В уютной большой канцелярии небосклонной...

В уютной большой канцелярии небосклонной очередь за талонами по талонам. Август в разгаре. Солнце оттенка карри ходит по сини пузатое, как викарий.  Проповедует тучам - мол, никаких осадков! У людей картоха, грибалка и Лунгасадье. Так что ни вам дождинки, ни ветерка пустячного? Поняли, девочки? Ясен план действий, мальчики? Тучи кивают, следуют всем инструкциям. Чинно плывут над гвоздиками и настурциями. Работягам снится - море о них волнуется. Приедут ли пить вино, дыни есть и устрицы?

Вот и Мрачный жнец за две тысячи лет умаялся. Шутка ли дело - без выходных до старости! Да и не в старости дело для бестелесного. Просто совсем без отдыха - это честно ли? Отчисления в профсоюз, напряженный график. А как речь об отдыхе - сразу катись ты на фиг!

«Требую соблюдения протокола! Раз в тысячу лет на пляжУ хочу чилить с колой! Путевку немедля работнику тысячелетия!»
 Небосклонная канцелярия дует ветер из кружек пузатых, Жнецу отпускные выдав. Тот, косу под опись оставив, идет на выход. Но на прощание все же берет клиента. Какого-то старика на закате лета. В старикашке росту чуть больше полутора метров - смугл, худ и жилист, что подпруга из сыромяти. В чистом поле у ветхого дома колючие кедры он под вечной лазурью на долгую вечность садит. Смерти грозный служитель оставил покуда старца. Приберет его, как будет с отпуска возвращаться. А пока пусть оставит на память деревья потомкам. Кедрам век вековать, ну а люди всего лишь поденки. 

Жнец колесил по миру, забыв о деде. Был он в Индии, в Югославии и в Тибете. Пил кумыс в Казахстане, в Египте скакал на верблюдах. Покупал разный хлеб в разных странах по разным валютам.  Прикупил сувениров - ракушек, магнитов, кувшинов, пахлаву ел медовую с наглухо чокнутым джином. Полюбил арманьяк с ароматным густым буябесом, побывал в австралийских лесах, вдалеке от прогресса. Позабыл о работе, сакэ попивая с екаем. В отпускном кураже, не смешите, работа какая! Все потом - не помрут без него, чать, на свете людишки. Покоптят слой озоновый парочку месяцев лишних. Жнец устал, словно галл распоследний на римских галерах: за две тысячи лет то война, то чума, то холера, то холод, то голод, то оползни, то потопы... Скольких он свел в мир иной из сырого гроба? Никогда не считал. Да и толку-то с этих подсчетов? Время смоет все цифры, как пятна на фартуке щелок. Знай, точи себе косу, ходи день за днем по заявкам, да коси человечков, как тонкую хрупкую травку.

И когда тридцать лет миновало в разъездах по свету, жнец вернулся к забытому деду опять в конце лета. И гудит неохватным простором кедровая роща. И на камне горбатый старик загорелый и тощий курит длинную трубку, пьет чай из глубокой пиалы. И закат над могучими кедрами ширится алый…

Три эпохи спустя, вновь запаренный графиком адским, Жнец приходит на хвою душистую любоваться. Щелучит в ковш горсти из-под плоских чешуек на шишках скромный Жнец ядра темные, цвета засушенной вишни, и вдыхает, кладя на язык сладковатые зерна: время тут не имеет значенья, оно иллюзорно. Кто сажал исполинов - не вспомнят ни ливни, не ветры. Но шумят под лазурью вершинами темные кедры.

7 августа 2024 г.