Братья по крови

9, 10
На взгляд Кэла, она очень долго бродила вокруг и что-то бормотала себе под нос, делая бесчисленные – как ему представлялось – заметки и огромное количество снимков своим маленьким цифровым фотоаппаратом.

Он не представлял, какой от всего этого прок, но поскольку Куин была так увлечена, то просто уселся под деревом рядом с дремлющим Лэмпом и не мешал.

Больше не слышалось воя, пропало ощущение, будто кто-то бродит вокруг поляны, преследует их. Может, у демона нашлись другие дела, подумал Кэл. А может, он просто притаился и наблюдает. Ждет.

Как и он сам. Ожидание не раздражало его, особенно если было на что посмотреть.

Кэл с интересом наблюдал за Куин, за тем, как она двигается. Резко и порывисто, а через секунду медленно и плавно. Словно не может решить, какую тактику выбрать.

– А ты никогда не пытался его исследовать? Сам камень? Научный анализ?

– Да, конечно. Еще в подростковом возрасте мы откололи несколько кусочков и отнесли преподавателю геологии в школе. Обычный известняк. А через несколько лет, – продолжил Кэл, предвосхищая следующий вопрос, – Гейдж отвез их в одну из нью-йоркских лабораторий. Тот же результат.

– Понятно. Не возражаешь, если я возьму образец и отправлю в лабораторию, услугами которой обычно пользуюсь? Просто еще одно подтверждение.

– Ради бога. – Кэл потянулся за ножом, но Куин уже извлекла из кармана швейцарский армейский нож. Неожиданно, с улыбкой подумал он.

У большинства знакомых ему женщин в кармане может лежать помада, но уж никак не швейцарский армейский нож. Он нисколько не сомневался, что у Куин есть и то и другое.

Кэл смотрел на ее руки, когда она соскребала кусочки камня в извлеченный из рюкзака пакетик. Три кольца на пальцах правой руки поблескивали на солнце.

Внезапно блеск усилился, и в глаза Кэлу ударил яркий луч.

Свет изменился, стал мягким, как бывает летним утром, а воздух потеплел и наполнился влагой. Почки на деревьях набухли, раскрылись, и пятнистая тень от густой зеленой листвы легла на землю и камень.

И на женщину.

Длинные распущенные волосы цвета меда. Лицо с резкими чертами, удлиненные, слегка приподнятые у висков глаза. Белый фартук поверх темно-синего платья. Движения осторожные и в то же время не утратившие грации – женщина на последних месяцах беременности. Она пересекает поляну с двумя ведрами воды, направляясь к маленькой хижине за камнем.

Женщина напевает, и ее чистый, звонкий голос украшает летнее утро.

– На зеленом лугу, на ромашковом лугу я повстречала деревенского дурачка…

Вид женщины, ее голос наполнили Кэла такой неистовой, всепоглощающей любовью, что ему казалось, у него разорвется сердце.

Из двери хижины вышел мужчина; его лицо светилось любовью. Женщина остановилась, кокетливо вскинула голову и продолжила песню. Мужчина шагнул ей навстречу.

– …Он обнимал деревенскую красавицу. Обнимал, уговаривал. Говорил, сжалься надо мной, поцелуй меня, милая.

Женщина потянулась к нему, подставила губы. Мужчина поцеловал ее и, слушая веселый, искрящийся смех, взял ведра, поставил на землю и обнял ее.

– Я же просил тебя не носить воду и дрова.

Она накрыла ладонями его руки, гладившие ее большой живот.

– Наши сыновья здоровы и сильны. Я подарю тебе сыновей, любовь моя, таких же умных и сильных, как отец. Любовь моя, душа моя. – Кэл увидел, как в миндалевидных глазах женщины блеснули слезы. – Почему я должна тебя покинуть?

– Мы не расстанемся. Всегда будем вместе. Не плачь. – Мужчина губами собрал слезы с ее щек, и Кэл почувствовал, как у него защемило сердце. – Не плачь.

– Не буду. Я обещала не плакать. – Она улыбнулась. – Еще есть время. Ласковые утра и долгие летние дни. Это не смерть. Ты мне клянешься?

– Это не смерть. Пойдем. Я принесу воду.

Они исчезли, и Кэл увидел Куин, которая сидела перед ним на корточках и что-то настойчиво повторяла.

– Вернулся. Ты был где-то не здесь. Твои глаза стали темными и… бездонными – это единственное определение, которое мне пришло в голову. Где ты был, Кэл?

– Ты не она.

– Ладно. – До этого момента Куин боялась до него дотронуться, опасаясь, что их обоих унесет неведомая сила или Кэл очнется раньше, чем нужно. Теперь она положила ладонь ему на колено. – Я не кто?

– Та, кого я целовал. Начал целовать. Потом она стала тобой, но сначала… Господи. – Он сжал пальцами виски. – Голова. Жуткая боль.

– Откинься назад, закрой глаза. Я…

– Через минуту пройдет. Так всегда бывает. Мы не они. И это не реинкарнация. Не похоже. Возможно, временное перевоплощение. Это плохо.

– Перевоплощение в кого?

– Откуда мне знать, черт возьми? – Голова раскалывалась, и ему пришлось уткнуться лицом в колени, чтобы побороть внезапный приступ тошноты. – Я тебе все расскажу – подожди. Дай мне минуту.

Куин встала, обошла его сзади, снова опустилась на корточки и принялась массировать ему шею и плечи.

– Все в порядке. Прости. Черт. Будто электродрелью сверлят дырку в голове. Уже лучше. Я не знаю, кто это был. Они не называли друг друга по имени. Скорее всего, Джайлз Дент и Энн Хоукинс. Они явно жили здесь, и женщина была беременна – на последних месяцах. Она пела. – Кэл рассказал все, что видел.

Слушая его, Куин продолжала массировать ему плечи.

– Получается, они знали о его приближении и, судя по твоим словам, мужчина отправлял куда-то женщину. «Не смерть». Интересно… Этим стоит заняться поподробнее. А сейчас, похоже, тебе пора уходить отсюда. И мне тоже.

Она села на землю, шумно выдохнула, затем сделала глубокий вдох.

– Пока ты, если можно так выразиться, отсутствовал, оно вернулось.

– Боже правый. – Кэл хотел вскочить, но Куин схватила его за руку.

– Уже исчезло. Давай посидим тут. Нам обоим нужно прийти в себя. Я услышала вой и обернулась. Ты отключился, и я подавила инстинктивное желание броситься к тебе и привести в чувство, боялась, что ты утянешь меня за собой.

– И мы оба окажемся беззащитными, – с горечью заключил он.

– А теперь мистер Ответственность винит себя в том, что не заметил его приближения, не сбросил с себя волшебные чары и не защитил девушку.

