Жизнь без морали. Фантастика. Всё

Жизнь без морали. Фантастика.Всё.

«Исповедь - отворит замок тяжести» Сборник 30

Жизнь без морали. Фантастика Часть 1 Сборник 30

Откорректировано май,2024


УДК 82-31
ББК 84(2=411.2)6-44
К18

УДК 82-31
ББК 84(2=411.2)6-44

Каменцева (Галустян), Нина Филипповна.
К18 Исповедь — отворит замок тяжести. 30 том: сборник/
Н. Ф. Каменцева. — Новокузнецк: Союз писателей,
2024. — 288 с.
ISBN: 978-5-00187-930-5

© Каменцева Н. Ф., текст, 2024
© Издательство «Союз писателей»,
оформление, 2024
© ИП Соседко М. В., издание, 2024

    Дорогой читатель, любишь ли ты вести беседы по душам? Делиться своими фантазиями и страхами? Листая старые
альбомы с фотографиями, вспоминать близких тебе людей и
слушать чужие семейные истории? Рассказывать о путешествиях
и узнавать о том, по каким маршрутам проходят чужие судьбы? А может быть, тебе нравится пробовать необычные блюда
иностранной кухни или их готовить?
   Если ты ответил положительно хотя бы на часть вопросов, значит, книга писателя, публициста и художника Нины Каменцевой — то, что ты давно искал.
   Сперва ты побываешь между сном и явью, в антиутопическом будущем после ядерной катастрофы. Вместе с юной героиней ты окажешься в гостях у староверов, попытаешься выжить
в рушащемся мире, станешь частью культуры, о которой пре-
жде мог ничего не знать, полюбишь и найдёшь верных соратников.
   А затем ты отправишься в путешествие по Америке, увидишь её такой, какой не показывают в кино. Погрузишься в атмосферу мира до пандемии и проанализируешь её последствия. Ты встретишься с интересными людьми и, возможно, поймёшь, что они твоё зеркальное отражение.
    Далее — воспоминания о семье автора, чуть-чуть её особенной личной философии в фельетонах и вкусные странички с прозаическими и поэтическими рецептами.
   Приятного путешествия в мир творчества Нины Каменцевой!

Волнение души, волнение волн —
Как две сестры, ищут берег — пристать...

Опыт, как седина, приходит с годами.
Слабость в детстве — не значит на всю жизнь.
Доброта всегда остаётся.
Враждебность у злого человека — словно поставлена печать Бога: «Посторонись...»
Люблю театр, люблю оперу, балет, художественные выставки.
Ими дышу и часто за несколько часов в другой район, но еду.
Люблю всю эту красоту весеннюю, осеннюю люблю до слёз,
и когда на всё смотрю, особенно на разноцветную листву, я плачу...


Жизнь без морали
Фантастика

Солнце всё выше

Хайбун
Солнце всё выше.
С туманом сражался луч.
Стереть серость туч.

С туманом сражался луч. Рассветает утро! Луч прорезал
затянувшееся небо. Ожидание дождя нас пугает. Туман,
словно одеялом, покрывает всё, что на пути. Он поднялся
из речушки, как будто испарился с неё. Уже ползёт по суше,
деревьям, траве. Как будто обижает всё подряд, что встре-
чает, обводя, как дымом. Луч же в то время не сдавался, до-
стойно с ним сражался. Туман уж пятится назад, сплином в
поднебесье и падает обратно в виде бриллиантовой росы,
отдавая привилегию всем лучам, расплылся весь в каплях
на лепестках. Солнце всё выше и выше поднималось. Луч с
братьями-лучами объединился. Разорвали всё они на пути
к нам, не осталось и следа от тумана. Ясный день, и толь-
ко роса на траве и на листьях говорит о том, что начинался
дождь, но серость тучи проплыла на север.

Часть 1

   Сколько раз я себе говорила, что жить без мора-
ли невыносимо, но если бы не сон, куда я по-
пала, можно было бы подумать, что это явь...
но всё-таки это был сон. Даже для учёных сон
продолжает оставаться одним из самых неизученных явле-
ний. Но как же понять, какое послание каждый сон доносит
до меня, что будет или же что случится и сколько мне нуж-
но видеть то, что наяву и представить невозможно?..

    И как это начиналось? Жуть, взрыв атомной станции.
Много пожарных машин и пожарных. Сразу оголились во-
круг деревья, стоят без листвы, машут своими ветвями.
Я бегу, почему-то в лес... Пробежала деревню, хутор и дви-
гаюсь дальше — только я одна, как будто бы откуда-то знаю,
что надо бежать дальше. Я сама как будто бы любопытная,
но почему-то бежала, не останавливаясь, а мне было в то
время пятнадцать лет.
    Меня несёт, как будто бы волной, — это волна страха за
жизнь или же волна от атомного реактора? Добежала до
леса, ночь, нужно где-то остановиться и переночевать. На-
шла стог сена в лесу на небольшой полянке. Сделала в нём
углубление, не обращая внимания на боль в руках, которые
почему-то были окровавленными. Может быть, этот стог
сена не был свежим, а простоял несколько лет. С трудом
я сделала там отверстие и залезла в него. Ночь проспала
как убитая, но к рассвету меня начали атаковать муравьи
и другие насекомые. Вышла, побрела по полянке опять
в лес, испытывая чувство голода и жажды, хотелось воды...
    Сама же в мыслях перебираю: сколько же прошла и по-
чему не осталась где-нибудь в деревне? Ведь встречались
же на пути.
     Вскоре набрела на древесные грибы, полакомившись,
собрала в подол и пошла медленнее. Но мне всё ещё хоте-
лось воды, жажда мучила. Попозже заметила трассу через
лес и вдоль дороги берёзки. «Слава тебе, Господи, — поду-
мала про себя. — Здесь я смогу от наших берёзок утолить
жажду». Когда была совсем маленькой, мать поила меня
берёзовым соком, и эта память детства помогла утолить
жажду в лесу.
  Я шла не по дороге, а по посадке, потому что у меня при-
сутствовал какой-то страх. Опять приближалась ночь. «И
где же мне её провести?» — возник такой вопрос. Ночные
кошмары как будто бы ползут за мной. Я подняла голову
у высокого дуба и увидела наверху огромное дупло. Решила
вскарабкаться в него. Даже если не помещусь там, то хотя
бы сяду, а то в лесу полно волков — они то и дело шли за
мной. Но когда я поднялась, то обнаружила, что дупло как
раз для меня, здесь вполне можно спрятаться. Ведь страх
нагоняло на меня не только зверьё, а ещё и люди, бежав-
шие, как и я, — и видно было откуда.
   Наверное, я слишком устала — не хотелось сразу спу-
скаться, и муравьи не ползали по телу, и я решила немно-
го поспать. Вдруг меня разбудил звук человеческой речи.
Я выглянула — снаружи были два мужика среднего воз-
раста, с деревенским говором. Они и беседовали меж со-
бою. По их разговору поняла, что взрыв атомной станции
серьёзный и всё население собираются эвакуировать, но
некоторых также и истреблять. Я не понимала: что значит
истреблять? Не война же. А как же мораль? Ведь нужно спа-
сать каждого, пока ты сам живой, помогать, подавать руку,
если он тонет, а здесь... Неужели всё? Морали нет, один бес-
предел, не хватает только людоедства...
   Звук их разговора удалялся. Я выглянула, чтобы посмо-
треть, в какую сторону они идут. Видно было — это здеш-
ние, и мне нужно было слезть с дерева и пойти за ними —
аккуратно, чтобы они меня не заприметили.
    Был хороший сезон года, в лесу можно найти, чем пола-
комиться, но я брожу уже долго — и за несколько дней хоть
бы раз заметила воду! Давно потеряла мужиков, которые
были для меня как компас. Брела одна, голодная, исцара-
панная, грязная, желая хотя бы где-нибудь помыться и от-
дохнуть, как вдруг увидела, что среди леса, там, куда даже
дорога не ведёт, только тропа, по которой хотят люди, стоит
несколько хат. Но зато они были устроены очень аккуратно,
и я заметила, что здесь есть колодец, а вокруг него цветы,
видно, за ним ухаживали женщины.
    Дождавшись ночи, осторожно подошла к колодцу, опу-
стила ведро, после того как заглянула туда, а там светилась
луна, значит, была и вода. Ой же расплескалась!..

    И как теперь поступить? Прибиться к жителям или же
идти дальше? А куда идти?..


Часть 2

    Не успела я подумать, как кто-то вышел на крылечко
одного из домов. Я не видела лица, но было заметно,
как дымок сигареты поднимается в воздух и то и дело раз-
горается огонёк — издали это выглядело как мигающий
светлячок. Нет, мне здесь нельзя оставаться, нужно идти
дальше — и я тихо прошла вдоль забора, но, увидев опять
скошенное недавно сено, всё же решила остаться. Когда
я забралась в него, оно ещё пахло свежескошенной травой
и было таким мягким, как перина бабушки. Правда, она
у неё на железной кровати и при каждом повороте скрипит,
как старая пила...

