Колдун. Часть 8

Колдун. Часть 8

Сбирается на площади народ
В глазах ни состраданья, ни боязни.
Зеваки в предвкушенье ждали год,
Чтоб насладиться видом страшной казни.

Кричали люди: «Ведьму здесь сожгут!»
Расставлены вокруг корзины с солью.
Ожесточенных полчище иуд
Осиновые навостряет колья.

Нещадно солнце жарило с утра.
Одуматься, как будто, призывало.
Есть, кто в душе хранит зерно добра,
Но было их, к прискорбью, слишком мало.

Они стыдливо отводили взгляд
И не вели про ведьму разговоры.
В сердца их не проник тлетворный яд,
Но правду укрывали, словно воры.

Возвысился над всеми эшафот.
Смолою пахнут струганные доски.
Палач лениво почесал живот.
Процессии раздались отголоски.

Гвардейцев живописен был отряд.
Сверкали позолоченные латы.
На площадь их въезжал за рядом ряд.
Могуч, как лев, был командир усатый.

Пространства огороженный квадрат.
Над ложей натянули покрывало.
Бездельники столпились стар и млад.
Их держит пик наточенное жало.

Разрезал воздух рёв протяжный труб.
Куда ни глянь-восторженные мины.
Приветствия слетели с тысяч губ,
Как гул воды из прорванной плотины.

Венцом сверкая, появился принц.
Шагала вслед, потупив взор принцесса.
Народ упал, его увидев, ниц.
Вельможи встали в глубине навеса.

На нем расшитый золотом наряд.
В руке зажат багровый плод граната.
Сверкает торжеством колючий взгляд.
Глаза темнее черного агата.

Десницу поднял, замерла толпа.
Он заслужил уже дурную славу.
Советник, что ответил невпопад,
Отправлен был в зверинец на расправу.

«Я слушаю, любимый мой народ.
Какой достойна кары лиходейка,
Безжалостно губившая приплод?
Она и брат-проклятая семейка.»

Раздался крик: «Предать её огню!
Пускай костер сожрёт останки плоти!
В отхожем месте кости догниют!»
«Ваш приговор суров и я не против.»

Махнул рукой, закончен маскарад.
Он сбросил гнева праведного мину.
Людское море рассекал отряд
И к месту казни провожал Рамину.

Полны слезами карие глаза.
Но тени страха нет на бледном лике.
Худые руки сведены назад.
Босая. В тонкой и простой тунике.

Рамину возвели на эшафот
И приковали там железной цепью.
Скривился от усмешки принца рот.
Проклятья слало в спину ей отребье.

С притворной скорбью к ней костлявый жрец
Поднялся для последнего обряда.
Молитвою облегчить ей конец.
Качнула головой она: «Не надо».

«Вы посмотрите, демон её брат.
Не кается, а лишь одна бравада.
А этот дерзкий, непокорный взгляд
Изменится. Узри посланца ада!»

Разломлен принцем надвое гранат.
И черное упало наземь семя.
Тревожно грома прогремел набат.
Горячий ветер пролетел над всеми.

Отпрянула испуганно толпа.
Пыль отдалась шальному хороводу.
И нечто внутри темного столба
Взревело властно, обретя свободу.

И вздрогнула от поступи земля,
Как будто сон прервался у вулкана.
Словам, что произнёс колдун, внемля,
Смерч обратился в чудо-великана.

Бесчисленные красные глаза
Сверкали, словно угли, не мигая.
Созвала тучи чёрные гроза.
Они кружились, как воронья стая.

Посланец был огромен, словно слон.
В оскале обнажил акульи зубы.
Отвесил принц почтительный поклон.
В змеином торжестве поджаты губы.

«Приветствую, владык подземных паж,
Без спроса преступающий пороги.
Могуч и грозен вероломный страж
И встреч с тобой боятся даже боги.

Тебя призвал на время из глубин,
Чтобы просить о маленькой услуге.
Пусть знает обо мне твой господин.
Я царь сих мест и мне подвластны слуги.

Я подарить готов ему страну.
И чествовать его верней любого.
Что даст, ему со сторицей верну.
У Темного вблизи хочу быть бога.