Несмотря на головную боль, взгляд его был холодным и жестким.

– Примерно так.

– Я оценила, хотя это немного раздражает. У меня был мой швейцарский армейский нож, очень удобный, хотя и не такой, как у Джима Боуи[17]; в нем есть великолепный штопор и пинцет – не знаешь, когда они могут понадобиться.

– Это храбрость? Ты храбрая?

– Просто болтаю, чтобы успокоиться. Уже почти в норме. Оно просто бродило вокруг и пугало меня: «Я тебя проглочу, моя сладкая, вместе с этой большой ленивой собакой». Гремело, выло, рычало. Но не показывалось. Затем исчезло, и ты вернулся.

– Сколько это продолжалось?

– Не знаю. Думаю, пару минут, хотя казалось, что дольше. В любом случае мне очень хочется поскорее убраться отсюда. Надеюсь, ты в состоянии идти – несмотря на всю свою силу и выносливость, тащить тебя на закорках я не смогу.

– В состоянии.

– Вот и хорошо. Идем отсюда, а когда вернемся к цивилизации, ты, Хоукинс, угостишь меня выпивкой.

Они взяли рюкзаки, и Кэл свистом разбудил Лэмпа. Всю обратную дорогу Кэл размышлял, почему он не рассказал Куин о гелиотропе – трех камнях, хранившихся у него, Фокса и Гейджа. Теперь он знал, что три осколка составляли амулет, который носил Джайлз Дент, живший в хижине у Языческого камня.

Пока Кэл и Куин выбирались из леса, Лейла бесцельно бродила по улицам города. Необычное ощущение – идти туда, куда глаза глядят. В Нью-Йорке у нее всегда была цель, конкретное дело или несколько дел, с которыми требовалось справиться к определенному часу.

Теперь же она позволила себе проваляться все утро, прочтя несколько глав из странных книг, которые оставила ей Куин. Вообще-то она предпочла бы не выходить из своего симпатичного номера, остаться в этой безопасной зоне, как выразилась Куин.

Но книги ей надоели. В любом случае горничной нужно убрать номер, рассудила Лейла. А ей познакомиться с городом, в который ее неожиданно занесло.

Заходить в магазины не хотелось, хотя наблюдения Куин оказались на удивление точными. Тут обнаружилось несколько любопытных местечек.

Но даже созерцание витрин вызвало у нее чувство вины – ведь она бросила персонал своего бутика на произвол судьбы. Лейла едва успела предупредить хозяина, что ей нужно срочно уехать на несколько дней.

По личным обстоятельствам. Вполне подходящее объяснение, заключила она.

Из-за этих обстоятельств она может остаться без работы. Прекрасно понимая это, Лейла все равно не могла заставить себя вернуться в гостиницу и упаковать вещи, забыть все, что случилось.

Если понадобится, она найдет другую работу. Когда-нибудь. Какую-нибудь. У нее есть небольшие сбережения, подушка безопасности. Если хозяин не пойдет ей навстречу, ей не нужна эта дурацкая работа.

Черт возьми, она уже оправдывается.

Не думай об этом, приказала себе Лейла. Не время.

Она отбросила мрачные мысли и без колебаний подчинилась, когда ноги сами понесли ее дальше, мимо магазинов. Лейла не понимала, почему они остановились перед зданием, над входом в которое была вырезана надпись: «Библиотека», а блестящая табличка гласила: «Клуб Хоукинс Холлоу».

Вполне невинно, сказала себе Лейла. Но по спине вдруг пробежал холодок, и она заставила себя пойти дальше.

Лейла направилась было в музей, но не сумела разбудить в себе любопытство. Потом подумала, не заглянуть ли в салон красоты, чтобы убить время за маникюром, но состояние ногтей ее абсолютно не интересовало.

Усталая и злая на саму себя, она уже хотела повернуть назад, но тут ее внимание привлекла табличка:

«Фокс О’Делл, адвокат».

Хоть кто-то знакомый, по крайней мере, немного знакомый. Симпатичный адвокат с внимательным взглядом. Вероятно, он занят с клиентом или вообще отсутствует в конторе, но ей плевать. Все лучше, чем бесцельно бродить и жалеть себя.

Лейла вошла в симпатичную, уютную приемную. Женщина за роскошным письменным столом вежливо улыбнулась.

– Доброе утро… или уже день. Чем могу вам помочь?

– Я просто… – Лейла и сама не понимала, зачем пришла. Что ей нужно? – Я хотела поговорить с мистером О’Деллом, если он не занят.

– У него клиент, но это ненадолго, и если вы…

В приемной появилась женщина с копной непослушных волос ярко-рыжего цвета, одетая в тесные джинсы, обтягивающий розовый свитер и ботинки на высоких каблуках. Она натягивала короткую кожаную куртку.

– Я хочу спустить с него шкуру, слышишь, Фокс? Я отдала этому сукиному сыну лучшие два года и три месяца своей жизни и хочу спустить с него шкуру, как с кролика.

– Я понял, Шелли.

– Как он мог со мной так поступить? – Всхлипнув, она упала в объятия Фокса.

На нем тоже были джинсы и рубашка в тонкую полоску навыпуск; лицо его, обращенное к Лейле, выражало покорность,

– Ну-ну, – произнес он, похлопывая всхлипывающую Шейлу по спине. – Ну-ну.

– Я только что купила ему шины для грузовика! Я их все проткну!

– Ни в коем случае. – Фокс взял Шеллу за плечи и, не дожидаясь нового потока слез, отстранился. – Не нужно этого делать. Не приближайся к его машине. И какое-то время, милочка, старайся держаться подальше и от него самого. И от Сэми.

– Подлая, похотливая сука.

– Совершенно верно. Предоставь дело мне, хорошо? Ты возвращаешься на работу, а я все улажу. Ведь именно для этого ты меня и наняла, правда?

– Наверное. Сдери с него шкуру, Фокс. Отрежь этому ублюдку яйца.

– Именно этим я и займусь, – успокаивал клиентку Фокс, провожая к двери. – Ты просто держись от него подальше, вот и все. Буду на связи.

Закрыв дверь, он прислонился к косяку и тяжело вздохнул.

– Матерь Божья.

– Не следовало браться за это дело, – заметила Элис.

– Нельзя же отказать своей первой женщине, когда она подает на развод. Это против законов, божеских и человеческих. Привет, Лейла. Вам нужен адвокат?

– Надеюсь, нет. – Оказывается, он симпатичнее, чем ей казалось. Впрочем, вчера ей было не до внешности новых знакомых. – Без обид.

– Разумеется. Лейла… Дарнелл, так?

– Так.

– Лейла Дарнелл, Элис Хоубейкер. Мисс Хоубейкер, я пока свободен?

– Да.