    Утром проснулась рано, жажда одолевала меня, и я реши-
ла возвратиться к колодцу. Деревня ещё спала, мычали коро-
вы, и кричали петухи. Пройдя возле забора, заметила, что это
чей-то огород, там только завязывались огурцы. Я сорвала
парочку — свеженькие совсем, ещё с иголочками... но я убра-
ла их руками. Проглотив огурцы, ещё больше захотела пить.
Тихо, уже ползком пробралась к колодцу, там ещё стояло то
полное ведро с водой, которое я доставала ночью, правда, на
поверхности плавала мошкара и моль. Я быстро отлила не-
много воды из ведра и взахлёб выпила. Но как же запастись
водой, хотя бы немного, не соображала, пока вдали не уви-
дела деревянный забор, на котором сохли банки для соле-
ний. Вспомнила: ведь моя бабушка так и делала. Пока было
не очень светло, мне удалось схватить первой трёхлитровую
банку, и, набрав воды, я снова ползком вернулась в своё вре-
менное укрытие. Как назло, сосало под ложечкой...
   Через час заметила переполох во всей деревне. Люди
грузили детей, вещи на свои повозки, запряжённые ло-
шадьми, и через час двинулись в другом направлении.
Ясно: они двигаются на север. Я хорошо училась в школе
и понимала, где растёт мох и как определить по нему сто-
роны света. Сейчас бы я тоже двинулась за отъезжающи-
ми, но была настолько голодна, что решила немного здесь
поживиться, найти что-нибудь поесть. Но сколько бы я ни
обходила домов, все были заперты, а окна забиты древе-
синой. Я даже удивилась: как будто бы не стучали, когда
успели справиться? У одного дома заметила открытый по-
греб на огороде и решила спуститься туда. А там в буты-
лях: закрученное сало, консервы, компоты — всё не пере-
числишь. Я взяла банку с салом, квашеной капусты и всё
же спряталась в своё временное убежище. Не пошла за
людьми, понимая, что здесь осталась еда, за которой они
обязательно вернутся, сама же немного отдохну, а потом
можно и за ними.

    Я оказалась права: через день опять появились те же са-
мые повозки, женщины возвратились, чтобы наполнить их
мешками с зерном и продуктами, — и опять в сторону се-
вера. Теперь мне идти за ними? Или немного переждать?
До чего же я была напугана произошедшим, что побоялась
показаться... Их старообрядский говор, слышный издале-
ка, и одежда говорили о том, что мне точно не будут рады.
Вода у меня закончилась, нужно ждать ночи; и только стем-
нело — я опять ползу к колодцу, уже со своей тарой. Я по-
нимала, что никого в деревне нет, но всё же вдруг кто-то
и остался? И я не ошиблась: только набрала воды, как меня
кто-то окликнул:
— Валюшка, это ты? Чего ты не поехала с родными?
Мне ничего не оставалось делать, как откликнуться:

— Нет, меня звать Люба, Любовь. Я не здешняя, приби-
лась к вам, страшно одной-то.

— Я же Вовка, Владимир из нашего староверческого об-
щества. Тебе не стоит здесь оставаться.
— Я уже поняла и поэтому прячусь вот за тем забором
в стоге сена уже второй день.
— Ты, наверно, есть хочешь? Иди, я сейчас что-нибудь
сварганю и принесу туда, — он исчез из виду, я же пошла
обратно, почему-то ничего не боясь. Значит, у меня появи-
лась надежда, что кто-то будет беспокоиться обо мне. Сразу
вспомнила родных и особенно маму, понимая, как она пе-
реживала за меня, когда я задерживалась... А сейчас так же
волнуется бабушка Аня в эти опасные дни. Я старшая в се-
мье, и четверо маленьких детей — что сейчас с ними, деть-
ми племянника? Я не плакала, но Вовка услышал в тишине
страх и разочарование в моём голосе, и через некоторое
время я уже спокойно ела варёные яйца и хлеб, который он
сам и нарезал мне своим перочинным ножом.

    В темноте не видно его, какой он, но сразу понятно, что
подросток: голос надтреснутый, и нервничает, когда разго-
варивает со мной. Мы долго беседовали, спать я не хотела,
так как спала уже несколько дней, и поэтому подробности
о жизни людей, проживающих вдали от цивилизации, глу-
боко в лесу, меня заинтересовали.

    И неожиданно я у него спросила:
— Ты, наверно, неграмотный?
— Почему ты так думаешь? Писать и читать я умею,
а также я знаю много стихов, и даже — не смейся! — я писал
тоже, правда, у меня не получались любовные — может, по-
тому что ещё не любил никого?!
— Ну давай, послушаю. Не стесняйся, я сама из посёлка
городского типа, правда, училась в школе.
— Хочешь стихи Пушкина из раннего?

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо — песнь заводит,
Налево — сказку говорит...

    Я молчала, ведь понимала, что его обидеть нельзя — это
стихотворение знает каждый школьник, а когда он закон-
чил, сказала:
— А ты знаешь что-нибудь не из детского?
— О весне (отрывок из стихотворения «Осень»).

      Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
      Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
      Суровою зимой я более доволен,
    Люблю её снега; в присутствии луны
Как лёгкий бег саней с подругой быстр и волен,
      Когда под соболем, согрета и свежа,
      Она вам руку жмёт, пылая и дрожа!

    Я, удивлённая, слушала, как он читает одно за другим
стихотворения Пушкина, боясь его перебить, ведь даже я,
учась в школе, не смогла бы вспомнить такого количества
стихов...
— Вовка, а давай своё. Мне очень понравилось, как ты
читаешь вслух.
— Почему ты говоришь «читаешь»? Я не читаю, я их го-
ворю вслух, ведь у меня нет даже листка и книги в руках,
а если бы и была, как бы я тебе их прочёл? Луна — и та не
светит.
— Не обижайся, Вова, так говорят, но если ты мне не ве-
ришь, то я прошу тебя: вслух скажи одно из твоих стихот-
ворений.
— Я не гордый, слушай...
Но не успел он даже начать, как его позвал какой-то
мужской голос.
— Это батя, мне нужно возвращаться домой, там мы со-
бираем нажитое на повозки, завтра первые мужчины будут
выезжать, но я останусь с тобой.
— А куда они уезжают?
— Два дня ходу, потом болота, но мы знаем, как их обой-
ти, а там и гора. С другой стороны нашли место в пещерах,
где можно обустроить всё для проживания. Я о тебе не ска-
жу бате, но, если ты только захочешь, когда буду уходить,
тебя заберу с собой. Здесь оставаться тоже безопасно.
— Хорошо, я буду ждать.

    Он ушёл, а я залезла в стог сена, свернулась в клубок
и сразу же заснула...

Часть 3

   Утром немного расширяю щель в стоге и смотрю по
сторонам, никого нет и почему-то стало страшно: может,
они все уехали ночью и Вовка обо мне забыл. Я выбралась
наружу и побрела наполнить банку водой, как вдруг
слышу – меня окликнул Вовка:
– Ты куда пошла? Вернись обратно и не ползай здесь, я
тебе ведро с водой оставил позади стога. И поесть тоже.
   Я обернулась и увидела высокого крепкого парня с
большими голубыми глазами, даже была удивлена, ведь
вчера ночью ничего подобного не заметила... Я
опустилась на землю и поползла обратно в своё укрытие,
он же вдогонку мне крикнул:
– До вечера! День тяжёлый, нужно пересмотреть все
шуфлядки* и закрыть на щеколду** единственный
незаколоченный вход.
  Я многое из сказанного им не поняла, но уловила
единственное – что он не оставит меня здесь и придёт,
когда освободится. Как хорошо, что он окликнул! За таким
куда угодно пойдёшь!
...Вот уже совсем темно, но его всё нет и нет. Наконец
послышались шаги. Я молчала, пока он сам не отодвинул
сено, раскрыв проход:
– Ну-ка вылезай. Сидишь, как крот... Я тебе поесть принёс
и хочу спросить, поедешь ли ты с нами. Мы выезжаем на
рассвете.
– Я боюсь, вдруг ваши меня не признают, и что я буду
делать тогда?
– Мы ещё раз должны возвратиться. Ещё раз – и всё. У
тебя есть время подумать, а сейчас мне пора, мы всю ночь
должны загружать живность и запасы, а там что-нибудь
придумаем.
   Он попрощался и ушёл, я же немного перекусила и
оставила на потом. Залезла в стог и проснулась далеко за
полдень от шума – то ли машины, то ли танка. Выглянула:
то был танк, за ним большая грузовая машина, а на ней
люди в скафандрах, как будто космонавты. Не знаю, был
ли это инстинкт или нет, – я вышмыгнула, как мышка,
поползла в сторону леса на север, спряталась за большое
дерево, но всё же наблюдала: что же будет здесь дальше?
    Машина остановилась как раз возле колодца, и из неё
начали спускаться один за другим люди в кирзовых
сапогах и в скафандрах, мне почему-то показалось, что
они солдаты, за плечами у каждого были подвешены
какие-то мешки. Подумала – мародёры, но оказалось, что
у них там бидоны с керосином, наподобие горелок, и они
стали поджигать один дом за другим, даже не посмотрев,
что внутри домов. Такое я видела в кинокартинах, когда
жгли хаты во время войны, а сейчас что? И про себя
несколько раз я подумала опять: «А где же мораль?»
Хорошо, что я оставила свой стог сена, потому что потом
они все их подожгли и слышна была команда:
– По машинам! Население, видимо, давно покинуло
деревню.
   Они уехали; всё горело, дым, гарь... Я даже подумала:
хорошо, что жители успели всё забрать, а то бы сгорело.
Мне нужно было найти, где переждать: может, Вовка и
возвратится. Идти самой? –  дорогу не знаю, а если и
найду болото, то непонятно, как перейти его. Опять
большое дерево, но без дупла, и решила взобраться на
него. Когда поднялась, сразу же заметила одну повозку,
возвращающуюся с севера, и поняла, что это за мной.
Сдержал всё же слово Вовка! И я, спустившись вниз,
пошла ему навстречу.   Первая окликнула его:
– Вова, я здесь спряталась!
   Он остановил лошадь, я быстро запрыгнула на коляску и
сказала: «Скорей поворачивай!» – а по дороге рассказала,
что видела сегодня. Он же ответил:
– Увидел дым с нашей стороны и решил вернуться, но не
думал, что кто-то мог бы специально поджечь, решил, что
по неосторожности – кто-то лучину забыл... Мы-то
собирались оставить пожилых и приехать за ними
сегодня, хорошо, что забрали всех! А за тебя я переживал,
ты для меня стала как родная.
– Спасибо, что возвратился. Сама бы я вас не нашла.
   Двое суток мы добирались до болота, там ещё
находились несколько мужчин – к моему удивлению, они
убивали лошадей и разрабатывали на мясо, я как-то
вопросительно посмотрела на Вову, тот же сказал:
– Всё равно лошадей не перевезём через болота, и нам
всем нужны продукты на первое время.
  Он стал меня знакомить со своими сородичами, но они
не были особо рады моему внезапному появлению, только
кивали головой и продолжали дальше работать. И вдруг я
сказала Вовке, чтобы все слышали:
– Оставьте парочку здесь, привяжите к дереву. Ведь не
знаете: может, ещё пригодятся.
– А девка-то твоя умна! Молодец, она заменит тебе мать.
   Вовка ничего не рассказывал о своём семейном
положении, о матери, только говорил, что у них большая
семья, много братьев и сестёр, и он старший. Он швырнул
мне штаны и сорочку с длинными рукавами и сказал:
– Одевайся, идём болотом, там много пиявок.
   Когда переоделась, повесили мне на спину мешок с
мясом и дали палку в руки. Такой же мешок, правда,
потяжелее, взял Вова, и с палками в руках пошли мы по
болотистым местам. Долго плутали, видно, он знал
дорогу, и только к вечеру вышли с болота на поляну, а там
я увидела гору, о которой парень мне говорил. Немного
обогнув её, наткнулись на небольшую пещеру и решили
здесь же переночевать. С первой встречи мне было с ним
не страшно: это тот, кто сможет за меня постоять.
– Ну же, что сидишь? Сбрасывай с себя всё мокрое,
оставим у входа, чтобы высохло.
   Я молчала.
– Понимаю, стесняешься... Так заходи вовнутрь, там
темно, разденешься – позови, я вынесу твою одежду.
   Раздевшись, сразу почувствовала, как потянуло холодом.
А спать нужно было на камнях. Не знаю, как и получилось,
что спали, прижавшись друг к другу и свернувшись в
клубок. Утром услышали говор проходящих мужчин, и
Вова вышел, чтобы принести одежду.  Он был прав: она
высохла. Оделись и пошли дальше, потом в гору. Мешок
был тяжёлый, Вова подхватил и мой мешок, и так, только
через день, мы добрались до места постоянного
жительства наших староверов. Их было достаточно много,
но хат мало, жили общиной.
   Парень подвёл меня к одному из старцев:
– Николай Николаевич, то девушка, о которой я говорил,
приглянулась она мне, дай разрешение пожениться.
– Дело хорошее ты задумал, но не ко времени, видишь,
как мы жить-то будем. А коль она согласна, то велю
свадьбу на завтра готовить!
– Люба, согласна ты выйти за меня замуж?
– Так я мала ещё...
– Ничего, подожду, пока созреешь, а пока будем вместе
жить.
   Он мне приглянулся сразу же, и я ответила, чтобы
разрешили остаться здесь, временно или же постоянно,
там разберёмся:
– Согласна я, дядя Николай.
– Бог вам судья, а тебе, Владимир, поручаю ознакомить со
всеми нашими требованиями: одежду мужскую чтобы не
надевала и косынкой волосы покрыла. Красива Люба,
чтобы другие не заглядывали.
– У нас есть во что её переодеть, от матери осталось.
– Ну идите, счастья вам, молодым.
   Мы шли молча, думая каждый о своём, дальше по
пещере вглубь.    У каждой семьи были там места,
зашторенные занавесками как отдельные комнаты:
видимо, женщины постарались создать уют.
_______
* Шуфлядка – выдвижной ящик письменного стола,
шкафа, буфета.
** Щеколда – запор для дверей, ворот, калитки в виде
железной пластинки с рычажком.


