Гипотезы теории факты 172

 Гипотезы теории факты 172

Глава 3. Вениаминово колено
В Главе 1, повествуя о киммерийцах (гиммирийцах), мы попытались доказать, что уничтожение Содома и Гоморры в Библии самим употреблением слова «Гоморра» архетипически привязано к киммерийскому этносу, который фактом пребывания на территории Палестины значительно усилил языческое влияние. И если в [(1), Иер. 23:14] говорится — «внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский!», то здесь под народом гоморрским подразумеваются все языческие народы Палестины — и филистимляне, и финикийцы, и равно с ними иудеи, отклонившие от соблюдения закона Божьего — вернувшиеся к гиммирийству — ко всему тому, что характерно для языческого (гоморского) ритуала.
В основе языческих ритуалов, как правило, имел место весь спектр инстинктов, свойственных человеку — в том числе и половых, как основополагающих. И мы убедились на примере из шумерийского эпоса (сновидение Гильгамеша), что в языческом сакральном ритуале мужеложство не считалось преступлением. И с нашей точки зрения законоположение в библейском тексте [(1) Лев.18:22] («Не ложитесь с мужчиною, как с женщиною, это мерзость») толкует не о сексуальном преступлении, но только и только об отступлении от законов иудаизма. Для того, чтобы в этом убедиться, необходимо рассматривать стих Лев.18:22 не отдельно, вне жизненных реалий, как нечто призывающее к неземной чистоте половых отношений, свойственных каким-то запредельным нормам и правилам, но совместно и в контексте со стихами Лев.18: 23, 24: «Не ложитесь с мужчиною как с женщиною, это мерзость. И ни с каким скотом не ложитесь, чтоб излить семя и оскверниться от него; и женщина не должна становиться пред скотом для совокупления с ним. Это гнусно. Не оскверняйте себя ничем этим; ибо всем этим оскверняли себя народы, которых Я прогоняю от вас«. Здесь мы позволили себе подчеркнуть в библейских стихах суть иудейского законоположения — оно направлено на пресечение всего того, чем «оскверняли себя» язычники — хананеяне, филистимляне, финикийцы, греки и прочие гиммирийцы. Верующий иудей обязан был соблюдать предписания (и эти в том числе) — что само по себе содействовало переключению энергии аффективных влечений на объективацию суждений и поступков. Те иудеи, кому объективация не удавалось в силу, например, архитепического доминирования в их коллективном бессознательном языческих ритуалов, жили в постоянном страхе быть осужденными.
В связи с употреблением в этом трактате известных юнгианских терминов — «коллективное бессознательное», «архетип», «доминирующий архетип»; необходимо уточнить правильное, с нашей точки зрения, их понимание.
А. Л. Вассоевич (2, стр. 364-365) пишет с некоторой убежденностью: «Коль скоро наукой было осознанно существование архетипов, необходимо признать и то, что эти структурные элементы нашей психики способны порождать типологическое сходство не связанных между собой религиозных, научных и поэтических представлений. Разумеется, в каждом отдельном случае власть коллективного бессознательного оказывается большей или меньшей, ведь и индивидуальное бессознательное вынуждено делить сферы влияния с человеческим разумом. Однако редукция индивидуального и коллективного бессознательного не может быть полной, ибо во взаимодействии с редукционным находится и контрредукционный процесс». Здесь нами подчеркнут интересующий нас момент.