– Пойдемте, Лейла. – Фокс жестом пригласил ее следовать за ним. – Такие представления бывают у нас нечасто, но моя старая приятельница Шелли зашла в гости к своей сестре-близнецу в подсобку кафе и обнаружила, что ее муж – то есть муж Шелли Блок – берет чаевые Сэми.

– Прошу прощения, она подает на развод из-за того, что муж взял деньги сестры?

– Деньги находились в шикарном бюстгальтере Сэми – фирмы «Виктория Сикрет».

– Ага. Понятно.

– Это не конфиденциальная информация, потому что Шелли схватила швабру и выгнала их из подсобки прямо на Мейн-стрит – потрясающий бюстгальтер Сэми видели все. Колу хотите?

– Нет, спасибо. Пожалуй, тонизирующее мне теперь ни к чему.

Лейла расхаживала по комнате, и Фокс не предложил ей сесть. А сам просто прислонился к письменному столу.

– Плохо спали?

– Наоборот, хорошо. Просто не могу понять, зачем я к вам зашла. Не понимаю, что происходит и какая роль в этом предназначена мне. Пару часов назад я уговаривала себя, что должна собрать вещи и возвращаться в Нью-Йорк, как поступил бы на моем месте любой разумный человек. Но осталась. – Она повернулась к Фоксу. – Не смогла уехать. Этого я тоже не понимаю.

– Вы там, где должны быть. Самый простой из возможных ответов.

– Вам бывает страшно?

– Частенько.

– Наверное, я еще ни разу в жизни по-настоящему не боялась. Может, я бы меньше волновалась, будь у меня какое-то занятие. Дело.

– Послушайте, мне нужно поехать к клиентке, отвезти кое-какие бумаги. Это в нескольких милях от города.

– Ой, простите. Я вам мешаю.

– Нисколько. Когда я начну думать, что красивая женщина может мне помешать, значит, пора извещать близких родственников, чтобы они успели попрощаться со мной перед смертью. Хотел предложить вам поехать со мной – какое-никакое, а дело. У миссис Олдинджер вы сможете выпить ромашковый чай с лежалым лимонным печеньем – вот вам и занятие. Она обожает, когда к ней приходят гости, и в этом состоит истинная причина того, что я в пятнадцатый раз переписываю ее завещание.

Фокс все говорил и говорил, прекрасно понимая, что это единственный способ успокоить человека, готового сорваться с катушек.

– К тому времени, как вы закончите, я успею смотаться к другому клиенту, который живет неподалеку. Избавлю его от поездки в город. Когда мы с этим разделаемся, Куин и Кэл, наверное, уже вернутся домой. Поедем к ним и узнаем новости.

– А ничего, что вас столько времени не будет в конторе?

– Не волнуйтесь. – Он взял куртку и портфель. – При необходимости миссис Хоубейкер меня вызовет. Если вы не можете придумать себе более интересного занятия, я попрошу ее собрать нужные папки, и мы поедем.

Все же лучше, чем предаваться грустным мыслям, решила Лейла. Странно только, что адвокат – даже в таком маленьком городе – ездит на стареньком «Додже», на полу которого валяются обертки от печенья.

– А какие у вас дела со вторым клиентом?

– Чарли Дин. По дороге с работы домой его сбил пьяный водитель. Страховая компания пытается оспорить некоторые счета за лечение. Я этого не допущу.

– Развод, завещания, страховка. У вас нет определенной специализации?

– Любая юридическая помощь, круглосуточно. – Улыбка Фокса была веселой и немного нахальной. – За исключением налогов, если могу отбиться. Это я оставляю сестре. Налоги и торговое право.

– Но у вас с ней не общая практика.

– Она была непреклонна. Сейдж поехала в Сиэтл, чтобы стать лесбиянкой.

– Прошу прощения?

– Извините. – Они выехали за городскую черту, и Фокс нажал на газ. – Семейная шутка. Я хотел сказать, что у моей сестры нетрадиционная ориентация и она живет в Сиэтле. Активистка движения за права геев и вместе с партнершей уже восемь лет владеет адвокатской конторой, которую они назвали «Девочка на девочке». Серьезно, – прибавил он, заметив молчание Лейлы. – Специализируются на налогах и торговом праве. Клиенты – геи и лесбиянки.

– Ваша семья не одобряет?

– Шутите. Мои родители в восторге. Когда Сейдж и Паула – ее партнерша – поженились… или заключили союз, мы все приехали к ним и веселились как безумные. Главное, что она счастлива. Для моих родителей альтернативный образ жизни – это плюс. Кстати, о семье. Здесь живет мой брат.

Лейла увидела бревенчатый дом, почти скрытый деревьями. Указатель на повороте гласил: «Гончарная мастерская Хоукинс-Крик».

– Ваш брат гончар.

– Да, причем хороший. Мама тоже, когда она в ударе. Хотите, заглянем?

– Ой, я…

– Пожалуй, не стоит, – решил Фокс. – Ридж работает, а моя помощница уже предупредила миссис Олдинджер о нашем приезде. В другой раз.

– Хорошо. – Беседа, подумала Лейла. Светский разговор. Относительно разумный. – Значит, у вас есть брат и сестра.

– Две сестры. Младшая владеет небольшим вегетарианским рестораном в городе. Кстати, довольно приличным. Из четверых детей я дальше всех отошел от усыпанной цветами дороги контркультуры, которую проложили мои родители. Хотя они все равно меня любят. Но что я все о себе. А вы?

– Ну… У меня нет таких интересных родственников, как у вас, но я точно знаю, что мама хранит старые альбомы Джоан Баэз[18].

– Вот, опять удивительные и судьбоносные совпадения.

Лейла засмеялась и радостно вскрикнула, заметив оленей:

– Смотрите! Вы только посмотрите. Просто пасутся на опушке, а какой величественный у них вид.

Фокс остановился на узкой обочине, чтобы она могла полюбоваться животными.

– Наверное, вы привыкли к оленям, – заметила Лейла.

– Но это не значит, что я не получаю удовольствия, наблюдая за ними. Когда я был маленьким, нам приходилось отгонять стада от фермы.

– Вы выросли на ферме.

В ее тоне слышалась легкая грусть, часто встречающаяся у городских жителей. Это значит, что она видела царственных оленей, зайцев, подсолнухи и забавных цыплят, но не пахала и не мотыжила землю, не полола сорняки, не собирала урожай.

– Маленькая семейная ферма. Мы выращивали овощи, держали кур, коз и пчел. Продавали на рынке излишки и поделки матери, а отец еще и столярничал.

– Они по-прежнему живут на ферме?

– Да.

– Когда я была маленькой, мои родители владели небольшим магазином одежды, продали его лет пятнадцать назад. Я всегда хотела… О боже, боже!