Часть 4

  «Искусство любить – это искусство с большой буквы.
Восточная философия приравнивает любовь к началу
начал и ставит на первое место среди всех искусств
именно искусство любить».
   Но как будет здесь, когда повстречались два сердца, ещё
юных и толком не понявших жизнь... как сложится судьба,
когда ещё нужно обойти все препятствия на пути? Первое
– то, что случилась волна ядерного удара, поглощающая
всё на пути, и ясно: всё живое идёт к уничтожению.
Второе – что попадаю в клан староверов, где должна
придерживаться их правил. С самого начала я показала,
что образованна и думаю намного вперёд, была не
оторвана от цивилизации, а наоборот, даже те стихи А.
Пушкина, которые читал Володя, тоже знала, значит,
никто не сможет согнуть меня как стебель невыросшего
дерева к земле. И что же будет? – так я думала, пока мы с
Владимиром не остановились около одной занавески и он
позвал:
– Клавдия Константиновна, я к вам привёл девицу на
подселение, до свадьбы будет жить с вами.
– Так пускай входит, а там разберёмся, – она сама
отодвинула занавесь из льняного  полотна, и я вошла.
– Здравствуйте, меня зовут Любаша, Люба, Любовь! – я
сказала в целом, потому что была удивлена тем, сколько
там деревянных коек, поднимающихся друг над другом
чуть ли не к самому верху пещеры, как будто бы она была
специально сделана для них. Но как они успели всё это
сделать за несколько дней, мне было непонятно. Я
хлопала ресницами, так как света не было, горели лучины,
и видно было, что здесь женщин или, можно так сказать,
особ женского пола, было около ста человек, удивлению
моему не было предела, ведь в селе я видела всего
несколько хат. Мой осмотр обстановки прервала Клавдия
Константиновна:
– Ну же, рассказывай, с чем пришла и что у тебя в багаже?
Я растерялась:
– У меня ничего нет, пришла в чём мать родила, и одежда
уже рваная.
– Ох, деточка, да разве я тебя об этом спрашиваю... Я о
том, что – ты в девках пока?
– Да, не было у меня парня, и не любила никого, – опустив
голову, ответила я ей.
– Ну что же ты сразу пытать? – вдруг подошла ещё одна
женщина. Потом оказалась, что здесь её называют тётя
Варя и что она вырастила Владимира и помогает растить
его братьев и сестёр после смерти Валентины, матери
Владимира, она была сестра её. Потом она же добавила:
– Раз попала к нам, обратной дороги нет, будешь нам
родня. А сейчас пойдём, я тебе покажу, где помыться, а
потом накормим тебя.    Дальше сама разберёшься,
кажись, не маленькая, – она взяла меня за руку, вывела
опять за шторку и повела лабиринтом вглубь ущелья. Я
заметила, что в середине его текла маленькая узкая
речушка, пробиваясь среди камней. Мы дошли почти до
угла, и я увидела, что прямо сверху льётся вода. Тётя Варя
прихватила с собой кусок хозяйственного мыла,
полотенце, чтобы вытереться, и пузырёк с уксусом. Она
помогла мне обмыться первый раз, показывая, как это
нужно делать: там был небольшой камень, а на нём таз,
она набрала воды, хорошенько, до пены, натёрла мылом
тряпку и, наклонив мою голову в таз, стала мыть и
расчёсывать пластмассовым гребнем мои длинные
волосы, приговаривая:
– Ох и добра копна волос у тебя! – потом взяла таз с водой
и опрокинула на меня, я же стою, ничего не вижу,
кулаками натираю глаза, которые горят от мыла... Потом
она снова набрала чистой воды и налила в неё что-то
пахучее; как потом я узнала, то был уксус – это чтобы
волосы были мягкими. Затем ещё один таз – и начала
натирать меня мыльной тряпкой по всему телу... а потом
уж скомандовала:
– А сейчас под воду, только учти: вода холодная –
привыкнешь...
Я шла, ничего не видя, следуя её командам, и оказалась
под большим напором ледяной воды.
– Ну, Любаша, – сказала тётя Варя, – вот и всё, главное
прошли, – и подала мне белую рубаху из полотна и
платок, после того как сама же обтёрла мне голову белой
тканью.
   
Конечно, я всё ещё могла бы отказаться от их
гостеприимства, но не сделала этого: внутри у меня
играло что-то нежное к Владимиру. «Поживём – увидим»,
– подумала... А сама уже так соскучилась по нему! Тётя
Варя опять взяла меня за ручку и повела обратно. По
дороге я спросила:
– А когда и где купаются мужчины?
– Они тоже здесь купаются, но только ночью, после
работы, а днём это место лишь для женщин, ты можешь с
девчатами ходить туда. Только не с Оксаной: она любит
Владимира и всегда хотела выйти за него замуж, но тут
такой оборот событий... Володя сказал, что любит тебя, а
здесь решает мужчина, кого он хочет взять в жёны.
– А если она против?
– Здесь такого не бывает. Но об этом потом...
– Вова обещал мне рассказать о ваших обычаях, но его
что-то долго нет...
– Не жди, днём он такой же мужчина, как и все. Они с
тринадцати лет работают.
– Тётя Варя, у меня только один вопрос.
– Не тяни, мы уже скоро будем на месте.
– Там, среди леса, я видела лишь несколько хат, а здесь
только за вашей занавесью я подсчитала около ста
женщин, а есть и мужчины, и семьи, вот я и думаю:
неужели вы все жили там в нескольких хатках?
– Нет, конечно, нет. Мы все живём здесь, а там несколько
семей работали и доставляли нам пропитание. Мы часто
менялись, и таких хуторов у нас много, но уже на этом
склоне горы, – я думаю, там будет всё в порядке, волна
угара-радиации не дойдёт до них. Но всё же нужно и им
быть начеку, а то с другой стороны найдут и выселят.
– Может быть, выселят, вернее, переселят, – я уж не стала
говорить, что могут и сжечь живьём, как я сама видела,
когда поджигали хаты, не заглянув вовнутрь. – Тётя Варя,
а вот мы и пришли – это наша шторка?
– Ты внимательна!.. Но это не наша, на нашей шторке
сверху подковка подвешена на верёвке.
   Мы ещё немного прошли и оказались в отведённой нам
пещере. Там за деревянным столом кто стоял, кто сидел –
некоторые прямо на полу, на камнях, – все они словно
саранча окружили этот стол, а на нём – хлеб, совсем
свежий, только что испечённый, миска с мясом,
очищенный лук и печёная картошка. Меня позвали к
столу: одна из девушек встала и предложила сесть. Я не
возражала и не стеснялась, чувствуя себя уверенно, как
будто бы сама выросла здесь...