Весьма вероятно, что следовало бы пройти мимо процитированного высказывания, но учитывая, что содержимое этой цитаты будет восприниматься, при прочтении трудов А. Л. Вассовича как истина не подлежащая сомнению, попытаемся высказать альтернативную точку зрения. Итак — по А. Л Вассоевичувласть коллективного бессознательного может быть большей или меньшей. В отличие от представлений Андрея Леонидовича, нам кажется, что коллективное бессознательное не может быть большим или меньшим. В каждый данный момент времени оно величина постоянная для каждого этноса и у каждого исторически устоявшегося этноса оно индивидуальное. Этим самым мы желаем сказать, например, что у китайцев коллективное бессознательное не такое как у европейцев и при наличии общего с ними и со всеми другими народами набора архетипических элементов имеет свои особенности. Коллективное бессознательное это то, что в каждом этносе генетически передается по наследству. И поэтому один нормально развитый индивидуум в любом этносе и любой другой в этом же этносе набором коллективного бессознательного не отличаются — оно одинаково у всех индивидуумов данного этноса (иначе бы это бессознательное не являлось коллективным). Что касается изменений коллективного бессознательного внутри любого этноса, то изменение это не может идти в сторону уменьшения набора архетипических элементов, но только в сторону прибавления новых — в этом и состоит феномен эволюционного процесса. И, таким образом, изменение коллективного бессознательного является процессом приобретения новых признаков, как результат постоянного развития и приспособления данного этноса. Отсутствие полного набора коллективного бессознательного в каком либо индивидууме является генетическим заболеванием. Исходя из наших представлений, выражение А. Л. Вассоевича «в каждом отдельном случае власть коллективного бессознательного оказывается большей или меньшей» лишено содержательного смысла, ибо власть коллективного бессознательного не может быть большей или меньшей, она для каждого индивидуума является абсолютной и от него не зависящей (бессознательной!). Спрашивается, в чем же тогда характерные отличия каждого индивидуума данного этноса друг от друга, если коллективное бессознательное у них одно и то же? Характерное отличие индивидуумов друг от друга в любом конкретном, исторически устоявшемся этносе, зависит от набора доминирующих архетипов из огромного числа архетипов (составляющих коллективного бессознательного данного этноса). То есть, индивидуальное бессознательное является возможным как результат доминирования каких-либо архетипов из общего числа архетипов, передаваемых каждому индивидууму наследственно. И само доминирование может быть также наследственным (в семье музыкантов рождаются музыканты, в семье ученых — ученые). Учитывая ход наших рассуждений относительно понимания термина «коллективное бессознательное», беспредметным является предложение А. Л. Вассоевича (2, стр. 365) «рассматривать в рамках мистологического или парапсихологического подхода любую человеческую ментальность еще и в следующей системе координат»:
 
Беспредметной в предложенной А. Л. Вассоевичем схеме является демонстрация константы — коллективного бессознательного, как величины изменяемой. Рассматривать человеческую ментальность в такой системе имело бы смысл, если бы варьировалось индивидуальное бессознательное, а коллективное из этой схемы было бы исключено, поскольку оно не может характеризоваться положительно или отрицательно, ибо в таком случае одна нация могла бы иметь по ряду признаков преимущество перед другой. Но определение такого преимущества даже из уст самого Бога вызывает вполне законное возмущение.
В каждом этносе коллективное бессознательное в каждый данный момент текущего времени и величина постоянная (как наследие предыдущих поколений в каждом конкретном индивидууме) и величина изменяемая (в смысле того, что новые генетические признаки постоянно передаются последующим поколениям). Но суть в том, что текущее эволюционное изменение в любом поколении, подверженном этому изменению, можно рассматривать только гипотетически — как явление, способное проявить себя не в настоящем (текущем моменте), но только в будущем. В связи с этим рассматривать «любую ментальность» (исходя из контекста книги А. Л. Вассоевича — исследование духовного мира народов классического Востока с привлечением современных психоаналитических теорий) имело бы смысл в ином варианте —
 
Учитывая наше объяснение термина «коллективное бессознательное» в рамках того значения, которое придавал этому термину К. Г. Юнг и вслед за ним Станислав Гроф, мы не можем пройти мимо трактовки времени этносами, обозначенными А. Л. Вассоевичем, поскольку таковое имеет существенное значение для исследуемого нами вопроса — «Вениаминово колено от меча до йоги». «Ведь если в глагольных системах семитских языков отсутствуют грамматические категории времени, — пишет А. Л. Вассоевич (2, стр. 72), — то странно было бы полагать, что носители семито-хамитских и индоевропейских языков обладают единой психологией восприятия времени. Между тем, отношение народа к своем прошлому, настоящему и будущему всегда остается важнейшей составляющей в формировании любой политической ситуации».
Во-первых, необходимо заметить, что отношение народа и к своим традициям и к новшествам сегодняшнего дня и к тому, что ждет его завтра зависит не от политической ситуации, но, вообще, от всякой ситуации — и заодно политической. Во-вторых, утверждение, что «в глагольных системах семитских языков отсутствуют грамматические категории времени» является весьма спорным.