Ее пальцы стиснули руку Фокса.

Из леса выскочил волк и прыгнул на спину молодого оленя. Бедное животное поднялось на дыбы и закричало – Лейла слышала пронзительные звуки, исполненные страха и боли. Оно истекало кровью, но маленькое стадо продолжало спокойно пастись.

– Это иллюзия.

Тихий голос Фокса доносился словно издалека. Лейла с ужасом смотрела, как волк повалил оленя на землю и принялся рвать на части.

– Это иллюзия, – повторил Фокс. Он взял Лейлу за плечи, и она почувствовала, словно у нее внутри что-то щелкнуло. И потянулась к нему, прочь от того ужаса, который происходил на опушке. – Смотрите внимательно, – убеждал ее Фокс. – Вы должны не просто смотреть, а понять, что это иллюзия.

Кровь была такой красной, такой влажной. Она брызнула во все стороны тошнотворным дождем, окропляя траву небольшой опушки.

– Иллюзия, – прошептала Лейла.

– Нужно не просто говорить, а верить. Оно обманывает, Лейла. Питается ложью. Это все не настоящее.

Лейла набрала полную грудь воздуха, потом выдохнула.

– Не настоящее. Ложь. Отвратительная ложь. Маленькая, жестокая ложь. Обман.

Поляна опустела. Зимняя трава была примятой, но чистой.

– Как вы с этим живете? – Резко повернувшись, Лейла во все глаза смотрела на Фокса. – Как вы это выдерживаете?

– Помогает уверенность, что однажды мы надерем ему задницу, – а также то, что это обман зрения.

В горле у нее пересохло.

– Вы что-то со мной сделали. Когда вы взяли меня за плечи, уговаривали. Вы что-то со мной сделали.

– Нет, – решительно возразил он. Не с ней, а для нее, подумал Фокс. – Просто помог вам увидеть обман. Едем к миссис Олдинджер. Готов поспорить, теперь вы не откажетесь от ромашкового чая.

– А виски у нее есть?

– Нисколько не удивлюсь.

Когда среди деревьев показался дом Кэла, телефон Куин просигналил, что ее ждет текстовое сообщение.

– Черт, почему она просто не позвонила?

– Может, пыталась. В лесу много мертвых зон, где связь пропадает.

– Это меня ничуть не удивляет. – Куин улыбнулась, читая знакомые сокращения Сибил.

Знта, но заинтриг. Буду чpз ндл, макс 2. Поговр. при встр. Осторожно. Серьезно. С.

– Хорошо. – Куин убрала телефон и приняла решение, которое обдумывала всю обратную дорогу. – Думаю, нужно позвонить Фоксу и Лейле. Только сначала я как следует глотну чего-нибудь горячительного и устроюсь у камина, который ты разожжешь.

– Не возражаю.

– Поскольку ты единственный из городских боссов, с которым я знакома, придется действовать через тебя. Мне нужно снять красивый, удобный и довольно просторный дом на следующие… скажем, шесть месяцев.

– Жилец?

– Жильцы. Я сама, моя дражайшая подруга Сибил, которую я уговорю присоединиться к нам, и скорее всего Лейла – ее, похоже, убедить будет труднее. Но я умею убеждать.

– Но ты же хотела побыть тут неделю, кое-что разузнать, а в апреле вернуться?

– Планы меняются. – Она беззаботно улыбнулась, ступая на гравийную дорожку, ведущую к дому. – Разве ты не любишь неожиданности?

– Не особенно. – Кэл поднялся вместе с ней на веранду и открыл дверь, чтобы она могла первой войти в наполненный тишиной дом.

10
Дом, в котором вырос Кэл, постоянно эволюционировал – такое определение казалось ему наиболее точным. Раз в несколько лет мать приходила к выводу, что стены нужно «обновить», то есть перекрасить; в последнее время в ее словаре появилось выражение «малярная терапия».

А еще были отмывка, шпатлевка, шлифовка и другие термины, к которым Кэл изо всех сил старался привыкнуть.

Естественно, новый цвет стен требовал смены мебельной обивки и штор, а также постельного белья, если речь шла о спальнях. Что, в свою очередь, неизбежно вело к смене «обстановки».

Кэл уже сбился со счета, сколько раз он переставлял мебель согласно схемам, которые беспрестанно рисовала мать.

Отец любил повторять: как только дом приобретает вид, задуманный Франни, у нее возникает желание снова все перетряхнуть.

Раньше Кэл думал, что мать все это делает от скуки – беспокоится, суетится, красит, перекрашивает, беспрерывно меняет обстановку. Она участвовала в волонтерском движении, заседала в разнообразных комитетах, была членом бесчисленных обществ, но никогда в жизни не работала. В подростковом возрасте и даже потом, когда ему исполнилось двадцать, Кэл жалел мать, считал ее нереализовавшейся, неудовлетворенной домохозяйкой.

Однажды Кэл, окончивший два семестра колледжа и еще не умевший толком излагать свои мысли, застал ее одну и высказал все, что он думает о ее состоянии, которое в психологии называется вытеснением. Мать так смеялась, что ей пришлось отложить образцы обивки и вытереть выступившие на глазах слезы.

– Милый, – сказала она, – какое вытеснение? Я люблю возиться с цветом, фактурой, узорами и ароматами. И со всем остальным тоже. Я привыкла воспринимать свой дом как студию, научный проект, лабораторию, выставочный зал. А я в нем директор, дизайнер, главный строитель и звезда всего шоу. Какой смысл в работе и в карьере – ведь в деньгах мы не нуждаемся? Чтобы кто-то указывал мне, что и когда я должна делать?

Она поманила его пальцем, и когда Кэл нагнулся к ней, погладила его по щеке.

– Я так тебя люблю, Калеб. Скоро ты поймешь, не все хотят подчиняться давлению общества – традиций, моды. Я считаю удачей и даже привилегией, что у меня была возможность заниматься тем, чем хочется, то есть сидеть дома и воспитывать детей. И мне повезло выйти замуж за человека, который не возражает, чтобы я использовала свои таланты – а я чертовски талантлива – для захламления его тихого и уютного дома образцами краски и тканей. Я счастлива. И еще мне приятно слышать, что ты за меня волнуешься.

Кэл давно убедился в том, что мать права. Она делала то, что ей нравится, и это было потрясающе. И понял: именно она настоящий хозяин в доме. Отец зарабатывал деньги, но финансами управляла мать. Отец руководил бизнесом, мать домом.

И обоих это устраивало.

Поэтому Кэл не стал убеждать мать не суетиться по поводу воскресного ужина – точно так же, как не стал отговаривать от приглашения Куин, Лейлы и Фокса. Она жила, чтобы волноваться, и обожала устраивать пышные трапезы для гостей, даже незнакомых.