Часть 5

   Мне показали мою койку, и когда я подсчитала снизу,
она оказалась девятнадцатой. У меня сразу возник вопрос:
как же они забираются туда? Тётя Варя посмотрела на
меня и сказала:
– Видишь: верёвка возле ног – с той стороны, где нет
подушки. Так и взбираемся каждый на свою постель. Но
это только ночью.
  Удивлению моему не было предела, ведь мы забирались
по верёвке, может, на высоту второго этажа – на уроках
физкультуры, и, тем более, это был мой конёк, ведь я ещё
и спортсменка, – но как же все остальные?! А тётя Варя
добавила:
– Верхние койки занимают только молодые, а моя койка
внизу.
– А как же пожилые или беспомощные?
– У них есть отдельный закуток, они у нас самые
почётные, и ухаживают за ними молодые из нашей
комнаты по очереди.
   Потом она подозвала одну девочку:
– Поди сюда, Наталья, покажи, как ты поднимаешься на
свою койку.
  Та подошла к кручёной верёвке, обхватила её обеими
руками и, как маленькая обезьянка, поднялась с такой
скоростью, что через несколько минут оказалась на самом
верху.
  Пока она лезла, тётя Варя охарактеризовала её:
– Малая разухабистая1: и красива, и умна, и сплясать, и
спеть может, только замуж пока никто не кличет.
  Конечно, я поняла почему: у неё заметно выделялось
Адамово яблоко2. Мы проходили это по биологии, но я
почему-то помнила, что это бывает только у мужчин, – да,
это портит её. Она спустилась ещё быстрее, чем
поднялась, и подошла к нам.
– Наталья, познакомься, это Люба, пока девушка твоего
брата Володи, люби её и защищай.
   Та как-то косо посмотрела на меня и только добавила:
– А ты, Любаня, сможешь?
  Чтоб сразу не уронить свою честь среди чуть ли не сотни
пар глаз, я подошла. Все замерли и ожидали моего
поражения или падения.   
   Не знаю, с какой скоростью я поднималась, но,
добравшись до половины, порядочно подустала и
забралась на близлежащую койку.
   Все начали хлопать; я же немного отдышалась, с
лёгкостью спустилась вниз и сказала:
– Вы же говорили, тётя Варя, моя девятнадцатая, так
зачем же мне подниматься выше?
– Находчива! Это уже хорошо, и ты права: ты была на
двадцатой койке, значит, уже знаешь, где твоя, на койку
ниже, а там привяжешь что-нибудь к изголовью, чтобы
точно знать, где остановиться.
– Хорошо!
– Ну что же, разминка прошла, сейчас мы все идём по
своим местам работы.
   Я опять, удивлённая, следую за тётей Варей и вижу, что
каждый точно знает, куда идёт. За моей наставницей
пошли несколько девушек, среди них была и Наталья, она
поравнялась со мной, взяла меня крепко за руки и
сказала:
– Ухабистые стёжки-дорожки, смотри не упади, пока
привыкнешь.
   Мы шли около получаса, а может быть, больше
двигались в обратную сторону от водопада, к которому
тётя Варя водила меня помыться. Наконец первый раз я
увидела свет, пробивающийся
сквозь ущелье. Я очень обрадовалась: наконец-то я смогла
разглядеть всех, кто шёл рядом. Наталья была очень
похожа на Вовку. И вообще все девушки милые, красивые,
в почти одинаковых сарафанах, вышитых крестиком, и
все как одна с подвязанными косами, покрытыми
платком. Но что меня удивило – это обувь: они носили
кожаные тапочки одинакового покроя, а как они попали
сюда, если именно такая обувь считалась у нас модной в
этом году?..  Но я не стала спрашивать, и так слишком
много увидела за этот день. Мы прошли дальше, там было
ещё больше света и деревянные столы. Тётя Варя стала
раскладывать на столах материал, который доставала из
сундука, до того закрытого на засов3. Мы же все стояли,
ожидая, пока она закончит, а затем Наталья взяла меня за
руку и сказала:
– Вот мой стол! Я хочу, чтобы ты со мной работала, ты же
не против?
– Нет, не против, а наоборот – хорошо: ты покажешь, что
и как делать.
   Затем я посмотрела на стол и удивилась: там уже было
разложено в небольшие тарелочки листовое золото и
серебро. Рядом стояла небольшая шкатулка, а в ней
сверкали драгоценные камни.  Оказывается, женщины и
девушки делают из этих компонентов украшения! Я не
удержалась и сказала:
–  Вы знаете, как дорого у нас это продаётся?..
– Что ты околесицу4 городишь? – сказала одна из
девушек. Я посмотрела на неё и подумала: «Красива, слов
нет, но почему-то с выпуклыми глазами... и глазное
яблоко немного красноватое, может, это первый признак
их жизни под землёй, мало света?..»

   Наталья вмешалась, возразив:
– Она не околесицу городит, а правду нам говорит, мы
многого не знаем, и поэтому, когда она что и скажет,
лучше послушать, а не набрасываться на неё, как ты это
сделала сейчас, Оксана.
  Я сразу же сообразила, кто такая Оксана, ведь именно
про неё говорили, что она любит Владимира, но я не
оправдывалась, а наоборот, улыбнулась ей. Мне было
очень интересно здесь, тем более что я любила труд и мой
отец был при жизни ювелир! Сейчас мне им всего не
объяснить, но я докажу, что могу трудиться не хуже кого-
то. Не знаю, куда пошли работать остальные женщины,
девушки, но я попала туда, куда хотелось бы. Мне, как
ученице, в тарелочку положили пластины из серебра, а
камни я должна была выбрать сама:
– На свой вкус, бери любой или несколько, – сказала мне
Наташа.
   Я подобрала несколько камней и положила на свою
маленькую мисочку, сделанную из серебра или же схожего
материала. У Натальи и многих других были золотые
пластины, и они все выбрали, как я посмотрела,
рубиновые камни. Кто-то доканчивал начатое, из чёрной
яшмы и камней других оттенков девушки создавали
крестики и различные амулеты. Наталья работала так же
проворно, как и вскарабкивалась вверх в нашей женской
опочивальне в закутке лабиринта пещеры. Но не только
это: она была таратушка; ни на минуту не переставала со
мной разговаривать и тут же объяснять и показывать, как
она работает, как что делается и что с чем сочетается.
Также она рассказала, что прошлый раз сделала оберег,
который спасает от смерти и недугов людей, собравшихся
в дальний путь. Особенно помогает он родившимся под
знаками Рака и Рыб... Вдруг поворачивается ко мне и
спрашивает:
– А ты под каким знаком родилась?
– Не знаю, но я родилась в феврале!
– Значит, тебе подойдёт твой знак Водолей. Я сделаю для
тебя, правда, к свадьбе не поспею... Тётя Варя доставала
нам маленький сундучок из большого сундука. О Господи,
каких только там не было камней! Яшма: серовато-
зелёные, тёмно-зелёные, красные, кофейные, пятнистые
камни, но то, что ты выбрала, Любаша, – это яхонт5.
– Мне кажется, это рубин, я постараюсь из него сделать
что-нибудь красивое, – ответила я.
– Яхонт бывает красный и голубой, а синий – уже сапфир.
– Как много ты знаешь, Наталья!
   Она внезапно встала из-за стола, подошла к тёте Варе и
что-то ей сказала. Та подошла и положила в мою
тарелочку с материалом несколько золотых пластинок:
– Работай, Любаша, Наталья сказала, что тебе попался в
тарелку камень яхонт. Он редкий камень, то значит, будет
тебе на свадьбу кольцо! Наталья поможет – делай тогда из
золота!
   Первый день – и столько впечатлений! Я погрузилась в
работу, и так как уже умела и знала многое благодаря
отцу, то и работа была к вечеру видна! Уже темнело, тётя
Варя постепенно забирала с каждого стола пока не
использованный материал отдельно, затем тарелочки и
клала одну на другую в свой большой сундук. Я же
смутилась и испугалась за свою уже любимую работу, и
когда она забирала мою тарелочку, подумала: «Как же она
всё отдаст обратно завтра?..» Оказалось, это не впервой,
она знала, как отдавать и как брать. Когда закончили, все
пошли строем за ней, напевая старинную песню, но она на
меня до грусти подействовала. Пели о родной матери...
видно, тяжкая доля у матерей здесь, я не полностью
понимала слова, но так трогало их многоголосье!..
   А у меня же ни матери, ни отца, в один день померли,
осталась я сиротой: автобус перевернулся на перевале.
Много лет жила я с бабушкой Аней, которая, наверно,
ищет меня и плачет с горя, что потеряла единственную
опору. Так и лились слёзы мои, пока мы не дошли до
нашей речушки-«узкоколейки», так я её назвала про себя,
где сидели с двух сторон маленькие мальчишки и
забрасывали палки с мормышкой6, ловя в речушке-
ручейке маленьких рыбок.   
   Встречались, однако, и побольше. Я подумала: «И как же
они не прыгали на мою голову, когда я купалась? Может,
ручеёк течёт с другой стороны?» – и улыбнулась
мальчикам. Потом подошла к одному пацану – он был,
наверно, лет восьми – и спросила:
– Барабульку тоже ловите? Я так люблю эту рыбу!
– Я не знаю, шо це таке?.. но всё, что поймаю, поджарим,
и принесут тебе, Любаня, будьте здравы! А я брат
младший Вовки-то, Андреем меня кличут.
– А ты что, уже знаешь меня?
– Да! Все давеча8 узнали и рыбку же ловим сегодня
специально для всех вас, уж и пиру будет, и что вечерять!
   Не успели мы подойти к нашей шторке с подковкой, как
заметила: женщины несут сковородки с чапельником9... а
в них ещё пыхтело пенящееся подсолнечное масло с
жареной рубкой. Одна несла две сковороды, я к ней:
«Дайте помогу», – и хотела взяться за сковороду.
– Без чапельника нельзя! Обожжёшь пальцы докрасна.
   И я отошла, но заметила ещё: на сковородах несли
пироги с начинкой.
– Ой! Пироги, моя бабушка такие готовит!
– Это кулебяка10 с начинкой, – сказала мне Наталья.
– Ну почему бяка кули? Можно же просто – «пироги»!
  Она ничего не ответила, потому что шторку отодвинули
и мы обрадовались: на столе было всё – рыба, как
жареная, так и вяленая, и овощей много: и помидоров, и
огурцов, как солёных, так и свежих, и зелёный лук, и
зелёный чесночок!
  В целом было всё отлично! И это всё ради меня!..
_______
1. Разухабистый (крат.: разухабист, разухабиста,
разухабисто) (простореч.) – молодцеватый, задорный.
2. Адамово яблоко – кадык, выдающаяся хрящевая часть
гортани.
3. Засов – задвижка, защёлка на откатные ворота, на
сундук.
4. Околесица – чушь.
5. Яхонт – рубин. Яхонт голубой, синий – сапфир.
6. Мормышка – разновидность блесны, которая как бы
имитирует рачков-бокоплавов (для удочек).
7. Барабулька – промысловая рыбка.
8. Давеча (устар. или прост.) – некоторое время назад.
9. Чапельник – съёмная ручка от сковородки.
10. Кулебяка – вид закрытого пирога со сложной
начинкой.