«Глагол в иврите указывает на действие или состояние, соотнесенное со временем протекания действия. Поэтому глаголы в иврите обладают категорией времени. Собственно глагольных времен два: прошедшее и будущее, а в качестве настоящего времени используются причастия, которые по своим свойствам стоят ближе к именам, чем к глаголам… В иврите глагол имеет категорию залога. Залог определяет отношение между объектом и субъектом действия. Действительные глаголы обозначают действие, совершаемое объектом. Страдательные… действие, воспринимаемое субъектом, который выступает в роли подлежащего. Наконец, глаголы возвратного залога… действие, совершенное субъектом и воспринимаемое им самим. В русском языке существуют почти безграничные возможности образования различных глаголов от одного корня… В иврите… существует система стандартных моделей словообразования, так что количество форм ограничено, но зато связь между моделью глагола и оттенком его значения гораздо сильнее, чем в русском языке» — (5, стр.165, 186)
После такой длинной цитаты, которую мы были вынуждены привести из справочного пособия Зелигера Леонида по языку иврит, становится ясным, что то, например, что В. В Струве, как об этом упоминает А. Л. Вассоевич (2, стр. 424), «вплотную подошел к постижению сути древнеегипетских представлений о времени, когда будущее рассматривалось как реальное послесуществование, прошлое как реальное предсуществование, а настоящее, т. е. «сегодня», как нечто что «совершается, минуя тебя», говорит прежде всего о том, что иврит был, вероятно, в те годы под запретом, ибо «открытие» В. В. Струве лежит на поверхности языка иврит и, если бы он с этим языком был знаком, то не только бы подошел «вплотную к постижению древнеегипетских представлений о времени», но и проник бы, вероятно, в их животворную сердцевину. После всего сказанного, нас не устраивает понимание этого вопроса самим А. Л. Вассоевичем(2, стр. 504): «Ведь если в сознании людей будущее как послесуществование столь же реально, как и предсуществование, т. е. прошлое, а сами люди — свидетели и участники того, как реальное предсуществование перетекает в реальное послесуществование, то вполне закономерно, что для глагола во многих семито-хамитских языках важны прежде всего не времена, а категории завершенности и незавершенности действия к моменту речи».
Мы не будем говорить обо всех семито-хамитских языках, ибо наше стремление примкнуть к полиглотам, к сожалению, не увенчалось успехом (времени не хватило, а может и способностей), но что касается иврита, то в этом языке нет даже намека на то, что в нем «важны прежде всего не времена, а категории завершенности действия». Иврит — язык органический, как, впрочем, и любой другой язык — и в нем, как и во всех прочих языках, в одинаковой мере важными являются и времена и категории завершенности.
К подмеченному А. Л. Вассоевичем особенностям восприятия времени в древние периоды истории следует заметить, что здесь имеет значение и констатация этих особенностей и их верное объяснение. Дело в том, что в соответствии с древнейшими восточными религиями реальность иллюзорна. А это означает, что иллюзорно и текущее время этой реальности — то есть настоящего времени как бы и нет. Такого рода понимание земного времени имеет вполне объективное объяснение. Реальность, если подумать, существует только в той мере, в какой она является причиной образования новых архетипов, ибо каждый архетип есть результат чувственной реакции на реальность. Но появление какого-либо архетипа в индивидууме еще не является составной частью коллективного бессознательного. Для того, чтобы этот вновь приобретенный архетип стал интегральной частью коллективного бессознательного, необходимо, чтобы архетип этот стал наследственной частью всего этноса — генетически мифологизировался. И поскольку это происходит не сразу, а как бы отодвигается в будущее, которое в процессе генетической трансформации вновь приобретенного признака непрерывно превращается в прошлое, то реальность из этого материалистического процесса как бы выпадает — она является всего лишь местом действия — сценой — является местом чувственного восприятия, но не самим восприятием — и по этой причине текущая реальность на самом деле иллюзорна — она еще не окостенела в архетипе — не мифологизировалась. Система выбора в пространстве реальности осуществляется не за счет нашего сознательного (как нам кажется) колебания меж «да и «нет», а за счет подключения к этой системе выбора наших доминирующих архетипов и всего нашего коллективного бессознательного, которые результат нашего генетического прошлого. И, таким образом, настоящей реальностью является не реальность текущая (иллюзорная), но та, которая была ею когда-то — в прошлых наших воплощениях. Вот такой процесс действительно имеющий место быть в процессе исторического развития, находит отражение и в древнейших языках и в синтаксически временных конструкциях этих языков, поскольку они, эти, языки являются словесно выраженным результатом полного архетипического набора нашего коллективного бессознательного.