Фокс вызвался заехать в город за дамами, и Кэл направился прямо в дом родителей, чтобы приехать туда первым. Он подумал, что не помешает провести подготовительную работу и, возможно, дать пару советов, как вести себя с женщиной, которая собирается написать книгу о Холлоу. Город – это люди, и его семья тоже живет в этом городе.

Франни стояла у плиты, проверяя готовность свиной вырезки. Очевидно удовлетворенная результатом, она переместилась к кухонному столу и начала колдовать над своей знаменитой слоеной закуской.

– Итак, мама, – произнес Кэл, открывая дверь холодильника.

– К ужину я подаю вино, так что не нацеливайся на пиво.

Пристыженный, он захлопнул дверцу.

– Просто хотел напомнить: Куин пишет книгу.

– Я жаловалась на память?

– Нет. – Женщины ничего не забывают, и эта их особенность его иногда пугала. – Я имел в виду другое. Учитывай, что все, что мы говорим, может оказаться в книге.

– Гм. – Франни разложила пеперони поверх сыра проволоне. – Думаешь, за аперитивом мы с папой скажем или сделаем что-либо неподобающее? Или подождем десерта. Кстати, на десерт будет яблочный пирог.

– Нет, я… Ты испекла яблочный пирог?

Мать скосила на него глаза и улыбнулась.

– Твой любимый, правда, малыш?

– Да, но ты могла утратить сноровку. Я должен попробовать кусочек, пока не пришли гости. Чтобы избавить тебя от конфуза, если пирог не удался.

– Эта хитрость не работала, даже когда тебе было двенадцать.

– Знаю, но ты всегда вдалбливала мне в голову, что упорство – это добродетель.

– И ты не сдаешься. Послушай, почему ты так переживаешь, что к нам на ужин придет та девушка, с которой тебя видели несколько раз?

– Дело не в этом. – Кэл сам не знал, в чем именно. – А в том, зачем она вообще приехала в город. Мы должны помнить – вот и все, что я хочу сказать.

– Я всегда помню. Разве такое забудешь? Мы должны жить обычной жизнью: чистить картошку, забирать почту, простужаться, покупать новые туфли – несмотря ни на что, а может, и вопреки. – В интонациях голоса матери Кэл почувствовал сдерживаемые эмоции и понял, что это печаль. – А жизнь – это и приятная компания за воскресным ужином.

– Мне бы очень хотелось, чтобы все было по-другому.

– Знаю, но ничего не поделаешь. – Не прекращая раскладывать закуски, она подняла глаза на сына. – Кэл, мой мальчик, ты не в состоянии сделать больше того, что делаешь. А иногда я думаю, что и этого слишком много. Но… Скажи, тебе нравится эта девушка? Куин Блэк?

– Конечно. – Хорошо бы еще раз попробовать на вкус ее полные губы, подумал Кэл. Затем отбросил эту мысль, вспомнив, что мать умеет угадывать, о чем думают ее дети.

– В таком случае я постараюсь подарить ей и всем остальным приятный вечер и вкусную еду. Кроме того, Кэл, если ты не хочешь, чтобы она говорила со мной или с отцом, не открывай ей дверь. И я – несмотря на всю свою решимость – не смогу оттолкнуть тебя и впустить ее сама.

Кэл внимательно посмотрел на мать. Иногда он удивлялся, что эта милая женщина с коротко стриженными белокурыми волосами, хрупкой фигуркой и богатым воображением подарила ему жизнь и воспитала в нем мужчину. Удивлялся, как утонченность сочетается в ней с необыкновенной силой.

– Я не позволю тебя обижать.

– Я тоже не позволю тебя обижать. А теперь выметайся из кухни. Мне нужно доделать закуски.

Кэл мог бы предложить матери помощь, но знал, что ответом будет ее исполненная жалости улыбка. Не то чтобы она вообще не принимала помощь на кухне. Отцу не только позволялось жарить мясо – это всячески поощрялось. Время от времени в качестве сменных поваров привлекались все, кто был свободен.

Но когда мать собиралась принимать гостей, на кухню не допускался никто.

Кэл миновал гостиную, где, естественно, был уже накрыт стол. Мать достала праздничные тарелки, а это значит, что все серьезно. Сложенные домиком салфетки, круглые маленькие свечки в кобальтовых подставках, расставленные на центральном блюде, которое было украшено зимними ягодами.

Даже в худшие времена, даже во время Седмицы, Кэл мог прийти в родительский дом и увидеть свежие цветы в вазах, безупречно чистую и натертую полировкой мебель, маленькое фигурное мыло в туалете внизу.

Сам дьявол не заставит Франни Хоукинс свернуть с избранного пути.

Возможно, подумал Кэл, входя в гостиную, это одна из причин – даже главная причина – того, что он до сих пор не сдался. Что бы ни случилось, мать не откажется от своих представлений о порядке и здравом смысле.

И отец тоже. Родители обеспечили ему прочный фундамент, разрушить который не под силу даже демону ада.

Кэл направился к лестнице, надеясь разыскать на втором этаже отца, который, скорее всего, сидит у себя в кабинете. Но затем увидел в окно, как подъехала машина Фокса.

Первой выскочила Куин, прижимавшая к груди букет цветов, завернутый в зеленую бумагу. За ней последовала Лейла; в руках она держала пакет, похоже, подарочную бутылку вина. Мама одобрит подношения, подумал Кэл. В ее мастерской, где царил идеальный порядок, имелись коробки и полки с тщательно подобранными презентами для неожиданных гостей, а также подарочные пакеты, оберточная бумага, всевозможные бантики и ленточки.

Кэл открыл дверь, впуская Куин.

– Привет. Какой красивый дом и сад! Теперь понятно, откуда у тебя вкус к ландшафтному дизайну. Как здорово. Посмотри на эти стены, Лейла. Прямо итальянская вилла.

– Их последняя инкарнация, – заметил Кэл.

– Выглядит очень уютно, по-домашнему, и в то же время стильно. Так и тянет свернуться калачиком на этом великолепном диване и немного вздремнуть, но сначала почитать журнал по домоводству.

– Спасибо, – поблагодарила Франни, входя в гостиную. – Приятно это слышать. Кэл, помоги дамам раздеться. Я Франни Хоукинс.

– Рада познакомиться. Куин. Спасибо за приглашение. Надеюсь, вам нравятся смешанные букеты. Я так долго не решалась выбрать.

– Очень красиво, спасибо. – Франни взяла букет и улыбнулась Лейле.

– Я Лейла Дарнелл. Спасибо, что нас пригласили. Надеюсь, вино пригодится.

– Обязательно. – Франни заглянула в подарочный пакет. – Любимое каберне Джима. Какие вы умницы, девочки. Кэл, скажи отцу, что пришли гости. Привет, Фокс.