Часть 6

Любовь как туман: не видна,
Но чувствуешь шаги сближения
И стук учащённого сердцебиения,
Когда рукой коснётся он меня...

   Не успели мы повечерять, слышу за шторкой голос
Володи:
– Клавдия Константиновна, можно с Любаней погулять?
– Хорошо, сейчас она выйдет, коли не устала с первого
раза-то.
  Но меня и не надо было спрашивать! – уже кивала ей, как
лошадь, а сама, раскрыв шторку, выглянула, – а он с
цветами! И откуда же он их достал здесь, в подземелье?.. Я
вышла, он же взял меня за руку и вывел из ущелья, куда-
то далеко, но ещё издалека я заметила тёмно-синее небо
со звёздами.Звёзды – веснушки неба синего. Луна вместо
носа. Тёмные волосы – тучи чёрные – раскудрявили
молодца. Шапка синяя небосклона чуть прикрыла лицо.
Руки сильные, обветренные. И он мне говорит:
– Любовь полна неожиданностей. В молодости как-то по-
особенному нектар питаешь. Наслаждаться думаешь...
жизнь! Не знаешь, кого ты повстречаешь. Напиваешься
этим нектаром, который имеешь, бережёшь, как что-то
очень ценное. Так и я после встречи с тобой не могу
думать ни о чём, – и он так сильно сдавил мою руку...
– Мне больно...
  Он немного ослабил хватку, но всё же держал, пока мы
совсем не вышли из пещеры, затем прошли мимо
деревянных дверей, я же спросила:
– А что, там тоже люди живут?
– Нет, это кошара*!
– Не поняла... Что, кошки там живут?
– Нет, овцы и козы. Вообще это сарай для овец. Мы их
держим взаперти на ночь, а днём выгоняем в горы
пастись. Здесь волков достаточно.
– Ты меня пугаешь?
– Нет, я тебя предупреждаю, чтобы одна сюда не
выходила: опасно, полно здесь всякого зверья.
   Мы отошли недалеко, была красивая тёплая ночь и
много звёзд на небе, полная луна освещала нас.
  Он присел и начал разводить костёр. Было романтично –
и что ещё нужно молодым, когда любовь назревала с
каждой минутой... Так мы, как мне показалось, почти всю
ночь просидели у костра, говорили, говорили и говорили...
Он то и дело ворошил поленья, потом сказал:
– Остались одни головешки**. Нужно прощаться до
завтра, не хочется, а надо спать: день тяжёлый выдался...
   Он подал мне руку, и я поднялась тоже. Он добавил:
– Любаня, ты выйдешь за меня замуж? Это очень
серьёзный вопрос, я-то понимаю, ты не из наших, но я
сразу же полюбил тебя. Если нет, завтра я могу тебя
отвезти из другой части нашего поселения и отправить в
город.
– Я согласна выйти замуж за тебя. У меня из родни одна
бабушка Аня осталась, и как она сейчас – не знаю. Когда-
нибудь и свидимся, там у неё есть племянник
двоюродный, думаю, присмотрят.
– А где ты работала в первый день?
– С Натальей, за столом мастеров-ювелиров, и даже
делала сама себе кольцо на свадьбу, – я застенчиво
опустила ресницы.
– Они называются «златарями» или «серебряниками».
– Как много мне приходится проходить здесь! Для меня
познавателен каждый штрих.
– Зато ты знаешь то, что никто не знает, но об этом потом,
– он подошёл вплотную и нежно поцеловал меня. Я
взволновалась, и этот поцелуй в щёчку как будто бы обжёг
меня до боли. Затем положил руку на плечо и, как бы
обнявшись, довёл меня до нашей пещерной опочивальни.
– До завтра, Любаня. Со свадьбой затягивается – ты же
понимаешь почему, но ты поживи пока с женщинами,
больше узнаешь.
   Я отодвинула шторку и шмыгнула вовнутрь. Наталья
сидела за столом и дремала. Она, видно, поджидала меня,
чтобы показать мою койку, привязав в изголовье большой
бант. Я поднялась по верёвке, и она за мной, её койка
была на самом вверху. Я легла на матрас, наполненный
соломой, – пахло сыростью, – и на такую же подушку,
сразу же уснула: то ли устала за день, то ли потому что
лучшего пока не видела за несколько дней страха, то ли от
жажды любви, которая возгоралась с каждой минутой...
Ночью проснулась и долго не смогла закрыть глаз.
   И что же думала, сравнивая себя: «Водопад, ты, словно
мысль, срываешься с обрыва, поднимаясь лишь паром
безразличия, рассеянного в брызгах. Бежишь с напором,
объединяясь в реку, с гор высоких... словно за тобой
погоня. Нырнёшь, объединившись вместе, в бездну, как
обнажённая дева!»
    И как же будет, пока сильной любви нет? Может быть,
бежать? Но неужто всю жизнь, как крот, жить в пещере, а
если дети? Моё сердце стучало до бесконечности и ничего
не подсказывало.  Притягивало желание обучиться
мастерству ювелира, ведь делают они всё с допотопными
инструментами и выводят такое совершенство
художественной техники – это настоящее мастерство!    Я
всегда была наблюдательна. И поэтому запомнила, что
делалось почти за каждым столом. Я заметила: за
соседним столом производили лишь церковную утварь, за
четвёртым столом – только браслеты, за пятом столом
ковали, тиснили, прокатывали, чеканили и штамповали
золото и серебро. За вторым слева делали только обереги
и амулеты. Но что мне особенно понравилось – то, что
делалось за третьим столом: это женские украшения,
которые вплетались в волосы у висков, и назывались они
«височные кольца». Они были такими красивыми!
Наташа, когда мы работали днём, заинтересовалась и,
посмотрев в их сторону, сказала: «Такие височные кольца
есть у каждой нашей девушки, как наряд к торжеству и
праздникам». Помню её слова, которые вертелись в
мыслях, – может, именно из-за них, проснувшись, не
смогла снова уснуть. Она рассказывала, что в древности
женщина была не только роженицей, которая должна
выносить и вырастить детей, но и прообразом Матери
Сырой Земли в человеческом обличье.
   Сколько впечатлений за этот день! Но больше всего мне
понравилось, что делалось за четвёртым столом, – это
гравирование! Мой отец, царство ему небесное, делал это
всё с удовольствием! Я часами могла наблюдать, как он
стальным резцом рисовал на металле, но здесь всё делали
вручную с остро наточенным камнем, словно моими
карандашами, которые всегда были один в один
наточенными. У отца-то были и штихели с рабочим краем
различной формы, но здесь ничего подобного нет, а
работа по высшему разряду! Вот бы привезти сюда
инструменты отца, всё равно пылятся в сарае у бабушки, –
не было бы равной работы в мире – с их-то старанием...
Он делал радирной иглой переноску рисунка с бумаги на
металл, они же всё на глаз и с такой точностью – просто
зависть берёт, и желание познать... Обрабатывали камни в
основном огранкой кабошоном за последним столом – он
стоял немного в отдалении, наверно, чтобы не было
шумно от стука. Хотя шум всё равно был слышен – от
всего понемногу, разбавленный песнями девушек,
сильных и красивых...
   Не помню, как я заснула снова, но на рассвете меня
растолкала Наталья:
– Вставай, Любаня, идём тебе постель на свадьбу
взбивать.
   Я была удивлена, тем более что моя постель, на которой
спала, была из соломы.
   Спустившись, застала всех доедающими завтрак, и мне
положили на тарелку два варёных яйца, твёрдый овечий
сыр, немного масла, два кусочка свежеиспечённого хлеба
и подали железную чашку с тёплым козьим молоком. Я
подумала: «Как дома», – но вспомнила, что вчера же
проходили мимо сарая с овцами. Только сейчас поняла,
почему они держали баранов в сарае, – для еды всего
поселения староверов. Особенно стало понятно, когда
пошли «перину взбивать», как они мне сказали, а на
самом деле не было пуха, а взбивали мытую баранью
шерсть, заранее постелив большие тряпки, сшитые
вместе. Усевшись на корточки, девушки и женщины с
длинными палками взбивали эту шерсть, кто-то
разрыхлял прямо руками, и когда она разрыхлялась,
забрасывали в матрасное полотно или же в одеяло и
длинную, на два человека, подушку.    Когда было готово
на это одеяло, приблизительно до трёх килограмм, они
расправили, и двое из женщин с большой иглой начинали
делать большие стежки, приговаривая: «Чтобы сладко
спалось, чтобы с любовью спалось, на одной подушке всю
жизнь», – а другие опять подпевали народную песню... И
так только к вечеру моё приданое было готово.
_______
* Кошара – сарай для овец.
** Головешки – тлеющие остатки костра.