А напоследок этот скромный дар.
Сломить упрямство сможешь ты девчонки.
Красивый, неиспорченный товар.
А голос, как у певчей птицы, звонкий».

Страж заревел. Пасть, словно черный грот.
Клубились в небе грозовые тучи.
Он заслонил собою эшафот.
Палач, лишившись мужества, канючил.

Несчастного страж поднял на рога.
Пред демоном он сущим был младенцем.
И плоть сорвал, как корку с пирога.
Забилось, замирая, в лапе сердце.

Рамину била лихорадки дрожь.
Она была бела, как покрывало.
Гром перекрыв, раздался крик: «Не трожь!»
И свет ударил в стража из зерцала.

От боли взвыл, словно безумный лев.
Разнесся запах обгоревшей плоти.
Навис, как глыба, лапы вверх воздев,
Казалось, что вот-вот меня проглотит.

Зерцало разогнало колдовство.
Растаял страж, исчезнув струйкой дыма.
Хоть представлялось это существо
Могущественно и непобедимо.

Народ эпичной битвой поражён.
Я видел обожающие лица.
Откинул у накидки капюшон.
Все ахнули, узрев второго принца.

Уставилась толпа на колдуна.
Он содрогнулся, в том была причина.
На кудри пала снегом седина.
Чужая испарилась вмиг личина.

Стоял пред всеми сгорбленный старик,
Изъеденный годами, как проказой.
Принцесса ошарашенная в крик,
Столь мерзок был обманщик одноглазый.

Рукой дрожащей он прикрыл лицо.
Упал без сил на жесткий пол помоста.
Ведь кара настигает подлецов,
Хоть праведную месть вершить не просто.

Молчание нарушил главный жрец,
Что наблюдал за схваткой, холодея.
Сорвал он с колдуна златой венец-
«Охрана, на костёр веди злодея!»

Гвардейцев дюжих небольшой отряд
Под руки колдуна стащил с помоста.
Могучим он казался час назад,
Сейчас же, словно выходец с погоста.

Безропотно взошел на эшафот.
Чуть ранее с него свели Рамину.
И не мигая, он смотрел вперед,
Как-будто видел скрытую чужбину.

«Скорее завяжите ему рот!»
Жрец поздно понял колдовские трюки.
Тот, кто веками средь людей живет,
Освоил таинства своей науки.

Раздались незнакомые слова.
Пером покрылось маленькое тело.
Всего лишь миг и вот уже сова,
Сверкая черным глазом, полетела.

«Ишачий сын, гореть тебе в аду!»
Я слышал голос хорошо знакомый.
«Где б ни скрывался, я тебя найду.
Я обещаю, свидимся мы снова!»

Сказав, растаяла в дождливой мгле.
Закончилась и не начавшись драка.
Хожу еще не долго по земле,
Врагов же нажил, словно блох собака.

Упали капли наземь, как свинец,
С людей смывая стыд и прегрешенья.
Развязки неожиданный конец.
Стрелок внезапно сделался мишенью.

Я поискал глазами-вот Амир
От всех невзгод и бед укрыл сестрицу.
А дождик, как волшебный эликсир,
Мгновенно маску страха стёр на лицах.

Был ярче солнца её нежный взгляд.
Худая, беззащитная до боли.
Словно пушинку, нёс в объятьях брат.
Как птицу, что ждала годами воли.

Зеваки расступились, я обнял.
Еще дрожала, словно лист, Рамина.
Пусть редко, но щадит девятый вал,
Так и она осталась невредима.

Любимое и милое лицо.
Для встречи я прошёл почти полмира.
Путь, словно обручальное кольцо,
Замкнулся. Принята судьбою вира.

Исчезли звуки, будто я оглох.
Мир замер и вокруг смешались краски.
Улавливал я каждый трепет, вздох.
Она ко мне прижалась без опаски.

Едины стали наши плоть и кровь.
Души влеченье, юных тел томленье.
И если боги могут дать любовь,
Она была меж нами без сомненья.

Я не боялся ведьм и колдунов,
Что пребывают в рабстве у порока.
В счастливый миг не надо даже слов.
Прошу его, продлись чуть дольше срока.