– У меня тоже кое-что есть. – Он обнял Франни и расцеловал в обе щеки. – Что у нас на ужин?

Франни взъерошила ему волосы, словно мальчишке.

– Скоро увидишь. Куин и Лейла, чувствуйте себя как дома. Пойдем со мной, Фокс. Я хочу поставить цветы в вазу.

– Вам помочь на кухне?

– Ни в коем случае.

Когда Кэл вместе с отцом спустился в гостиную, Фокс разносил закуски, изображая заносчивого французского официанта. Женщины смеялись, свечи горели, мать внесла лучшую хрустальную вазу своей бабушки с ярким букетом Куин.

Иногда, подумал Кэл, этот мир действительно неплох.

В разгар ужина, когда разговор вращался вокруг безопасных – по мнению Кэла – тем, Куин вдруг отложила вилку и покачала головой.

– Миссис Хоукинс, все необыкновенно вкусно, и поэтому я не могу не спросить. Вы где-то учились? Работали шеф-поваром в шикарном ресторане или просто сегодня у вас удачный день?

– Я немного ходила на курсы.

– Франни все время «немного ходила на курсы», – заметил Джим. – Всякие-разные. Но у нее природный дар к кулинарии, садоводству и декораторскому искусству. Все, что вы здесь видите, – дело ее рук. Красит стены, шьет занавески… прошу прощения, декорирует окна, – поправил он себя, подмигнув жене.

– Невероятно! Вы красили? Сами?

– Это доставляет мне удовольствие.

– Несколько лет назад жена нашла на блошином рынке буфет и заставила привезти домой. – Джим показал на отполированный буфет красного дерева. – А через несколько недель попросила притащить его сюда. Я сначала подумал, что она меня разыграла, тайно купив его в антикварном магазине.

– Марта Стюарт[19] вам в подметки не годится, – заявила Куин. – Считайте это комплиментом.

– Спасибо.

– Я абсолютно неспособна ко всему этому. Мне и ногти удается накрасить с трудом. А вы? – Куин повернулась к Лейле.

– Шить я не умею, но красить мне нравится. Стены. Однажды я даже их шлифовала, и вышло неплохо.

– Шлифовала я только бывшего жениха.

– Вы были помолвлены? – спросила Франни.

– Мне так казалось. Но, как выяснилось, мы с ним по-разному понимали значение этого слова.

– Наверное, трудно совмещать карьеру с личной жизнью.

– Ну, не знаю. Люди пытаются совмещать – с разной степенью успешности, но пытаются. Думаю, тут просто нужен подходящий человек. Фокус – или, наверное, первый из множества фокусов – заключается в том, чтобы распознать подходящего человека. Разве у вас было не так? Вы ведь поняли, что предназначены друг для друга?

– Лично я с первого взгляда, как только увидел Франни. Такие вот дела. – Джим улыбнулся жене. – Она же была не такой прозорливой.

– Просто более практичной, – поправила Франни. – С учетом того, что нам было по восемнадцать. Кроме того, мне нравилось, что ты обо мне мечтаешь и всюду за мной ходишь. Да, вы правы. – Она снова посмотрела на Куин. – Нужно увидеть друг друга, рассмотреть друг в друге нечто особенное. Должно появиться желание попытать счастья, возникнуть уверенность, что вы сможете оставаться вместе всю жизнь.

– Иногда кажется, ты что-то разглядел, – заметила Куин, – но это всего лишь… скажем, обман зрения.

Куин была мастером обходных маневров – этого у нее не отнять. Франни Хоукинс, конечно, крепкий орешек, но Куин удалось очаровать ее и проникнуть на кухню, чтобы помочь с десертом и кофе.

– Люблю кухни. Кулинар из меня никакой, но мне нравится вся эта утварь, приспособления, сверкающие поверхности.

– Наверное, при вашей профессии вы часто едите не дома.

– На самом деле наоборот – как правило, готовлю сама или покупаю готовую еду. Пару лет назад возникло желание изменить образ жизни и следить за питанием. Решила перейти на здоровую пищу и по возможности отказаться от фастфуда. Теперь я умею делать вполне приличные салаты. Для начала. О боже, яблочный пирог. Домашний яблочный пирог. Меня ждет двойная нагрузка в тренажерном зале – как наказание за огромный кусок, который я собираюсь попросить.

Явно довольная, Франни хитро улыбнулась.

– А ванильное мороженое на десерт?

– Непременно, но только для того, чтобы продемонстрировать безупречные манеры. – Куин задумалась на секунду, затем решилась: – Я хочу кое о чем спросить. Если вам покажется, что я злоупотребляю гостеприимством, остановите меня. Наверное, трудно вести нормальную жизнь, заботиться о семье, о себе самой и своем доме, зная, что все это находится под угрозой?

– Очень трудно. – Франни включила кофеварку и занялась пирогом. – Но необходимо. Я хотела, чтобы Кэл уехал, и тогда мне удалось бы уговорить Джима. Я бы смогла сбежать от этого кошмара. В отличие от Кэла. И я горжусь, что он не отступил, остался тут.

– Расскажете, что произошло тем утром, в его десятый день рождения, когда он вернулся домой?

– Я была во дворе. – Франни подошла к окну, выходившему на задний двор. Она все помнила, до мельчайших деталей. Зеленая трава, голубое небо, уже готовые раскрыться соцветия гортензий, ярко-синие высокие стрелки дельфиниума.

Она срезала отцветшие розы и кореопсис. Франни явственно вспоминала деловитое пощелкивание ножниц и гудение соседской – тогда это были Питерсоны, Джек и Лоис – газонокосилки. Ее мысли были заняты Кэлом и его днем рождения. В духовке уже стоял торт.

Шоколадный, она прослоит его сметанным кремом и посыпет сахарной пудрой, чтобы сделать похожим на ледяную планету из «Звездных войн». Кэл очень любил «Звездные войны». Торт украсят маленькие фигурки, изображающие персонажей фильма, а на кухне уже приготовлены десять свечей.

Франни то ли услышала, то ли почувствовала приближение сына и, оглянувшись, увидела, как Кэл – бледный, грязный, потный – едет к дому на велосипеде. Первая ее мысль была об аварии – он попал в аварию. Франни вскочила, побежала ему навстречу и только тут поняла, что сын без очков.

– Я разрывалась между желанием выругать его как следует и обнять, успокоить. Он слез с велосипеда и бросился ко мне. Подбежал и крепко обнял. Он – мой милый мальчик – дрожал как осиновый листок. Я опустилась на колени и отстранила его, пытаясь разглядеть кровь или сломанную кость.

«Что с тобой, что случилось, тебе больно?» – вырвалось у нее – скороговоркой, будто одно слово. «В лесу, – прошептал он. – Мама. Мама. В лесу».