Часть 7

Как солнца ждём в любое время года,
Так и любовь в любом возрасте ждём.
Не спрашивая, какая сейчас погода,
Когда влюблённым хорошо вдвоём...

    Все вместе возвратились в свои пещерные покои, там
опять был накрыт стол – женщинами, которые
занимались только едой.
   На столе стоял большой чан с борщом – как я потом
поняла, это был зелёный летний борщ из различных трав:
крапивы, свекольной и морковной ботвы, листьев
одуванчика и разного всего, чего я ещё не знала. Наливали
обыкновенной железной кружкой брандахлыст* каждому
в железные миски, мне почему-то показалось, что они
серебряные или же... На столе стояла большая банка с
широким отверстием, наполненная сливками из козьего
молока для заправки, а в банке – резной деревянный
половник.
   Каждый подходил и набирал себе, сколько он хотел, в
миску, затем ложку сливок, брал два кусочка хлеба, ложку
и садился туда, где ещё можно присесть. Потом донесли и
оладий-творожников, положили на стол и вышли. Сегодня
уже поняла: здесь едят только два раза в день – утром и
вечером, но я считала, что это нормально, я не ощущала
голода. Борщ весенний – мне он не очень понравился!
Некоторые подходили и наливали добавку – это не
воспрещалось.
   Пока ела, всё время посматривала на шторку: я так
хотела снова увидеть Владимира! Неужто я скучала?..
Любовь подростка! И здесь ничего не сделаешь. Именно в
этом возрасте можно ошибиться и наломать дров или же
выйти замуж и прожить с любимым всю жизнь, а как
будет у меня? Так думала я, когда послышался голос
Владимира:
– Клавдия Константиновна, можно с Любаней погулять?
   Опять, как и вчера, она мне махнула рукой, и я пулей
выскочила за шторку, а он, держа меня крепко за руку,
повёл вглубь пещеры, водил по лабиринтам, путь
освещали лучины, подвешенные на каменных стенах.
   Прошли достаточно много и оказались в просторном
зале. Удивлению моему не было конца: мы находились в
сланцевой пещере; пол как будто бы мраморный, стены
такие же, и в стенах картины из сланцев-камней,
изображающие сцены из жизни святых и богов.
– Здесь будем свадьбу гулять! – с холодноватым блеском в
глазах от счастья сказал Владимир, когда увидел моё
изумление. – Не удивляйся, это сделано не нами, всё
оставлено здесь после войны. Правда, говорят, сам Гитлер
здесь заседал, вершил свои дела, но я не верю сплетням.
   Так как я была художественная натура, мне хотелось
посмотреть каждую картину в отдельности, и я
остановилась у одной из них, онемев от восхищения.
– Это Жития 12 Апостолов. Греческое слово «апостол»
означает «посланник, слуга», то есть апостолы были
посланниками, слугами Христа, – тихо сказал Володя, но,
так как зал был большим, голос его отдался эхом, я аж
захлопала своими ресницами.
   А он продолжал:
– Копия картины Леонардо да Винчи «Та;йная ве;черя» –
знаменитая фреска итальянского художника Леонардо да
Винчи. Фреска создана в период 1495–1497 гг. в
монастыре Санта-Мария делле Грацие в Милане. В
истории живописи открывает эпоху Высокого
Возрождения. На фреске изображён Иисус Христос и
апостолы. Автопортрет в середине – в виде Иисуса
Христа. Ты хочешь пройти дальше или же остановимся
здесь?
– Сколько ты знаешь! Извини, Володя, можно
остановимся здесь? Я когда-то была в Ленинграде в
Третьяковской галерее, и вместе с родителями мы за два
дня прошли словно ветер по всем залам, я ничего не
запомнила, но здесь всё настолько доступно!..
   Я стояла долго, рассматривая детали картины, мне уже
было безразлично, что вся эта красота расположена в
пещере, и я уже без колебаний хотела сказать, что буду
жить с ним здесь, даже кричать об этом! – но ещё
стеснялась его. Он был старше годами, серьёзным,
сильным, со своим своеобразным характером... Он стоял
позади, никуда не двинулся, позволяя мне полностью
насладиться увиденным, а после этого я сказала ему тихо:
– Спасибо!
– Ты хочешь остаться дальше смотреть или же?..
– Нет, не хочу, пускай по одной картине в день, но
насыщенно, как сегодня. Лучше пойдём обратно, выйдем
из ущелья на воздух, так мне понравилось вчера смотреть
на звёзды, на луну! Они как будто бы разговаривали со
мной!
– Пойдём, но сегодня дождь, ты не боишься намокнуть?
– Нет, не боюсь, я очень люблю весенний, летний дождь.
   Он вновь крепко берёт меня за руку и ведёт к выходу из
пещеры. Как будто бы знакомая дорога, но не видно ни
луны, ни звёзд. Лил дождь стеной, закрывал выход, так
что и не выйти. Молния блестела, разрезала небо,
освещала наши радостные лица, как будто бы стремясь
прошить воздух, плетясь ажурною нитью. И вдруг утихло
всё – ливень перешёл в слегка накрапывающий дождик.
Мы вышли – и он совсем перестал.
– Свежо!
– Тебе холодно, Любаня?
– Нет, мне хорошо. Это то, чего мне не хватает... – потом я
как бы опомнилась: ведь я же могу обидеть его такими
словами. Хотела добавить что-то, но он опередил:
– Я тебе обещаю, будет у нас семья и заживём мы вместе
на земле, как и все люди. Правда, наши старейшины ищут,
куда нам податься, но здесь нам было неплохо.
– Мне тоже нравится, живёте вы коммуною, всё
бесплатно, живи и работай, всё сообща, для тебя всё
делают. Мне только непонятно: откуда столько золота и
серебра, драгоценных камней?..
– Я думал, что Наталья тебе рассказала... Эти места были
во время войны оккупированы немцами, и, видно, когда
они бежали, то не успели забрать всё с собой, оставили
здесь в пещере целый склад награбленного, так оно и
досталось нам.
– Я думаю, что вы должны были сдать это государству, а
лишь 25 % вам...
– Ты права, от всего, что здесь было, это всего 25 %, а
остальное отдали государству, но попросили 25 % не
деньгами, а товаром. Долго торговались, но всё же нашу
долю оставили товаром. Деньги – это просто бумага, и в
этом я убедился.
– Не знаю, может быть, ты осудишь, что я скажу, но это
неверный путь. Зачем искать новое поселение? – тем
более что вы привыкли здесь жить.
– А как поступить?
– Я думаю, продать многие украшения, которые вы
сделали, и построить в долине каждой семье дом, все
одинаковые, как у вас было на хуторе, согласовать
постройку с администрацией района, а пещеру оставить
за собой, но использовать как музей. Помню, я была с
родителями в Польше и видела музей под землёй, а у вас
он вообще в пещере! – значит, и туристов будет много со
всего мира, вы же создадите вдобавок столовую и будете
их кормить – это большие заработки. Ваши люди заживут
нормальной жизнью! Дети будут ходить в школы.
– Я согласен с тобой, но как же другие? Об этом нужно
говорить на собрании, давай не спешить. Пока ты здесь
никто, как только сыграем свадьбу, то будем поднимать
этот вопрос. Ты мудрая, окончила школу, – но сможешь
ли ты одна переубедить людей, ведущих привычный
образ жизни сколько себя помнят?!
– Я смогу, если ты мне поможешь, один в поле не воин. И
ещё вдобавок мы не знаем, каковы окажутся последствия
взрыва и коснутся ли они этой стороны горы... Воздух
везде одинаков, и, на сколько поднялись и осыпались
радиоактивные вещества здесь, мы пока не знаем.
– Ты права... Пора возвращаться, опять утром работа!
– Я люблю работать. Мои родители умерли, и я осталась
одна с бабулей, вот и работала, и училась, и за бабушкой
смотрела.
– А помощь?
– К сожалению, у нас помощи нет, каждый живёт как
может.
– И ты хочешь, чтобы у нас создалось общество, где будет
так же?
– Нет, не хочу. Я хочу смешать ваши отличные
благородные качества и наши – умение
приспосабливаться к жизни.
– Ты умница! Мне уже давно советовали женился, но я
выжидал именно такую, как ты, Любаня. Однако же среди
нас тоже достаточно шепотников**, так что делись всем
только со мной, никому не рассказывай пока! – и он опять
подошёл ко мне и поцеловал, как вчера. Я поняла: мы
должны прощаться до завтра, так и произошло. Крепко
держа меня за руку, Володя довёл меня до шторки в нашу
опочивальню, и я забралась на свою постель. Наташа меня
не ждала, было тихо, только изредка слышались свист и
нежное женское похрапывание.
   Постель, к моему удивлению, была прежней – из
соломы. Я догадалась, что новую шили сегодня к свадьбе.
Не успела положить голову на подушку – сразу же
заснула...
   Проснулась утром, когда народ уже бил ложками о
миски. Наталья помахала мне рукой, я поняла и быстро
спустилась. На её плече были два полотенца, и, как я
поняла, часть девушек шла к водопаду купаться. Наталья
опять сильной хваткой взяла меня за руку, и мы скоро
оказались у водопада, где женщины, уже успевшие
обмыться, возвращались обратно – складывали тазики
один в один.
_______
* Брандахлыст – жидкий плохой суп, а также вообще
плохая жидкая пища, питьё, бурда.
** Шепотник – клеветник, ябедник, наушник.

