! Он взял с невесты подписку о неразглашении государственной тайны. А всё потому, что все поступки государственного мужа, даже самые гнусные и подлые -  дело особой государственной важности и всяким плебеям о том знать не следует. Вдруг это так Родине нужно.
Но неожиданно свидетельница ожила и толкнула невесту в бок, и полушепотом прошипела невесте в самое ухо:
- Семнадцать!
- Чиво симнадцать?
- Ну, ты чо, дура што ли? Сама просила посчитать...
Лицо невесты приняло покерное выражение, по которому свидетельница так и не определила, рада ли невеста или раздосадована. Словом, вальтовое каре  так и осталось при ней никем не предугаданным.
И только гости налили по первой, в дом буйным ветром ворвался тамада. Он по-хозяйски, словно в доме кроме него никого не было, сел за стол, накатил себе рюмку и жадно выплеснул налитое в пасть. После заметил собравшихся, растянул широкую улыбку и произнёс, вставая.
- Дорогие, Эн и Эн! В этот скорбный...в смысле, радостный день, мы собрались, чтоб проводить в последний путь, ну это...вашу холостяцкую жизнь.
Налил сам себе водочки, жадно выпил и продолжил.
- А ведь я помню твоего мужа, дорогая Эн, маленьким, плюгавым, сопливым таким паршивцем, собиравшим окурки у лабаза. Мерзкий недоношенный гадёныш, вечно чумазый, лохматый, оборванный попрошайка... А сегодня он вон какой орёл, сам окурками сорит, где ни попадя, понимаешь, яркий пример для молодёжи. И супругу себе из наших некудышек самую лучшую отхватил.
Снова налил сам себе и выпил. Снова налил и заорал.
- Горько!
Горько стало сразу всем и все хором подхватили :
- Горько! Горько! Горько!...Раз, два, три...
У невесты от жениха начался токсикоз. Зажав ладонью рот, она пулей выбежала изо стола, жених унесся следом за ней. Но гости продолжали орать Горько! и считать, но уже двум-трём парам, которые прониклись к друг другу внезапной симпатией.
Тамада  шлёпнул по заднице пробегавшую невесту, махнул рукой на жениха, налил себе ещё и, как ему показалось, сострил молодожёнам вслед:
- Да, будет вам пастель пухом! Спите спокойно, дорогие молодожены. Светлая вам память!
Через пять минут, на дворе, возле калитки, несколько почитателей невесты и друзей жениха, в полной тишине, натужно сопя, щедро благодарили ногами тамаду за юмор и пунктуальность. Благодарность была безмерной.
Каждый бил за своё. Кто за хамство, кто из ревности, кто из зависти, кто за болтливость, кто за компанию, а кто просто, по доброте душевной, которой в стране Эн было немерено. Генеральный фикалолог полез было заступаться за тамаду, но до кучи перепало и ему с походом.
На лавочке, в палисаднике, поддатый дед Эн, похвалялся перед молодежью своими былыми подвигами.
- Эх, вы, малатёжь. А знаешь, какой я в твои годы был? Куролесил, бил всех без разбору, даже председателю совхоза раз перепало. Зверь был просто. Все девки в округе мои были. Дааа. Я и сейчас - огонь! Три-четыре раза могу не слезая...
Дед замолчал, парни ждали продолжения, раскрыв рты.
- Осталось тока влезть, - через минуту с досадой произнес дед и пустил горькую старческую слезу.
Раздался дужный хохот.
На следующий день про ту свадьбу знали абсолютно все окрестные сёла и даже много дальше...
А почему и зачем на той планете всё было так секретно, никто не знал и даже боялся спрашивать, чтобы не вызывать лишних подозрений к своей скромной персоне.
И мы с вами об этой свадьбе никому ничего не расскажем. Тссс....