Уточнив наше понимание термина «коллективное бессознательное» и значения для него времени, выражаемого словесно-грамматическими конструкциями, вернемся к непосредственной теме нашего исследования…
За оговоренные в [(1) Лев. 18: 22, 23,24] вероотступничество полагалось «…две наиболее тяжкие из четырех видов еврейских казней  (побиение камнями) и   (сожжение)» — трактует А. Л. Вассоевич (2, стр. 108) библейский текст, называя виды указанного им отклонения от ритуальных норм иудаизма «сексуальными преступлениями».
Далее на той же странице (стр.108) А. Л. Вассоевич цитирует: «Казнь сожжением ( ), — как указывает лучший отечественный знаток еврейских древностей К. Б. Старкова (4, стр. 116, 117), — не соответствовала обычному представлению об этом предмете. Приговоренного погружали в навоз по колена и обматывали ему шею двумя платками: жестким и мягким, так чтобы жесткий находился внутри мягкого, зажигали специальный фитиль. Два главных свидетеля тянули концы платков каждый к себе, чтобы заставить осужденного раскрыть рот. Зажженный фитиль вводился в полость рта, с тем, чтобы спуститься по пищеводу и сжечь внутренности».
Подчеркнутое нами, порождает вопрос — кто мог быть свидетелем в таком деле? Скорее всего мститель или человек, желающий прослыть праведником за счет доносительства. Надо сказать, что легко наказать единичный случай вероотступничества в назидание остальным. Труднее, когда отступничество носит общинный характер. А, если например, таковым вероотступником является одно из колен израилевых? С таким явлением никакой суд не справится. Здесь уже Содомом и Гоморрой пахнет — [(1), Быт. 19: 4-11]: «Еще не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом. И вызвали Лота, и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их». Этот библейский текст уже фигурировал в Главе 1, мы повторили его, чтобы читатель мог убедиться в идентичности ситуации описанной в нем (Разрушение Содома и Гоморры — 1711 г. до н. э) и в Книге Судей (~ 1100 г. до н. э.).
А в Книге Судий история такова: «В те дни, когда не было царя у Израиля, жил один левит на склоне горы Ефремовой… Наложница его поссорилась с ним, и ушла от него… Муж ее встал и пошел за нею…» — [(1), Суд. 19: 1-3]. Он уговорил наложницу вернуться и в пути застала их ночь — «закатилось солнце подле Гивы Вениаминовой» — [(1), Суд. 19-14]. Попутно уточняется: «Жители же места сего были Вениамины» [(1), Суд. 19-16]. Левиту повезло, поскольку встречный старик оказался гостеприимным, но разыгралась трагедия — «…вот, жители города, люди развратные, окружили дом, стучались в двери, и говорили старику, хозяину дома: выведи человека, вошедшего в дом твой, мы познаем его» — [(1) Суд. 19-22]. Мы подчеркнули здесь переведенное в каноническом тексте библии «люди развратные», потому что если понимать это именно так, как переведено, и плюс к этому считать, что Библия на иврите в этом месте имеет смысл идентичный каноническому русскому переводу, то в этом случае Андрей Леонидович Вассоевич абсолютно прав, классифицируя осуждаемое в законоположениях иудаизма вероотступничество [(1) Лев. 18: 22, 23,24] , как сексуальное преступление. Однако, подойдем к этому вопросу строго аналитически — отбросим авторитет канона. В Библии, перепечатанной с Синодального издания, в русском переводе, так и написано, как нами подчеркнуто — люди развратные. Но переведено здесь с иврита явно неправильно. Взглянем на оригинальный фрагмент текста [(10)  ], включающий подчеркнутое —
«… » —
[вегинне аншей гаир аншей вней-влияал (vehinne anshey hair anshey vney-vliaal)] —
«…вот, жители города, люди развратные».