Часть 8

   День прошёл как обычно, я работаю вместе с его
сестрой за столом. Она не только обучает меня,
но и тихо подкармливает то и дело фруктами
или же овощами. Но сегодня она принесла кни-
гу и сказала:
— Вот, Володя раздобыл для тебя и сказал, чтобы ты чи-
тала здесь, ведь под лучиной испортишь глаза.
   Я взяла книгу, поблагодарив, и сразу же открыла её.
А там прямо с первой страницы: «Старообрядчество — ма-
териал из Википедии — свободной энциклопедии». Значит,
он и они все хотят, чтобы я познакомилась с теми людьми,
в общество которых попала случайно, а может быть, по
воле Бога. Я как будто бы вцепилась в каждое слово, ведь до
этой встречи мне ничего о них не было известно, и кое-что
перечитывала дважды...
   «До 1874 года все дети старообрядцев считались неза-
коннорождёнными.
   17 апреля 1905 года был дан Высочайший Указ „Об укре-
плении начал веротерпимости“, который в числе прочего
отменял законодательные ограничения в отношении ста-
роверов и, в частности, гласил: „Присвоить наименование
старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия
раскольников, всем последователям толков и согласий, ко-
торые приемлют основные догматы Церкви Православной,
но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправ-
ляют своё богослужение по старопечатным книгам“».
   Потом, всё листая и листая, опять перечитывала: хоте-
лось понять глубину знаний этих людей, сохранивших до
сегодняшнего дня свои обычаи, но на этой странице оста-
навливалась несколько раз: «Так постепенно и появилось
понятие „старая вера“, а людей, исповедующих её, стали на-
зывать „староверы“, „староверцы“. Таким образом, старо-
верами стали называть людей, отказавшихся принять цер-
ковные реформы патриарха Никона и придерживающих-
ся церковных установлений Древней Руси, то есть старой
веры. Принявших же реформу стали называть „нововеры“
или „новолюбцы“. Впрочем, термин „нововеры“ надолго не
прижился, а термин „староверы“ существует и поныне.
   Однако во времена правления Екатерины Великой отно-
шение к староверам стало меняться. Императрица посчита-
ла, что староверы могут быть весьма полезны для заселения
необжитых районов расширяющейся Российской империи.
По предложению князя Потёмкина Екатерина подписала
ряд документов, предоставляющих им права и льготы на
проживание в особых районах страны. В этих документах
староверы были поименованы не как „раскольники“, а как
„старообрядцы“, что если и не было знаком благорасполо-
жения, то, несомненно, указывало на ослабление отрица-
тельного отношения государства к староверам.
  Старообрядцы — это сторонники старого христианского
обряда, а староверы — это старая дохристианская вера».

   Я поняла: не случайно вчера заводила разговор, что всё
сообщество староверов должно построить себе одно боль-
шое поселение, а не жить, как кроты, в подземельях или
же горных ущельях. Тем более: «Кириллические алфавиты:
система письменности и алфавит для какого-либо иного
языка, основанные на этой старославянской кириллице.
Языки, использующие кириллический алфавит. Кирилли-
ческий алфавит был адаптирован для письма более чем 50
языков, преимущественно в России».
   Как много на сегодняшний день я узнала! Но ещё так
много вопросов оставалось, столько сторон их жизни для
меня по-прежнему были незнакомыми и неизвестными...
Нужно спросить у Владимира, как я уже поняла, это он стес-
няется мне всё рассказывать, даёт возможность самой про-
честь, а он-то знает всё! И даже подумала, что мне будет
интересно создать с ним семью.
   Некоторые вопросы у меня возникли именно после со-
вместного купания у водопада с девушками, у которых
были нательные кресты совсем другой формы. Они были
как будто бы восьмиконечные! Мой же крестик я забыла
у бабушки Ани в шифоньерке, ведь нам в школу запреще-
но было его надевать, и уже не помню отличие, но должна
спросить сегодня же у Владимира. Не успела о нём вспом-
нить, как он здесь и оказался:
— Можно я заберу в деревню Дубраву Любаню на при-
мерку платья? Мой же кафтан почти готов к свадьбе, тю-
телька в тютельку1 хватило ткани сшить его, чтобы был мне
по плечу... Мы там будем два дня, пока ей не закончат шить.
— Ладно, идите. Видно, спешишь со свадьбою?
   Я вышла из-за стола, прихватив книгу и подумав: «На све-
ту я её быстро осилю!» Он берёт меня опять за руку и выво-
дит из ущелья, вниз по-над горою идём узкой тропинкой,
а там и полем, где издалека заметила подводу с двумя запря-
жёнными лошадьми. Вскоре я оказалась в ней, лежащая на
соломенной подстилке лицом вверх, глядя на небо. По сто-
ронам скользили высокие деревья, подпиравшие небо и хле-
ставшие меня ветками по щекам, напоминая о действитель-
ности. Почему я всего этого не замечала раньше?.. А всё же
как хорошо жить, любить и наслаждаться природой!
    До Дубравы мы добирались долго, заночевали в кукуруз-
ном поле, и только к следующему вечеру показалось посе-
ление и указатель «Дубрава». Красивые хатки, добротные,
и сразу видно: здесь каждая семья живёт своей семьёй, как
подобает — с родителями, а кто-то и с бабушками и дедуш-
ками. У нас же, помню, старались сразу же отделиться от
родительской семьи, как поженятся.
— Вот это хатка Марьи Николаевны, она модистка, му-
жатка1. — Я не поняла, что он сказал, но он добавил: — Жен-
щина замужняя и на дому шьёт платья к свадьбам, потом
у неё собирается молодёжь, и вышивают красиво, тебе по-
нравится.
   Мне уже всё нравилось здесь, словно попала к своей ба-
бушке Ане! Всё вышито, чисто, красные полы покрашен-
ные, видно, недавно красили, блестели под лучами солнца,
проникающими сквозь открытые ставни небольших узких
окон. Марья Николаевна вышла навстречу:
— Гарная дивчина, Володя, где ты её нашёл? — улыбаясь,
сказала она. — Время терять не будем; поди, Володя, пошу-
кай, где ты остановишься на ночь, а может, на два дня. Её
же не отдам, буду шить, пока не стемнело. Можешь зайти
к нам на чай — вечерять, коль захочешь.
— Конечно, зайду, немного погуляем с Любаней, устала
она в ущелье-то жить.
— Пускай не переживает, все мы с этого начинали, сей-
час и хата есть, и дети вокруг.
    Володя вышел, она же достала белый шёлковый мате-
риал и сантиметр и на удивление ловко, тем более левой
рукой, начала кроить и приговаривать все добрые слова,
которые, наверно, я знала: «На счастье, на счастье, благо-
слови, Господь».

    Как стемнело — Володя уж на пороге. Повечеряли и вы-
скочили на свободу, как будто бы птицы, которых держали
взаперти. Я не выдержала и сказала:
— Какие счастливые, живут на земле, я этого не ценила,
пока со мной не случилось такое.
— Любаня, ты поверь, у нас будет ещё лучше!
   Я же думала о своём: «Любовь и свадебное платье всегда
так нераздельны! Невеста прекрасна в ожиданиях, и долгих
встречах с любимым, и в страхе с нетерпением ожидаемо-
го дня признания, даренного кольца. И нежные поцелуи
при этом! К месту сказанные слова! Забыться можно на
мгновенья от счастья, от слов, проникших в глубину под-
сознания, — что ты уже невеста. Словно луч направленного
солнца лицо ласкает. И ветром растрёпанные волосы бьют
по твоим щекам... И ты горишь от красивых слов, от тех
мгновений счастья, которые переполняют девичью меч-
ту, от неожиданности стремления пойти под венец, стать
женой, потом матерью. Быть любимой до конца дней, про-
жить с ним вместе, любя, заботясь: о нём, о семье, о детях
и счастье в доме...»
    А вслух ответила:
— Я постараюсь быть похожа на них, ведь я понимаю, что
я совсем другая, но ради нас постараюсь! Нашего будущего
будет много! Ты прав, я столько узнала из книги, что ты мне
передал. Но меня мучает вопрос, который стесняюсь тебе
задать.
— Ты ничего не должна скрывать, спрашивай всё, что ты
хотела бы узнать.
— Когда мы купались, заметила восьмиконечные на-
тельные кресты у ваших девчат, а у нас, кажется, четырёх-
конечный?
— Ты права и внимательна, и в этом основное различие
староверов и православных христиан. Но я об этом хочу
подробнее рассказать, ведь и венчать нас будут здесь, в Ду-
браве, по нашим обычаям, и... — он замолчал и подошёл
поближе. Я понимала, что он нервничает и всё до конца не
скажет сегодня. Но он всё же добавил: — Они смогли в са-
мых сложных природных и политических условиях сохра-
нить свою религиозную и культурную идентичность.

* Мужатка (мужатица) — замужняя женщина.
* Тютелька в тютельку — точь-в-точь, совершенно точно.