– Я хотела спросить: «Что, черт возьми, вы делали в лесу, Калеб Хоукинс?», но сдержалась. Он сам во всем признался: как они с Фоксом и Гейджем планировали приключение, как готовились, куда пошли. Я буквально раздваивалась: одна часть хладнокровно придумывала наказание, соответствующее тяжести проступка, другая была объята ужасом и испытывала облегчение, огромное облегчение от того, что обнимает своего грязного, испуганного сына. Потом он рассказал остальное.

– Вы поверили.

– Я не хотела верить. Проще было считать, будто ночью ему приснился кошмар, причем заслуженно. Кэл просто объелся сладостями и всякой вредной едой, и его мучили кошмары. Или кто-то напал на них в лесу. Но глядя в его лицо, я отбросила эти логичные и понятные объяснения. И, конечно, его глаза. Он видел пчелу, висящую над цветами дельфиниума на дальнем конце двора. Под грязью и потом, покрывавшими его кожу, не было ни одного синяка. Вчера я рассталась с девятилетним мальчишкой с поцарапанными коленками и синяками на лодыжках. У того, который вернулся, на коже не осталось ни одной отметины, если не считать тонкого белого шрама на запястье, которого раньше не было.

– Большинство взрослых, даже матерей, все равно не поверили бы ребенку, рассказавшему такую историю.

– Не буду отрицать: конечно, Кэл иногда мне лгал. Это естественно для ребенка. Но я понимала, что именно сейчас он говорит правду, всю правду, которую знает.

– И что вы сделали?

– Отвела его в дом, приказала вымыться и переодеться. Позвонила его отцу, позвала сестер Кэла. Испортила праздничный торт – совсем забыла о нем и не слышала сигнал таймера. Могла спалить и весь дом, не почувствуй Кэл запах горелого. Так что он остался без ледяной планеты и десяти свечей. Не люблю об этом вспоминать. Я спалила торт, и на свой день рождения Кэл даже не смог задуть свечи. Глупо, правда?

– Нет, мэм, – искренне возразила Куин. Франни повернулась к Куин и посмотрела прямо в глаза. – Вовсе не глупо.

– С тех пор он уже не был прежним маленьким мальчиком. Изменился. – Франни вздохнула. – Мы отправились прямо к О’Деллам, потому что Фокс и Гейдж уже были там. И тогда состоялась, если можно так выразиться, наша первая «встреча на высшем уровне».

– И как…

– Пора подавать десерт и кофе. Возьмете этот поднос?

Понимая, что на данный момент тема исчерпана, Куин смирилась.

– Конечно. Потрясающе, миссис Хоукинс.

В промежутках между охами и ахами по поводу яблочного пирога Куин попыталась очаровать Джима. Она видела, что после похода к Языческому камню Кэл сторонился ее, всячески уклоняясь от разговора.

– Вы всю жизнь прожили в Холлоу, мистер Хоукинс?

– Родился и вырос. Хоукинсы поселились тут еще в те времена, когда город представлял собой несколько каменных лачуг.

– Я познакомилась с вашей бабушкой – похоже, она хорошо знает историю этих мест.

– Лучше всех.

– Говорят, вы разбираетесь в недвижимости, бизнесе, местной политике.

– Надеюсь.

– Тогда, наверное, вы могли бы мне кое-что подсказать. – Она скосила глаза на Кэла и вновь улыбнулась его отцу. – Я хочу арендовать дом – в городе или окрестностях. Никакой роскоши, но я люблю простор. Скоро ко мне приедет подруга, и, кроме того, я надеюсь уговорить Лейлу остаться тут на какое-то время. Думаю, удобнее и разумнее будет жить вместе, а не снимать номера в гостинице.

– На какой срок?

– Шесть месяцев. – По его лицу Куин увидела, что он все понял; не ускользнул от нее и хмурый взгляд Кэла. – Рассчитываю быть здесь в июле, мистер Хоукинс, и хочу найти дом, подходящий для трех женщин… возможно, трех, – прибавила она, посмотрев на Лейлу.

– Надеюсь, вы хорошо подумали.

– Да. Я собираюсь написать книгу, и одной из главных ее тем станет тот факт, что город продолжает жить и люди – большинство – отсюда не уезжают. Они остаются, чтобы печь яблочный пирог и в воскресенье приглашать гостей на ужин. Они играют в боулинг, ходят в магазин. Ссорятся, любят друг друга. Просто живут. И чтобы рассказать об этом, мне нужно быть здесь – до, во время и после. Поэтому мне нужен дом.

Джим взял себе кусок пирога, налил кофе.

– Совершенно случайно я знаю подходящее место на Хай-стрит, всего в квартале от Мейн. Это старый дом, построенный после Гражданской войны. Четыре спальни, три ванные комнаты. Красивые портики, парадный и на заднем дворе. Два года назад менялась крыша. Просторная кухня с примыкающей маленькой столовой. Оборудование не самое новое, но ему всего пять лет. Косметический ремонт. Жильцы съехали всего месяц назад.

– Превосходно. Похоже, вы неплохо знаете этот дом.

– Обязан знать. Как владелец. Кэл, ты должен показать дом Куин. Можешь отвезти туда их с Лейлой по дороге домой. Ты знаешь, где ключи.

Вполне логично, что Куин села в машину к Кэлу, а Фокс с Лейлой последовали за ними. Вытянув ноги, Куин вздохнула:

– Для начала я скажу, у тебя потрясающие родители и тебе повезло расти в таком милом и гостеприимном доме.

– Полностью согласен.

– Отец похож на Варда Кливера[20] в исполнении Джимми Стюарта[21]. Такой же неотразимый, как яблочный пирог твоей мамы. Она же – Марта Стюарт и Грейс Келли[22] в образе Джулии Чайлд[23].

– Точное описание. – Губы Кэла тронула улыбка.

– Ты знал о доме на Хай-стрит.

– Да.

– Ты знал о доме на Хай-стрит, но предпочел промолчать.

– Совершенно верно. Но ты тоже узнала о нем еще до сегодняшнего ужина и поэтому обратилась прямо к отцу, минуя меня.

– Точно. – Куин постучала пальцем по его плечу. – Надеялась, твой отец не откажет. Я ему нравлюсь. Ты молчал, потому что не уверен, понравится ли тебе то, что я напишу о городе?

– Отчасти. Но в основном надеялся: вдруг ты передумаешь и уедешь. Потому что ты мне тоже нравишься.

– Я тебе нравлюсь, и поэтому ты хочешь, чтобы я уехала.