В этом тексте сложносоставное слово   [вней-влияал (vney-vliaal)] — подлецы, мерзавцы, негодяи — множ. число от   [бен-блияал (ben-bliaal)] — подлец, мерзавец, негодяй (3) — причем само это сложноcоставное слово на иврите имеет оскорбительный оттенок генетического характера, ибо в нем —  [бен (ben)] — сын,   [блияал (bliaal)] — 1. злость, подлость 2. негодяй, подлец. Отсюда — дословные варианты перевода: сын негодяя, сын подлеца, сын подлости, сын злости. И если подойти со всей необходимой строгостью, то подчеркнутые слова иврита не имеют никакого отношения к подчеркнутому в русском переводе. Слово же «разврат» на иврите совсем иное и с нашим случаем никак не пересекается, так же, кстати, как и слово «секс». И в итоге повторим еще раз и более уверенно, чем прежде — законоположение в библейском тексте — [(1) Лев.18:22] — толкует не о сексуальном преступлении, но только и только об отступлении от законов иудаизма.
Но вернемся к непосредственной теме нашего исследования. Левиту удалось, в результате переговоров с Вениаминами, заменить себя наложницей: «Они познали ее…» — [(1) Суд. 19-25]. Утром левит нашел ее мертвой «у дверей дома» — [(1) Суд. 19-27]. Положив труп на осла, он «пошел в свое место» — [(1) Суд. 19-28]. «Пришедши в дом свой, взял нож, и, взяв наложницу свою, разрезал ее по членам ее на двенадцать частей, и послал во все пределы Израилевы» — [(1) Суд. 19-28].
И здесь, конечно же, описаны не отклонения от психической нормы- «разрезал ее по членам ее». В левите срабатывает архетип языческого жертвоприношения, ибо членение трупа характерно для язычества. И получается, что против язычества левит (иудейский ревнитель набожности и страха Божьего) свидетельствует самым натуральным языческим способом. Такое, можно сказать, символическое членение трупа или иной жертвы по числу колен или общин или других значимых единиц какого-либо этноса, очевидно, в языческие времена служило призывом к объединению в совместных действиях. Это языческое наследие прослеживается в истории иудаизма неоднократно. Недалеко по времени от истории с левитом начинается царствование Саула (~ 1029-1005 до н.э.), который в критический момент поступает аналогично левиту: «И взял он пару волов, и рассек их на части, и послал во все пределы Израильские… …объявляя, что так будет поступлено с волами того, кто не пойдет вслед Саула и Самуила. И напал страх Господен на народ, и выступили все, как один человек» — [(1), I-я Ц.11:5-7].
Но вернемся к последствиям трагической троицы — левит-наложница-Вениаминово колено: «И вышли все сыны Израилевы и собралось все общество, как один человек, от Дана до Вирсавии, и земля Галаадская пред Господа в Массифу» — [(1), Суд. 20:1]; «…все колена Израилевы, в собрание народа Божия, четыреста тысяч пеших, обнажающих меч» — [(1), Суд. 20:1].
Вениаминову колену было предложено выдать виновных в насильственной смерти наложницы. На ультимативное требование было отвечено категорическим отказом и это говорит прежде всего о том, что все Вениамины стали вероотступниками, то есть язычниками, ибо в действиях тех людей, которые хотели «познать» левита, не нашли состава преступления. И, в результате кровавой битвы иудеев с Вениаминовым войском, оно, как об этом сообщается в Библии, было уничтожено — осталось шестьсот воинов, убежавших — [(1), Суд. 20:47] — «к скале Риммону». Но мало этого, все войско иудейское, чтобы в корне пресечь язычество, совершило рейд по территории, принадлежащей Вениаминам — «…и поразили их мечом, и людей в городе, и скот, и все, что ни встречалось, и все находившиеся на пути города сожгли огнем« — [(1), Суд. 20:48]. И еще один исключительный момент — иудеи поклялись не отдавать своих дочерей — [(1), Суд. 21:1] — «сынам Вениамина в замужество». И в результате всех этих беспощадных мер было — [(1), Суд. 21:6] — «отсечено одно колено от Израиля».