Часть 9

   Я уже совсем стала забывать, что со мной случилось.
Может быть, это любовь мне так вскружила голову, но я
ещё не понимала, как она меня постепенно заманивает в
сеть. Нам было хорошо вместе, и я чувствовала, что эти
дни, проведённые в дубраве, запомнятся мне надолго.
Мне казалось, что мы здесь вечность, здесь и лес совсем
другой – закомлистый1, что ли?.. Утром примерка, а
дальше мы – как вольные птицы. Владимир старался всё
показать и имел терпенье объяснить.
   Как-то я его спросила:
– Мне показалось, что здесь кычут2 чайки?..
– В лесу кычут дикие птицы, особенно совы.
– Никогда не видела сову, лишь в книге.
– Прочней твой дом, где кычут совы.
– А я думала – там, где гнездятся аисты?!..
   Он посмотрел на меня задумчиво и сказал:
– ...Одна лишь встреча глаз рождает жажду вновь их
видеть – алмазный блеск в глазах, который ты забыть не в
силах. И, красотой их очарованный, сражённый в сердце,
– в любви тотчас он объяснился. Один лишь он пока
влюблён – а для любви нужна же пара?.. Решил усилить
пыл свой, порой не внешность, душа – такая сила, беседа
за беседой, может навести на ту любовь! И не обязательно
быть красивым, но он красив! Души полёт она поймёт. И
много слов и поцелуи, не дав опомниться, но всё же...
   А я, сквозь слёзы:
– Мерка любви... – а в чём измеряешь? Разве можно
измерить любовь? Может быть, днями, прожитыми
вместе? Разве назовёшь это любовью?.. Может быть,
обязательства женщины заставляли столько прожить?!
Может быть, ты любишь, а он нет – и любовь безответна?
По пальцам можно посчитать те дни, когда согреты были
настоящим чувством... и плыли вы по облакам любви...
– Где это ты всё видела? У нас такого нет, и если мы
поженимся, то перед алтарём пообещаем быть верными и
жить до гроба вместе. У нас так есть, и это будет, и никто
не сможет нарушить наш завет. Я понимаю, что я пока не
бонвиван3, но ты ещё узнаешь обо мне!
    После похода в лес мы отправились на Агору4, там он
показал, насколько он щедрый и как хорошо сможет меня
содержать. Там было много лавок, мы зашли в сапожную
мастерскую, а там – туфельки, которые были почти у
каждой девушки их староверского поселения. Володя
сказал:
– Вот, выбирай, какого цвета хочешь?
  Мои глаза разбежались на разные: то красные возьму в
руки, то жёлтые, как цветочки, – но он подошёл к белым:
– Тебе вот эти чёботы5 будут впору и к свадебному
платью.
   Я покивала головой, тогда он сказал мастеру:
– Заворачивайте, все три пары берём.
   Но не только это – мы обошли все лавки, потом и
продуктовые тоже, – значит, здесь всё есть, как у нас. И
только один вопрос у меня возник: а почему всё же они
живут в пещере, столько людей? А когда он меня
возвращал к Марье Николаевне, модистке, с большими
подарками, она сказала:
– Ну как же, ты ж адамант6 на всё наше поселение, так
что, Любаня, цени его, он славный парень. Оставшийся
один без матери, вырастил всю ораву детей. Ну
прощайтесь; тебе, Володя, нечего смотреть свадебное
платье... Ну-ка покажите, что купили на ноги обуть к
свадьбе?
– Ничего особенного не было, вот чёботы белые купил на
всякий случай.
– Не годится, видишь: она росточком мала, ещё дитя,
может, вырастет... Нужно было бы на каблучках что-
нибудь купить.
– Так не было же?..
– Ничего, поправимо. У меня остался белый алтабас7 –
отдам его нашему сапожнику, и твои чёботы белые пускай
доработает и добавит котурны8. И тогда будет всё
отлично, я и платье длиной взяла на несколько
сантиметров больше.
– Спасибо, Марья Николаевна, утром за ней приеду на
повозке, она уже полностью загружена товаром, всё по
списку достал.
   Я посмотрела на него с удивлением: когда это он успел?
И мне уделял внимание, показал здесь, в Дубравах,
абсолютно всё, даже заходили в церковь, где будем
венчаться...
    Утро. Не успела я снять свадебное платье после
последней примерки, как у крыльца остановилась
повозка. Обратная дорога была знакома – видимо, потому
что у меня такая зрительная память на местность. Когда
подъехали к подножью горы, там нас уже ждали, хотя
здесь не было телефонной связи. Мужики разобрали все
тюки, взвалив на плечи мешки, я же со своими обновками
по узкой тропиночке шла за ними, а замыкающим был
Владимир, тоже нёс огромный мешок. Но у входа, сбросив
мешок, взял меня за руку и довёл до самой опочивальни
женщин. А на ухо сказал:
– Я буду скучать, Любаня...
   Я отодвинула шторку, но там уже никого не было, видно,
все на своих рабочих местах... я же не знала, что и делать,
– и, наверно, несколько часов просидела за столом, хотя
несколько раз поднимала глаза и смотрела на свою койку,
а про себя подумала: «Сейчас бы завалиться и поспать с
дороги...»
_______
1. Ко;мель – толстая часть ствола дерева непосредственно
над корнем (закомлистый лес).
2. Кычут – так говорят о криках, которые издают дикие
птицы.
3. Бонвиван – человек, любящий богато, беспечно, весело
жить.
4. Агора – городская площадь, рынок, базар.
5. Чёботы шились из сафьяна, дорогие – из атласа и
бархата. Сафьян жёлтый, голубой, червчатый, белый,
зелёный.
6. Адамант – бриллиант, говорится о человеке твёрдом и
решительном.
7. Алтабас – вид парчи, затканной золотом.


Часть 10

    Уже и осень, а нас ещё не обвенчали, – и сколько ждать
любви мгновенья? Он скромен, а я сама к нему привыкла,
тянет, как пчёлку на первый майский цветок! Но больше
всего мне нравилось, когда мы выезжали в Дубраву,
хотелось спрятаться там и никогда не откликаться и не
возвращаться домой... Но услышала Володин голос:
– Осенний зов теряется, скрываясь в густые заросли
дубрав. Ищу её и не могу найти... лес желтизной покрыт. А
я уже «ау!» кричу, ты только отзовись, прошу. Она такая
же белобрысая, как осень! Не найду... Заметил шорох
недалеко, раскрыл опавшую листву...
Она на корточках сидит, вся сжалась, как грибок, – гляжу,
а сверху лишь её коса закрученная на голове видна. Я к
ней руки протянул, встрепенулась она – и ожила.
– Я здесь... Так не хочется обратно в горы, в пещеру!
Неужели так будет суждено всю жизнь прятаться?
– Наши веками здесь живут, гонимые – то властью, то
нападками чужеземцев. Но скоро все выйдут из темноты,
жизнь будет красива! Начинается мокрядь*, нам же надо
успеть обратно.
    Осенью всё же сыграли свадьбу. Мы любили друг друга.
Одна беда – дети... они имели отклонения после
перенесённой мной лучевой болезни. Я их теряла одного
за другим.
«Когда в судьбе оправдываться нечем»,
Чёрный платок на голове как паранджа, –
Не знаешь, кто сейчас в ответе и зачем
Незваная печаль в твой дом вошла сама...
Так долго не могло бы продолжаться,
и, несмотря ни на что,

    Мы разошлись: начало без конца.
    Такое увидишь только в сериале,
    А мы увидели разрыв – и до конца
    Мы тянем лямку от такой потери...

...И вдруг я открываю глаза, а рядом стоит моя бабушка
Аня, толкает своей палкою:
  – Подымайся скорее, Любаня, за нами приехали,
эвакуируют нас, авария на Чернобыльской атомной
электростанции! Ничего сказали не брать, кроме
документов.
  – Сейчас, бабуля, я скоро!
    Мы вышли, а снаружи уже ожидала бортовая машина Газ-
51, полная людей. Один сосед помог забраться мне и
бабуле. Неужели то был сон?.. На меня смотрел парень –
очень уж похож на Вовку, с такими же красивыми
глазами...
    Машина везла нас далеко на север.
_______
* Мокрядь – моросящий промозглый осенний дождь.

КОНЕЦ

P. S.
«Авария на Чернобыльской АЭС (также известна как ка-
тастрофа на Чернобыльской АЭС, чернобыльская авария,
чернобыльская катастрофа, Чернобыль) — разрушение 26
апреля 1986 года четвёртого энергоблока Чернобыльской
атомной электростанции, расположенной близ города При-
пяти (Украинская ССР, ныне — Украина). Разрушение носи-
ло взрывной характер, реактор был полностью разрушен,
а в окружающую среду выброшено большое количество
радиоактивных веществ. Авария расценивается как круп-
нейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики,
как по предполагаемому количеству погибших и постра-
давших от её последствий людей, так и по экономическому
ущербу. 134 человека перенесли лучевую болезнь той или
иной степени тяжести. Более 115 тысяч человек из 30-кило-
метровой зоны были эвакуированы.
  В течение первых трёх месяцев после аварии погиб 31
человек, ещё 19 смертей с 1987 по 2004 год предположи-
тельно можно отнести к её прямым последствиям. Высокие
дозы облучения людей, в основном из числа аварийных ра-
ботников и ликвидаторов, послужили или могут послужить
причиной четырёх тысяч дополнительных смертей от от-
далённых последствий облучения».

КОНЕЦ

Действующие лица:
1. Главная героиня — Люба — Любаша — Любовь.
2. Молодой парень, старообрядческие традиции —
Вова — Владимир.
3. Дядя Николай — Николай Егорович — главный в ста-
рообрядческом поселении.
4. Клавдия Константиновна — жена Николая Егорови-
ча, она же возглавляет женское незамужнее общество в ста-
рообрядческом поселении.

5. Мать Владимира — Валентина, её сестра — Варва-
ра — Варя.
6. Отец (батя) Вовы — Владимира — Пётр Сергеевич.
7. Сёстры Владимира — Наталья, Надежда, Катенька,
Василиса...
8. Братья Владимира — Иван, Фёдр, Сёма, Андрей...
9. Девушка любит Владимира — Оксана.
10. Главной героини Любы бабушка Аня.