– Ты мне нравишься, Куин, и, естественно, мне хочется уберечь тебя от опасности. – Кэл снова посмотрел на нее, теперь пристальнее. – Но какие-то мысли, высказанные тобой о Холлоу за яблочным пирогом, перекликаются с тем, что сегодня говорила мне мать. И это устраняет мои сомнения относительно будущей книги, но усиливает твою привлекательность. Отсюда и проблема.

– После того что случилось с нами в лесу, ты прекрасно понимаешь – я не уеду.

– Наверное, понимаю. – Он свернул на короткую, круто поднимающуюся вверх подъездную дорожку.

– Этот дом? Потрясающе! Ты только посмотри на каменную кладку, крыльцо и окна со ставнями.

Темно-синие ставни прекрасно сочетались с серым камнем. Маленький палисадник пересекала узкая дорожка с тремя цементными ступенями. В левом углу аккуратно постриженный куст – вероятно, кизил, подумала Куин.

Фокс припарковался позади них; Куин выскочила из машины и остановилась, уперев руки в бедра.

– Просто восхитительно. Правда, Лейла?

– Да, но…

– Никаких «но» – пока. Нужно заглянуть внутрь. – Склонив голову набок, она посмотрела на Кэла. – Домовладелец не возражает?

Пока они шли к крыльцу, Кэл достал из кармана ключи, которые снял с крючка в кабинете отца. На кольце был указан адрес дома на Хай-стрит.

Дверь открылась без скрипа, указывая, что хозяева тщательно следят за принадлежащей им собственностью.

За дверью начиналась гостиная: прямоугольная, вытянутая; слева лестница на второй этаж. Деревянный пол выглядел немного потертым, но был безупречно чист. В холодном воздухе еще стоял легкий запах свежей краски.

Куин понравился маленький кирпичный камин.

– При окраске стен мог бы воспользоваться квалифицированным советом матери, – заметила Куин.

– Жилье сдается в аренду с черновой отделкой. Так принято в Холлоу. Арендаторы обычно хотят устроить все по-своему, и это их право.

– Разумно. Я начну осмотр сверху, потом спущусь вниз. Лейла, хотите пойти со мной – будем выбирать спальни?

– Нет. – Кэл увидел на ее лице одновременно бунт и отчаяние. – У меня уже есть спальня. В Нью-Йорке.

– Вы не в Нью-Йорке, – ответила Куин и взбежала по лестнице.

– Она меня не слушает, – прошептала Лейла. – И похоже, я сама себя не могу убедить, что нужно возвращаться.

– Раз уж мы приехали, – пожал плечами Фокс, – можно и поглядеть. Обожаю пустые дома.

– Я буду наверху. – Кэл стал подниматься по ступенькам.

Он нашел Куин в одной из спален, той, которая выходила на крошечный задний двор. Она стояла у высокого узкого окна, прижав к стеклу кончики пальцев правой руки.

– Сначала мне захотелось выбрать ту, окна которой выходят на улицу, чтобы наблюдать, кто там проходит, когда и с кем. Знать, что происходит. Но я остановилась на этой. Готова поспорить, днем отсюда виден задний двор, другие дома и горы.

– Ты всегда так быстро принимаешь решения?

– Как правило. Но теперь сама себе удивилась. И ванная чудесная. – Она слегка повернулась и махнула рукой, указывая на боковую дверь. – А поскольку в доме будут только женщины, нет ничего страшного, что она соединяется с двумя спальнями на этой стороне.

– Ты так уверена, что все согласятся?

Куин повернулась к нему.

– Уверенность – первый шаг к тому, чтобы добиться желаемого. Скажем так: я надеюсь, Лейла и Сиб согласятся, что гораздо удобнее и разумнее снять на несколько месяцев дом, чем жить в гостинице. Особенно с учетом того, что после явления Слизняка мы с Лейлой не горим желанием пользоваться обеденной залой.

– У вас нет мебели.

– На то существуют блошиные рынки. Все необходимое там найдется. Послушай, Кэл, я жила не в таких условиях – и ничего. Но дело не только в этом. Так или иначе я связана с этой историей, с городом. И не смогу просто повернуться и уйти.

Кэлу очень хотелось, чтобы она смогла, однако он понимал – легче и проще ему от этого не станет.

– Ладно, но давай условимся, здесь и сейчас: если ты передумаешь, просто уезжай, без всяких объяснений.

– Договорились. Теперь по поводу аренды. Во сколько нам обойдется дом?

– Вы платите за коммунальные услуги – отопление, электричество, телефон, кабельное телевидение.

– Естественно. И?

– Все.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не буду брать с тебя арендную плату. Ведь ты здесь – по крайней мере, отчасти – из-за меня. Моей семьи, моих друзей, моего города. И я не собираюсь на этом зарабатывать.

– Ты порядочный человек, да, Калеб?

– В основном.

– А я заработаю, – оптимистично заявила Куин, – на книге, которую собираюсь написать.

– Если мы переживем июль и ты напишешь книгу, это будет заслуженной наградой.

– Условия довольно жесткие, но мы, похоже, договорились. – Она шагнула к нему, протягивая руку.

Кэл сжал ее ладонь, потом другой рукой обхватил затылок. В глазах Куин мелькнуло удивление, но она не стала сопротивляться, послушно потянулась к нему.

Он не торопился: медленное сближение тел, прикосновение губ, сплетение языков. Никакого взрыва страсти, как тогда, на поляне. Никакого внезапного, почти болезненного вожделения. Просто медленный, постепенный переход от любопытства к наслаждению и желанию, от которого кружилась голова и тепло разливалось по жилам. Такое ощущение, что внутри все притихло, и Куин услышала низкий звук, рождавшийся у нее в горле, когда губы Кэла крепче прижались к ее губам.

Кэл чувствовал, как ее сопротивление ослабевает, ладонь становится мягкой и податливой. Накопившееся за весь день напряжение куда-то исчезло, и осталось лишь это мгновение, тихое и бесконечное.

Ощущение покоя не исчезло и после того, как они оторвались друг от друга. Куин открыла глаза.

– Теперь это только ты и я.

– Да. – Кэл провел пальцами по ее шее. – Только мы с тобой.

– Хочу предупредить, что у меня есть правило: никаких романтических или сексуальных отношений с теми, кто имеет отношение к истории, которую я расследую. Просто для того, чтобы обеспечить прочный тыл.

– Пожалуй, разумно.

– Я разумный человек. Но в данном случае собираюсь отменить это правило.

– И правильно сделаешь, – улыбнулся Кэл.

– Какая самоуверенность. Но в сочетании с порядочностью это мне даже нравится. К сожалению, пора возвращаться в гостиницу. Много… всякого разного. Нужно кое-что сделать, прежде чем переселяться сюда.

– Конечно. Я подожду.

Не выпуская руки Куин, он выключил свет и повел ее за собой к выходу.
Нора Робертс