Весьма интересными является фрагмент интерпретации тех далеких событий Иосифом Флавием в «Иудейских древностях» — он сообщает, что израильтяне «клятвенно обещались… объявить колену Вениамина более ожесточенную войну, чем некогда объявили их предки хананеянам» — [(9), I, Кн. V, Гл. II: 10].
То есть, исходя из смысла сказанного Иосифом Флавием, иудеи вели войну с Вениаминами еще более жестокую, чем с исконными язычниками. Но какому именно богу молилось в те времена вероотступническое колено Вениамина?
У Това Эммануила в книге «Текстология Ветхого Завета«, изданной в 2001 году на русском языке, имеется весьма важная для нашей темы информация, отвечающая на поставленный вопрос весьма конкретно (7, стр. стр. 313): «Характерной особенностью Нав. в Септуагинте является то, что в… …конце Нав. 24:33 («Оригинальный текст» LXX согласно изданиям Геттингенской серии или изданию Ральфса…) содержит фрагмент». И далее (7, стр. стр. 314) читаем перевод: «…и Финеес совершал священослужение вместо Елеазара, отца своего, до тех пор, пока он не умер, и был он похоронен в уделе своем Гиве… И сыны Израилевы поклонялись Астарте и Астароту, и богам народов, окружающих их; и предал Господь их в руки Еглона, царя Маовитского, и он правил над ними восемнадцать лет».
Отсюда следует, во-первых, что в каноническом тексте — «После сего умер и Елеазар, сын Аарона, и похоронили его на холме Финееса, сына его, который дан ему на горе Ефремовой» — [(1), Нав. 24:33] — упущен тот факт, что Вениамины (в том числе и прочие сыны израилевы) поклонялись языческим богам не только во времена Эпохи Судей, но во времена самого Иисуса Навина (и это после всех его героических усилий в борьбе с язычниками). И, вообще, наряду с преданностью и стойкостью в своей вере, сына израилевы имели генетическую склонность изменять иудаизму во все исторические времена. Если вникнуть в идеологическую причину войны с Вениаминами, то пострадавшие явились на самом деле всего лишь козлом отпущения, ибо физическая расправа и моральное их уничижение (клятва всего Израиля не отдавать своих дочерей — [(1), Суд. 21:1] — «сынам Вениамина в замужество») являлось назиданием для всех остальных вероотступников.
И вполне понятно и объяснимо, что вряд ли эти жестокие меры могли что-либо в процессе вероотступничества изменить. И если действие равно противодействию, то справедливо и обратное. Противодействие, очевидно, было настолько велико, что огромная масса Вениаминов начала покидать территорию Палестины — перебираться в те места, где жилось вольготнее — подальше от Синедриона — верховного органа политической, религиозной и юридической власти иудеев. Весьма возможно, что поначалу это были только Вениамины. Но их пример послужил и другим сынам израилевым, а также хананеянам и филистимлянам. В какие края постоянно и время от времени усиленно мигрировали эти иудоязычные беженцы начиная с времен Содома и Гоморры (XVII тыс. до н. э.) и вплоть до образования этносов сегодняшних дней? — вот в чем вопрос.
И еще один момент — евреи считают антисемитизм явлением, практически, необъяснимым. Но это не совсем так. Во-первых, слово антисемитизм совершенно не отражает сути дела. Семитами являются арабы, эфиопы, бедуины и многие другие этносы, но когда речь идет об антисемитизме, то подразумевается определенного рода ненависть — только к верующим евреям — только к тем, кто не желает ассимилироваться, ибо неверующий еврей для евреев уже не еврей — он ассимилирован самом фактом своего неверия — он гой — он отщепенец — он гимиррай! Исходя из этого, правильным слововыражением здесь является не «антисемитизм», а «юдофобия», что объективно точнее. И поскольку это так, то ненависть эта (вулканического характера) имеет эпицентр — и находится он не в Индии, не в Австралии, не в Америке и не в Европе и не в Польше и ни в какой другой стране — он находится именно там, где разворачивалась библейская хроника — в Ханаане и в примыкающих к нему землях.