Слезы кротких

Утро начинается не с кофе... Оля, санитарочка, (всегда приходит пораньше) :
— Привет, тебя уже заведующий  ищет.
— Чего ему надо с самого срання то?
— Грыжа вчерашняя кровонула, надо ушивать.

Впопыхах переодеваюсь, то-се, накрыть стерильный стол, приготовить инструмент, спуститься на второй этаж.

Хирург злой и уставший (пол ночи дергали в травмпункт). А дедушка (вчерашняя грыжа) весь в крови. В крови памперс, постель, подложенные пеленочки пропитались. Такое редко бывает. Почти никогда...

Быстро снимаем повязку. Кровит подкожка, нужно наложить добавочные швы. Местный обезбол (тоже быстро). Хирург шьет. Быстро и грубо. Ругается на меня и слишком маленькую иглу. Ставит дренаж. Грубо. Хочется отобрать и сделать самой, но субординация.

Краем мысли подмечаю что дед лежит смирно и даже не ойкает. Знаю, что местная анестезия (по минимуму и на скорую) вряд ли адекватна количеству швов и манипуляциям с дренажом, но то такое. У каждого свой болевой порог...

Когда закончили, нашла санитарочку — помыть дедушку. Это, кстати, тоже бывает непросто (найти) когда одна на два этажа.

Вот, она — моет-перестилает, я — занимаюсь повязкой. Глаза поднимаю случайно, а дедушка плачет. Плачет так тихонько, беззвучно. Отвернулся, чтоб никто не видел.
Я спрашиваю:
— Вам что, больно? Больно было?
— Нет.
— Не переживайте, все уже хорошо, все нормально будет.

Кивает, отворачивается сильнее.

Сухонький, аккуратный, гладко выбритый дедушка...

И у меня тут перещелкнуло в голове, режим — с медицинского на человеческий. А ведь он плачет от облегчения. И от обиды, наверное.

От облегчения, что отпустило то жуткое напряжение, страх.  Пока он лежал, ждал, подмащивал тряпочки, а они напитывались кровью. Что уже не больно и перетерпел мучения. От обиды — что как-то вот так обошли его вниманием, а он лишний раз позвать, потребовать, постеснялся.

Быстро ушла в перевязочную, наревелась. Тоже страралась, чтобы никто не видел и не расспрашивал. Операционной сестре с двадцатилетним стажем плакать смешно и непристойно. И надо постараться сохранить тушь, ведь только начало рабочего дня.

А из-за чего, весь сыр-бор то? Ну кровонул, ну ушили...

Да просто, такие пациенты редко попадаются. И вообще, такие люди. Кроткие. Устаревшая модель, подобных больше не выпускают.
 
Больные люди нервные, капризные, часто наглые. А может, просто, наглые чаще мозолят глаза, потому и кажется что их больше. Медики не просто так становятся циничными. Профдеформация. Энергетическая защита.

Ведь если будешь всем открываться — издергают, вымотают до дна.  Дай волю, будут держать часами, делая вид что не понимают, что есть еще другая работа, другие пациенты. Вот и приходится надевать некоторою броню.

Днем заходила к дедушке чаще чем нужно. Проверить повязку, спросить как дела. И даже глянула в истории имя-отчество. Чтоб не по фамилии, как обычно. Николай Иванович бодро и вежливо отвечал, мол все хорошо, все в порядке и он даже уже покушал.

Просто вот такие слезы кротких и терпеливых прожигают душу. Насквозь. Но их не всегда заметишь. Трудно заметить среди спешки, работ и забот. Среди громких и требовательных других. Знающих себе цену, хорошо ведающих свои права и твои обязанности.

Нужно быть очень внимательным.