О батьке Махно

Кто видел хоть однажды батьку Махно –
Забыть его уже потом не мог:
Небольшого роста, землисто-жёлтое лицо,
Чёрные волосы, на плечах лежащие прядями,
В чёрной суконной пиджачной паре,
В лохматой шапке и высоких сапогах -
Напоминал он переодетого служку из монастыря.
По виду – заморивший себя длительным постом,
Или просто больной туберкулёзом человек,
Не было ничего в нём от грозного и жестокого атамана.
Лишь выделялись на его лице небольшие тёмно-карие глаза,
Их выражение было всегда одно и тоже:
Когда он улыбался, такое бывало иногда,
И когда отдавал самые жесточайшие приказы.
Вызывал содрогание у любого этот взгляд,
Тщедушной фигуре он совсем другой характер придавал.
Батька Махно – человек воли, импульса, страстей
И эти страсти бешено кипели в нём,
Железным усилием сдерживал он их с холодной маской.
По своей природе не был оратором Махно,
Но выступать на митингах любил.
Каждую фразу он жестом подкреплял –
Буйная, хмельная толпа чутко слушала его,
Производил он впечатление на ничего не признающих.
Батька Махно говорил обычно резко и тяжело,
После каждой фразы гневно повторял: «и только»…
Часто он говорил о том, что города погибнут,
Ведь для свободной жизни не нужны они,
Должны все там живущие бросить города,
Прочь уйти из них в леса и степи,
И новую, свободную крестьянскую там строить жизнь.
После батьки Махно обычно Волин выступал,
Старый теоретик анархист умел искусно говорить,
Но, почему-то, его слова проходят куда-то мимо толпы,
Она заворожена нескладной речью батьки Махно.
А батька сам прекрасно знает это,
Он на виду у всех стоит – самоуверенный, спокойный,
Каким-то колючим взглядом по толпе скользит,
А на его губах – чуть заметная улыбка,
Выражала она то ли удовольствие, то ли презрение…
Не спеша, батька Махно садится на тачанку,
Толпа же тянется к нему, давя друг друга,
И в исступлении ревёт: «Батько, наш Батько!»
Уже давно умчали лошади тачанку,
Но ещё долго, со слезами на глазах, ревёт толпа…